Большинство женщин сдается не потому, что сильна их страсть, а потому, что велика их слабость. Вот почему обычно имеют такой успех предприимчивые мужчины, хотя они отнюдь не самые привлекательные.
Франсуа де Ларошфуко
Вика отдышалась и сползла с дивана, увеличивая расстояние между нами. Я лишь нагло ухмылялся, потому что её приходы ещё не закончились, а я подожду и всё равно получу своё.
Ждать пришлось недолго, она сходила в ванную, вышла в банном халате, и уже через пару минут снова начала изводиться, потому что грубая ткань нещадно царапала напряжённые соски и разгорячённую кожу. Шпанская мушка вкупе с травой даёт потрясающий эффект «отвала башки», когда опция нравственных терзаний отключена, а сексуальное возбуждение включено на полную катушку без задних мыслей. И даже такая сдержанная и воспитанная в лучших традициях Вика теряет голову от жара между ног.
— Что опять, Вика?
— Это когда-нибудь закончится?
— Через несколько часов.
Вика застонала:
— Тогда иди ко мне.
И я пришёл, ведь невозможно отказать девушке, которая так призывно просит. Развязал халат, подхватил обнажённое тело на руки и понёс в спальню. Она снова застонала и заёрзала, когда я опустил её на шёлковые простыни, которые холодили и ласкали возбуждённую кожу. Именно поэтому в постели я предпочитаю исключительно шёлк, на нём даже холодные женщины загораются как звёзды на ночном небе.
Теперь я захотел насладиться сполна, не спеша, доставляя Вике весь спектр удовольствия. Я опустился на неё сверху и горячо поцеловал в губы. Мне нравилось ласкать её пухлые губки, раздвигать их, проникать языком в покорный ротик. Я опускался влажными поцелуями на шею, захватывал мочки ушей и лизал грудь.
Я то дул на соски, то легко закусывал их. Она сейчас была настолько чувствительной, что любое прикосновение вызывало в ней бурю эмоций, но и боль можно было причинить любым неверным движением. Она легонько стонала и выгибалась от этой ласки. Её груди попали в плен моих умелых рук, которые гладили и сжимали их. Потом я опустился ниже и проделал петляющую дорожку из поцелуев по животу, особенно задержавшись на впадине пупка. И она страстно выгибалась в моих объятиях.
Я целовал поочерёдно её стройные ноги от самых лодыжек до нежных бёдер, которые сами собой раздвинулись. От вида её розового лона, влажного и раскрытого, не тронутого никем кроме меня, я просто сходил с ума. Теперь настала моя очередь задыхаться от увиденного. Губки набухли и увлажнились, открывая возбуждённый бугорок клитора и обозначая вход во влагалище.
Сначала я коснулся пальцем её набухшего клитора, ожидая её реакции. Она порывисто вздохнула, и тогда мой палец задвигался, то совершая круговые движения, то надавливая на мокрую горошину со скоростью секундной стрелки. Она громко стонала и выгибалась навстречу этому, доставляющему невероятное наслаждение, пальцу, крутила бёдрами и сама насаживалась.
Она была полностью готова к продолжению, поэтому я убрал пальцы. Она почти болезненно застонала, ощущая пустоту, пока я не вставил член, опускаясь на неё тяжестью тела. Хотел почувствовать её кожа к коже. В таком состоянии одно только ощущение проникающего члена в трепещущую влагу было настолько ярким и приятным, что она сразу забилась в оргазме, подогреваемом мощными толчками моего крупного органа.
Мой гладкий и упругий член раздвигал эластичные стенки её лона, оголяя нервы, бархатистая головка долбила её заднюю стенку, а лобок тёрся о клитор. Она обхватила меня стройными ножками, помогая мне проникнуть глубже и сильнее. В таком темпе ни один из нас не мог продержаться дольше пары минут, но нам казалось, что это длится вечность, и во всём мире нет ничего кроме этой кровати, наших слившихся воедино тел и сильных движений.
Последние толчки я проделал так, как будто забивал сваи в бетонную стену. Вика кричала подо мной и снова кончала, как раз когда я изливал горячую сперму в её нежное лоно. Отголоски мощного и яркого оргазма ещё долго сотрясали наши мокрые от пота тела. Потом я нежно её поцеловал и откатился в сторону.
Когда год назад умер мой отец, и я вдруг остался один на один со всем бизнесом и самим собой, то у меня наступил период затяжной депрессии. Я-то надеялся, что наконец стану свободным от гнёта отца, но вот его нет, а обязанностей и ответственности стало в разы больше. И тогда я даже забил на женщин, хотя раньше и двух дней не мог прожить, чтобы не спустить в кого-нибудь. Тогда я вдруг ощутил свой возраст, понял, что я уже не мальчик. Но рядом с Викой я опять начал чувствовать себя чуть ли не подростком, готовым трахаться ночь напролёт.
От одних только мыслей об обнажённой доступной Вике крыша у меня улетала в космос. А ведь она даже не догадывается, что делает со мной. Мой член уже опять напрягся от всепоглощающего желания обладать ею, а в голове крутилась навязчивая мысль — Вика должна быть моей навсегда.
А она, ничего не подозревая о моих одержимых мыслях и под действием веществ, опять ёрзала на простынях. «Мушка» не отпускала её ещё четыре часа. Её тело горело, требуя удовлетворения раз за разом. И я дал ей всё, что нужно, заодно отпустив себя.
Позже, когда Вика наконец успокоилась и уснула сном праведника, я стоял, глядя на себя в зеркало. Происхождение никого не оставляет. Вот и Вика попала в капкан родового проклятия. Они с сестрой выросли в разных семьях, но отпусти Вику сейчас, и она повторит путь другой Вики, и в итоге окажется там же, где и её сестра. Надеюсь, что пока не в могиле.
Так же, как и я. Сколько бы я ни старался не быть похожим на отца, я на его месте и иду его путём. А захочу свернуть с проторенной дорожки, то очень вероятно кончу как Гас — с пулей в груди или голове. Мы с Викой удивительно похожи, хоть и очень разные.
Я смотрел на себя и не понимал. Я взрослый здоровый мужик, но у меня нет ничего своего: ни дома, ни собственного дела, ни любимой женщины, ни детей. Я нянчусь с братьями и сёстрами и тяну бизнес отца. Сколько ещё это будет продолжаться? Найду ли я в себе силы спасти Вику и себя, удержать её и начать собственную жизнь?
Мы все куда-то бежим, думая, что это спринт. Поначалу в молодости так и кажется — пробежали, получили приз, отдыхать некогда да и не нужно, рванули дальше. А потом оказывается, что это марафон без финиша. Требуется больше времени на отдых, но мы так привыкли постоянно быть в движении, что уже просто не успеваем остановиться и отдышаться.
Человек даже в конце жизни не всегда понимает, что это конец. Как мой отец, который передал мне эстафету. Понимание — это уже первый шаг к решению проблемы. Мне нужно сделать последний рывок, а потом я смогу отдышаться и заглянуть в вечность.