Двойной капкан

Глава 9 Зазеркалье

Дружбу не планируют, про любовь не кричат, правду не доказывают

Фридрих Ницше

Тахир вытащил меня прямо из-за стола, когда я допивала кофе, и, не спрашивая моего согласия, велел следовать за ним. Я была растеряна, расстроена, напугана и плохо соображала, особенно когда этот мужчина оказывался рядом. Его физическую силу я уже успела испытать на собственной шее, где теперь красовались уродливые синяки. Любое насилие выглядит отвратительно, и нет ему оправдания.

Только когда мы оказались на улице, я вспомнила, что босиком, и остановилась на холодной плитке крыльца, переминаясь с ноги на ногу, но он лишь бросил безразличный взгляд на мои ноги и ничего не сказал, садясь в машину, стоящую у самого входа. Я решила, что сейчас не время проявлять характер, может быть, туфли мне совсем и не пригодятся — закопать в ближайшем лесочке ведь можно и без обуви.

Машина плавно тронулась, а я наконец решилась спросить:

— Я могу сообщить родителям, что я пока жива?

Я сама удивилась, насколько тихим был мой голос, с жалобными интонациями. Я никогда раньше никого не умоляла, но на самом деле, я просто никогда не оказывалась в ситуации, когда от моих просьб зависит жизнь. И сейчас это даже не казалось унизительным: это нужно для выживания.

— Твои родители знают, что ты жива. Пока, — он сделал акцент.

— Но они наверняка беспокоятся обо мне.

— Наверняка. Им сказали, что ты свидетельница по делу об убийстве и находишься в следственном изоляторе на всякий случай.

— Почти правда…

Сбоку от меня раздался невесёлый смешок.

— Это «почти» в первой части фразы или во второй?

Я промолчала, а он нажал на какую-то кнопку, и между нами и водителем поднялось стекло.

— Ну, теперь рассказывай по порядку.

— С чего начать?

— С начала.

— Меня зовут Виктория Лазарева, я родилась 9-го февраля в 1-м роддоме города Новороссийска. Мне 22 года. Я студентка Медицинского института имени Сеченова по специальности «Педиатрическое дело». Я успешно сдала сессию и 3 дня назад приехала на каникулы к родителям. Вчера мы с подружками поехали в ночной клуб. Я, к сожалению, не знала, что в «Притон», давно здесь не была, поэтому не представляла, чтó это за место.

— И что же это за место? — Он откровенно усмехался.

— Притон для наркоманов.

— И что же ты, прилежная студентка мединститута, там делала?

— А ничего не успела сделать: только прошлась до туалета, чтобы вымыть руки и лицо, а потом заблудилась и свернула не в тот коридор.

Тут я замолчала, потому что запáл прошёл, и о дальнейших событиях рассказывать было уже не так просто.

— Заблудилась, значит?

— Да.

— Что было в коридоре?

Дальше слова давались с трудом, и я говорила, делая паузы:

— Там был ваш брат. Сказал, что заплатит и просил его не убивать, повторил это дважды. Потом были выстрелы. И только потом я увидела убийцу в чёрном спортивном костюме с капюшоном, надвинутым на всё лицо. Он нацелился на меня, но передумал и ушёл куда-то в другую сторону по коридору. Ваш брат истекал кровью, я пыталась остановить её, но это было бесполезно вне операционной. Нужна срочная операция и переливание…

Я отвернулась к окну, но ничего не видела, кроме того, что уже намертво засело в моей памяти. Слёзы застилали глаза. Я умолчала об эпизоде в зале, когда Гассан назвал меня по имени. Если Тахир об этом знал, то теперь у него было основание думать, будто я вру. Умалчивание есть самая настоящая ложь в данном случае. Он молчал, и это казалось страшнее, чем когда он действовал. Я ощущала, что он внимательно смотрел на меня, но ничего не говорил. Я скорее почувствовала, чем увидела, что стекло между нами и водителем опустилось.

— Ринат, надо заехать в «Плаза».

«Плаза» оказался магазин на центральной улице. Тахир вышел первым и открыл передо мной дверь. Я немного помедлила и тоже вылезла. В магазине нас сразу же приветливо встретила лощёная женщина.

— Оденьте Золушку, пожалуйста.

— На какой случай?

— На повседневный, что можно носить сейчас, и на смену: бельё, конечно, и обувь. И ещё обязательно найдите чёрное закрытое платье и чёрные туфли под него.

Ледяной ужас проник в самое сердце и впился в него острыми когтями. Женщина оглядела меня с головы до пят, остановившись на моих босых ногах, но виду не подала. Было очень неприятно слышать и видеть, как со мной обращаются подобным образом, как будто я дешёвая шлюха. Я не пыталась найти себе богатого мужчину, да и он не принц на белом коне. Я всегда упорно училась, старалась стать хорошим специалистом и помогать людям, но какое ему до этого дело: он считает меня замешанной в смерти его родного брата. Они из другого мира. И само обращение не так страшно, как то, что может последовать за этим. Он может отдать любой приказ, превратив мою жизнь в бесконечный кошмар или оборвать её с концами.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Чай или кофе?

— Кофе чёрный без сахара.

Она махнула подошедшей девушке и повела меня выбирать гардероб.

Тахир был занят телефоном и не смотрел на выбор одежды, кроме чёрного платья. Самое закрытое было с круглым вырезом под горло и пышной юбкой чуть ниже колена, без рукавов. К нему предложили туфли-лодочки. Тахир это одобрил и пошёл расплачиваться, оставив меня в летнем брючном костюме и кедах. Его водитель забрал пакеты со сменной одеждой и бельём, и мы снова погрузились в машину.

— Спасибо.

Он опять внимательно на меня посмотрел, но не ответил. Для него это, должно быть, сущие мелочи, но я всё равно должна была его поблагодарить: в конце концов, он не виноват в том, что моя одежда была безвозвратно испорчена кровью его брата, и он не обязан был покупать мне новую, тем более такую дорогую; вполне мог оставить меня ходить в том, что мне дали в кабаре.

Мы остановились в районе высоток на набережной в элитном районе. Тут уже стояли четыре большие чёрные машины, явно ожидая нас. Из одной из них вылез мужчина, который вчера увёл меня из клуба и привёз в кабаре, его, кажется, звали Ахмет.

Тахир застегнул пиджак на одну пуговицу и пошёл к подъезду, не забывая про меня. Он положил мне на спину свою руку, слегка обхватывая за талию, и подтолкнул. Я напряглась, как будто меня обнимала не тёплая мужская рука, а голодный удав. Он не отпускал меня всю дорогу до двери.

Из квартиры доносилась громкая тяжёлая музыка. Один из его людей позвонил в дверь несколько раз, но ответа не последовало. Тогда Тахир кивнул, и мужчина достал связку ключей, подбирая их к замку. Мы с ним стояли чуть в стороне, и он чуть впереди, частично закрывая меня. Наконец дверь поддалась, и сразу трое его людей вошли внутрь. Оттуда послышались резкие крики, перемешанные с отборной бранью:

— Вы ещё кто такие⁈

— Чего вы тут делаете⁈

— А ну пошли отсюда!

После нескольких минут возни внутри раздался голос Ахмета:

— Входите, босс.

Я инстинктивно дёрнулась, не желая туда идти, как будто сейчас решалась моя судьба, и ничего хорошего меня там не ожидало, если я войду в эту квартиру. Эта дверь представлялась в моём воспалённом сознании как вход в чистилище, откуда единственная дорога ведёт прямиком в ад. Я с ужасом посмотрела на профиль мужчины, но он сейчас был похож на гранитную статую, холодную и без чувств. Тахир крепко взял меня за руку и повёл за собой. Сопротивляться было бесполезно.

Мы прошли сразу в большую комнату. Внутри пахло дымом, гарью, мужским потом и пылью. Я никогда бы не подумала, что в таких домах есть подобные квартиры из совершенно другого мира. Дорогие, большие, просторные, элитные, а по факту настоящие притоны. На диване рядком сидели три наркомана. Их невозможно было спутать: худые, измождённые, растрёпанные, в чёрной не очень чистой одежде и даже в жару с длинным рукавом, прикрывающим их исколотые вены. Тахир окинул компанию равнодушным взглядом и заговорил:

— Ну привет, Йорик. Как жизнь молодая, вся в дыму, в угаре?

Йорик молчал, сжав синюшные губы в тонкую полоску и сверлил меня взглядом, и Тахир подтолкнул его к речи:

— Узнаёшь её?

— Да… нет…

— Так да или нет?

— Я его не знаю, — я решила заговорить, хоть меня и не спрашивали, но потом у меня может не быть такой возможности.

— Помолчи. Так как, Йорик?

— Ну отмыл ты её, приодел, волосы перекрасил, но…

— Но? Хочешь посмотреть поближе?

Йорик, встав неверным шагом, приблизился ко мне, а я отшатнулась, но Тахир не дал отступить, крепко придерживая за руку. Йорик резко схватил меня за руку, выворачивая её.

— А следы от уколов где?

— Так она кололась?

Йорик с удивлением посмотрел на Тахира, словно тот спрашивает абсолютно банальные вещи и пытается поймать на какой-то мелочи.

— По-чёрному.

— Сидела на «хмуром», как вы все?

— Да.

— Ты знаешь её имя?

— Вика её зовут.

Йорик потерял ко мне интерес и упал обратно на диван.

У меня внутри всё похолодело, хотя мне и так уже было ужасно плохо: я почти теряла сознание от страха и переставала понимать, что происходит вокруг меня и со мной. Откуда они знают моё имя? Я как будто попала в зазеркалье, в параллельный мир. Я всё ещё я, меня зовут Вика Лазарева. Меня тут все знают, хотя я не знаю никого из них. И все они считают меня другим человеком: наркоманкой, шлюхой, предательницей, убийцей…

Я начала сомневаться сама в себе. Возможно, стресс создал ложные воспоминания, и на самом деле я никогда не была послушной дочкой в благополучной семье, никогда не училась на отлично, не поступила в мединститут, чтобы стать врачом. Может быть, и я правда наркоманка, которая подвела брата Тахира к смерти, но я просто этого не помню. Гассан ведь тоже меня узнал.

— Ахмет, подождите меня в машине.

Я не сразу поняла, что именно меня нужно было вывести из квартиры. Ахмет взял меня за плечо, а я даже не сопротивлялась, глядя прямо перед собой в одну точку, и сидела так в машине до тех пор, пока дверь не хлопнула. Я вздрогнула, когда Тахир сел рядом и поднял стекло от водителя. Наверно, я должна была что-то сказать, возразить, оправдаться, правда, не знаю, в чём, но слова застряли комом в горле, а к глазам предательски подступали слёзы.

— Сними брюки.

Я не сразу поняла, что он обращается ко мне. Я повернулась к нему и отчаянно замотала головой. Тогда он тяжело вздохнул, протянул ко мне руку, перехватил за талию и легко развернул, так что я оказалась на коленях задом к нему. Он опять применял ко мне свою огромную физическую силу и делал это легко. Его руки властно легли на мой живот, и он быстро расстегнул молнию, а потом стянул брюки до самых колен сразу с трусиками. Несмотря на резкие движения, мне было не больно, только очень стыдно и противно.

Я зажмурилась от ужасного осознания того, что сейчас произойдёт. Его руки легли на мои ягодицы, он провёл по коже и немного раздвинул их. Мне было страшно, мерзко, отвратительно от такого обращения, но я также явно чувствовала, что его ладони горячие, мягкие, плавно скользящие, не причиняющие физической боли. Я не знала, как это происходит и что он будет делать дальше, но он просто гладил меня, а потом бесконечно долго держал руки на моих ягодицах. Я оцепенела от происходящего, одновременно вспыхнув, как спичка, и начала гореть от стыда и какого-то ещё, неведомого и странного чувства предвкушения.

— Одевайся, — он отнял от меня руки, и я даже как-то расстроенно вздохнула, чуть не поддавшись назад, чтобы он продолжил меня гладить, но вовремя одёрнула себя и натянула брюки назад. Я не почувствовала облегчения, когда он меня отпустил.

— Выходи из машины, дальше ты поедешь на другой, — он отдавал приказ, не глядя на меня.

Моё лицо горело, слёзы наворачивались на глаза. Он постоянно и методично применял ко мне психическое и физическое воздействие, подавляя мою волю, выдёргивая из привычной среды, действуя неожиданно и грубо, выбивая из колеи.

Я уже потерялась во всём происходящем и, кажется, начала терять себя. Мои прежние установки сейчас не работали. Я попала в совершенно иной мир, здесь всё другое: люди другие, живут непривычно, ведут себя резко, демонстрируют власть, разрушают себя и близких, перекраивают реальность и людей под себя. Для них нет преград, они переступают через себя и через других и идут дальше, даже стены для них не преграда, они легко их ломают и следуют по развалинам и осколкам душ, которые погубили. Одной из таких душ стану я.