Единственная ночь

Глава 15

— Еще никогда в жизни мне не было так стыдно. — Ханна раскинулась на коричневом кожаном диване, взгромоздила ноги на подлокотник и мрачно глотнула горячего зеленого чая. — Представляешь, я стояла посреди холла в Дримскейпе и орала на него! Братья Уиллис наверняка слышали каждое слово. Должно быть, сейчас об этом скандале уже знает весь город.

Пэмела, устроившаяся напротив подруги по другую сторону журнального столика, поджала под себя ногу, обхватила обеими ладонями кружку и криво усмехнулась:

— Выходка, недостойная Хартов.

— Точно.

— Почти возмутительная — во всяком случае, для женщины, которая носит фамилию Харт.

Внезапно Ханна с содроганием вспомнила о своем черном лифчике, лежащем на ступенях лестницы в Дримскейпе. Если бы Пэмела знала, как отвратительно она вела себя последние двадцать четыре часа!

— Я рада, что ты развеселилась, — пробормотала Ханна, уткнувшись в свою кружку. — Но я хотела бы напомнить: половина Дримскейпа принадлежит мне. Я имела полное право разозлиться.

— Само собой, имела!

— Не понимаю, что тут забавного.

Пэмела многозначительно приподняла бровь:

— Я жду продолжения.

Ханна не вовремя вспомнила, как вчера на лестнице сбросила сначала одну, потом вторую туфлю.

— Что это значит?

— Ты очутилась в затруднительном положении, — объяснила Пэмела, — и до сих пор провинилась лишь в одном: накричала на Мэдисона в присутствии свидетелей. С точки зрения Хартов, это настоящее преступление, а Рейф Мэдисон наверняка уже забыл о нем. Вопрос вот в чем: что будет дальше?

Ханна отпила еще чаю, все глубже погружаясь в пучину уныния.

— Он предложил мне партнерство.

— Партнерство? — Пэмела изумленно вытаращила глаза. — Рейф Мэдисон? Тебе? Не может быть!

— Конечно, это немыслимо.

— Разумеется.

— У нас ничего не выйдет.

— Ничего и никогда. Боюсь даже думать о том, что скажут твои родные, узнав, что ты решила открыть отель и выбрала в партнеры Рейфа.

— И я об этом стараюсь не думать.

Похоже, Пэмела с трудом сдерживала улыбку.

— Ну, в чем дело? — не выдержала Ханна.

— Насчет вас с Рейфом ясно одно, — заявила Пэмела. — Вы встречаетесь редко, но когда встречаетесь, с вами не соскучишься.

Шум подъезжающей машины избавил Ханну от необходимости отвечать. Не прошло и минуты, как по комнате пронеслись два маленьких вихря в джинсах, теннисках и миниатюрных кроссовках, а следом за ними — огромный зверь с совершенно не подходящей кличкой Китти.

Из-за Китти Уинстона сегодня пришлось оставить дома. Китти недолюбливала пса, и Ханна не сомневалась, что Уинстон отвечает ей взаимностью. Когда их познакомили, Ханна сразу заметила хищный блеск в глазах Уинстона — такой же блеск появлялся, когда он носился за чайками на берегу. Со своей стороны, Китти шипела, ясно давая понять, что терпеть не может собак.

— Папа, папа приехал! — нараспев повторял крошечный вихрь по имени Роуз, пытаясь дотянуться до дверной ручки.

Но Марк, старший брат Роуз, опередил ее:

— Я первый покажу ему мозаику, пока ты не пристала к нему с дурацким рисунком.

— Мой рисунок не дурацкий. — Роуз оглянулась на Пэмелу, ожидая поддержки. — Правда, мама?

— Он очень красивый, — заверила Пэмела. — Мы повесим его на холодильник вместе с остальными.

Роуз напустилась на брата:

— Ну, что я говорила? Ничего ты не понимаешь!

Пэмела с улыбкой объяснила Ханне:

— Роуз вся в меня. Она умеет постоять за себя.

Ханна усмехнулась:

— Удивительно! Гены передаются из поколения в поколение.

— Кстати, ты не собираешься кому-нибудь передать свои гены?

Ханна посмотрела на детишек, спорящих, кто откроет дверь Брэду, и испытала внезапный прилив острой тоски. При виде Марка ей представился мальчик с глазами Рейфа. Впервые она задумалась о том, как неумолимо отсчитывают секунды биологические часы.

— Не ожидала, что ты спросишь об этом, — негромко откликнулась она. — Видишь ли, для того чтобы получился готовый продукт, недостаточно генов Ханны Харт.

Дверь распахнулась, в холл вошел Брэд — светловолосый мужчина с умными глазами за стеклами очков в тонкой металлической оправе. Под обманчиво флегматичной маской скрывался проворный, острый, как бритва, ум. Брэд довольно быстро приобрел стиль, который следовало бы назвать академическим. Вот и сегодня его рубашка и брюки цвета хаки были измяты, галстук завязан неуклюжим узлом, а облик молодого профессора дополняли мягкие кожаные туфли и туго набитый портфель.

Он едва успел помахать рукой Ханне, как его вниманием завладели дети и Китти.

— Папа, смотри, какую мозаику я сложил!

— Папа, папа, это я сама нарисовала!

Брэд присел на корточки, здороваясь с детьми и кошкой. Его лицо сияло неподдельной радостью.

Наблюдая за маленьким семейным ритуалом встречи папы, Ханна вдруг с ужасом почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Торопливо заморгав, она отвернулась. Что это с ней сегодня? Если так пойдет, скоро ей понадобится помощь психолога. Надо взять себя в руки. Пэмела озабоченно посматривала на нее.

— Ты в порядке? — Пэмела повысила голос, чтобы перекричать болтовню детей. — Что случилось?

— Ничего, не беспокойся. — Ханна торопливо отпила чаю. — Просто утренняя ссора с Рейфом выбила меня из колеи. С Дримскейпом надо что-то делать, Пэм. Так продолжаться не может. Пора принимать решение.

Ей ответил Брэд. Несмотря на то что Роуз и Марк цеплялись ему за ноги, он сумел войти в комнату.

— Судя по тому, что я услышал сегодня утром, у Рейфа Мэдисона свои планы насчет Дримскейпа. Что происходит? Ты хочешь продать ему свою половину дома?

— Он не собирается покупать ее, — сухо объяснила Ханна. — Он предлагает партнерство.

Брэд задумался.

— Скорее всего, он не может позволить себе выкупить твою половину.

— Насколько мне известно, у Рейфа нет денежных затруднений, — возразила Ханна.

Брэд нахмурился:

— Тогда в чем же дело? Пэмела посвятила меня в подробности истории Хартов и Мэдисонов. У меня создалось впечатление, что примирение невозможно.

— Враждуют уже три поколения наших семей.

— Тогда почему же Рейф Мэдисон предложил тебе деловое партнерство? — удивился Брэд.

— Понятия не имею. — Ханна решила, что пора сменить тему: — А как твои дела, Брэд?

— Кстати, у меня отличные новости. Сегодня утром меня вызывал директор института. Мне предложили должность. Первого числа приступаю к работе.

— Ура! — Пэмела вскочила с кресла и бросилась в объятия мужу. — Поздравляю! Я так и знала!

Брэд переглянулся с Ханной поверх головы жены.

— Сдается мне, тут не обошлось без помощи друзей. Ходят слухи, что Перри Декейтер вдруг перестал возражать против моей кандидатуры.

— Сукин сын! — скривилась Пэмела. — Я знала, что все задерживается из-за него! Он просто завидует. Боится, что ты сразу затмишь его, с его-то куриными мозгами. И конечно, он прав. Не пойму только, что заставило его сдаться?

— Спроси у Ханны.

Пэмела живо обернулась, не зная, какой из сотни вопросов задать первым.

— Что случилось?

— Почти ничего, — объяснила Ханна. — Вчера вечером Перри пригласил меня на прием в честь Торнли — хотел поразить весь институт своими связями. Ну, вы же понимаете, о чем я.

— Конечно, — кивнул Брэд. — Харты — одна из самых влиятельных семей в городе. Присутствие одной из Хартов на вчерашней вечеринке — очко в пользу Декейтера.

Ханна продолжала:

— А я случайно узнала, что на прием приглашен и один из моих бывших клиентов. Перри надеялся уговорить его сделать щедрое пожертвование в исследовательский фонд института.

— Ты про Тома Лидда? — уточнил Брэд.

Ханна кивнула:

— Правильно. В институте ты далеко пойдешь.

— Насколько я понимаю, ты побеседовала с Лиддом?

— Я только упомянула, что институтский комитет рассматривает твою кандидатуру и что ты стал бы ценным приобретением для института. Том Лидд поверил мне.

Брэд присвистнул:

— Как это Декейтер не лопнул от злости?

Пэмела зажала рот ладонью и взорвалась хохотом.

— Тактический маневр в классическом стиле Хартов! Родители могут тобой гордиться.

— Я твой должник, — обратился Брэд к Ханне.

Он уже не смеялся.

— Не выдумывай. — Ханна улыбнулась — впервые после безобразной сцены, разыгравшейся в Дримскейпе утром. — Мне давно хотелось расквитаться с Перри за то, что произошло восемь лет назад. Вот я и дождалась подходящего момента.

Брэд покачал головой:

— У вас, Хартов, крепкая память.

Ханна так и не поняла, что это — комплимент или упрек.

После ужина у Макаллистеров она вернулась к себе в коттедж поздно вечером. Как ни странно, беспорядочный и шумный ужин поднял ей настроение.

Может быть, сегодня ей наконец-то удастся все обдумать. Ей давно пора во веем разобраться. Рассматривать Рейфа Мэдисона в перспективе оказалось нелегким делом, но в плюсы Ханна записала то, что ее покинули тревога и раздражение. Она — Ханна Харт, о чем, кстати, напомнила ей Пэмела, значит, она умеет продумывать стратегию и тактику. Харты не позволяют бурным эмоциям сбить себя с толку, когда речь идет о бизнесе, — в отличие от Мэдисонов.

Надо сосредоточиться на деловых аспектах, связанных с Дримскейпом. Самоуправства со стороны Рейфа она больше не потерпит.

Но что-то подсказывало Ханне, что об этом легче сказать, чем сделать. Мэдисоны донельзя своевольны, думала она, ставя машину перед молчаливым домом.

Заглушив двигатель, она выбралась из машины и в задумчивости направилась к двери. Да, у нее нет любящего мужа и пары прелестных детишек, встречающих ее у двери, но зато у нее есть Уинстон.

Преданный, верный, любящий Уинстон.

Вставив ключ в замок, она прислушалась, но не услышала ни приглушенного царапанья когтей по дощатому полу, ни радостного поскуливания.

В ее душе впервые зашевелилось беспокойство. Уинстон — бдительный пес с почти сверхъестественным слухом. Он просто не мог не услышать шума подъезжающей машины.

Ханна быстро отперла дверь, распахнула ее и шагнула в холл.

— Уинстон!

Тишина.

— Уинстон, где ты? Уинстон, ко мне! Послушай, не обижайся из-за Китти. Да, я пару раз погладила ее, но даже не взяла на руки, клянусь тебе!

Но Уинстон так и не выбежал ей навстречу.

Ханна включила свет и вошла в кухню. В собачьей миске из нержавеющей стали вода осталась нетронутой, искусственная кость валялась под столом.

Беспокойство начало быстро перерастать в панику. Что-то случилось.

— Уинстон!

Она бросилась в гостиную и заторопилась вверх по лестнице. Может, пес оказался взаперти в спальне или в ванной, где случайно захлопнулась дверь. Ханна пыталась найти хоть какие-нибудь объяснения. Может, дверь захлопнул сквозняк? Но если Уинстон наверху, почему же он не залаял, услышав, что она дома?

Последние ступеньки она преодолела бегом. Одного беглого взгляда ей хватило, чтобы убедиться, что все двери распахнуты.

Она забегала из комнаты в комнату, заглядывая под кровати и в шкафы. Уинстон как сквозь землю провалился.

Ей вдруг пришло в голову, что он каким-то образом выбрался из дома и заблудился. На Уинстона это не похоже, но, несмотря на всю сообразительность, он все-таки пес, а собакам свойственно любопытство.

Ханна медленно спустилась вниз и остановилась в холле, гадая, как Уинстон мог выбраться из дома. Когда она вернулась, парадная дверь была заперта. Значит, остаются дверь в кухне и вторая дверь.

В кухне она быстро убедилась, что дверь надежно заперта. С растущим трепетом она вернулась в холл, повернула направо, машинально включила свет и направилась в глубину дома.

В маленькой задней прихожей царила темнота. Ханна включила свет и быстро огляделась. Дождевики, зонты, пляжная обувь, стопка старых полотенец занимали все место. В углу, стояли две метлы и древняя швабра.

Дверь оказалась закрытой, но незапертой. Однако забыть запереть ее, уезжая к Пэмеле, Ханна просто не могла. Она слишком долго прожила одна в большом доме, чтобы забывать об элементарных мерах предосторожности.

Но даже если дверь почему-то осталась незапертой, как Уинстон умудрился открыть ее? Он умница, но пальцев у него все-таки нет. И сил слишком мало, чтобы повернуть дверную ручку и открыть дверь. С такой задачей справилась бы специально выдрессированная собака, но Ханна никогда не учила Уинстона сложным трюкам.

Ей не верилось, что она оставила дверь не только незапертой, но и приоткрытой, но других объяснений не находилось. Выбраться из дома Уинстон мог только таким путем.

Ханну захлестнуло отчаяние. Уинстон где-то под открытым небом, в темноте, заблудившийся и перепуганный… А если на шоссе его сбила машина?

Повернувшись, Ханна выхватила из ящика шкафа фонарик, сообразив, что он ей понадобится. Луна уже взошла, но туман быстро сгущался.

Она надела вылинявшую ветровку и распахнула дверь. На заднем крыльце она включила фонарь.

— Уинстон!

Откуда-то издалека донесся лай, едва различимый сквозь глухой шум прибоя у подножия скал. С сердца Ханны свалился камень: Уинстон в Дэдхенд-Коув!

Сбежав по ступенькам крыльца, она отважно ринулась в самую гущу тумана. При свете фонаря все кругом приобрело пугающий, неземной вид. С трудом узнавая привычные ориентиры, Ханна заторопилась по тропе к пляжу.

— Уинстон, ответь! Где ты?

На этот раз ответом ей стал резкий, возбужденный, злой лай. Он действительно слышался со стороны бухты, но Уинстон вовсе не торопился к хозяйке. Неужели он попал в ловушку в какой-нибудь из пещерок?

На краю утеса, там, где начиналась тропа вниз, Ханна помедлила и осветила фонариком каменистый берег. Внизу виднелась широкая полоса сырого песка. Прилив уже начинался, но еще не достиг наивысшей точки. Кончики каменных «пальцев» еще не скрыла из виду вода, но их уже облепили клочья пены. Еще час-полтора — и камни окажутся под водой.

Уинстон опять залаял, на этот раз громче. Ханна сообразила, что приближается к нему, но почему-то пес не делал никаких попыток двинуться к ней навстречу.

Ханна начала осторожно спускаться на берег по узкой тропе, усыпанной галькой. Она ни разу не оступилась, несмотря на темноту и туман, только потому, что ходила по этой тропе много лет подряд и знала ее лучше, чем улицы Портленда. В тумане камни стали скользкими. Дважды Ханна чуть не споткнулась, но удержала равновесие.

К тому времени как она достигла пляжа, у нее сбилось дыхание. Она сразу принялась освещать фонариком черные устья пещерок.

— Уинстон!

В тумане опять прозвучал лай. Где-то за спиной? Но где? Ханну снова охватила тревога.

Она повернулась лицом к каменным «пальцам», направила луч фонарика на «большой палец» и осторожно зашагала по мокрому песку.

На ее ветровку градом сыпались соленые брызги, волны плескались у входа в бухту и лизали ей ступни. Ханна пожалела, что не успела надеть ботинки.

Туман рассек громкий, требовательный лай — Уинстон явно потерял терпение. Возможно, он забрался на камни еще до начала прилива и теперь боялся прыгать в воду. Но это же бессмысленно! Уинстон охотно плавал и не боялся воды. Ханна ахнула, когда на ее щиколотки обрушилась еще одна холодная волна с клочьями пены.

Она осветила верх ближайшего «пальца», но пса нигде не увидела. Методично и неторопливо она оглядывала один камень за другим. От брызг ее лицо и волосы уже стали мокрыми. По возвращении домой ей не повредит горячий душ. Только простуды ей сейчас не хватало!

Туман стремительно сгущался, но Ханна сумела разглядеть в нем указательный «палец». Почему-то он насторожил ее. Лай повторился. Он исходил откуда-то из-за указательного «пальца».

Ханна бросилась вперед, не замечая, что вода поднялась уже до самых икр. На камне она увидела большую квадратную клетку. В ней сидел Уинстон.

— Господи, Уинстон, что случилось? — Она зашлепала к нему прямо по поднимающейся воде. — Кто это сделал?

К счастью, клетка была не заперта. Мокрый Уинстон прыгнул прямо на руки хозяйки, не переставая дрожать. От толчка Ханна пошатнулась и чуть не упала. Уинстон радостно лизал ее лицо. Фонарик в руке описал широкую дугу.

— Теперь у меня будет больше седых волос, чем у тебя, — прошептала Ханна, уткнувшись лицом в мокрую шерсть пса. — Что здесь произошло?

Но Уинстон ничего не мог ответить. Ханна торопливо понесла его к тропе.

— Я сообщу в полицию. Городок маленький, в полиции должны знать, кто из местных панков способен на такую дикую выходку. Клянусь, я подам на него в суд.

Уинстон лизнул ее в ухо.

Добравшись до сухого места на берегу, она спустила Уинстона с рук.

— Ладно, идем домой сушиться. И долго ты здесь проторчал? Ну, попадись мне только этот негодяй! Я ему…

Уинстон прервал ее глухим рычанием. Ханна заметила, что он пристально вглядывается в темноту, окутывающую тропу. Ничто, кроме этого рыка, не предвещало опасности.

— Уинстон, не смей! — Ханна вовремя схватила пса за ошейник. — Останься здесь!

Пес сразу повиновался, но Ханна чувствовала, что инстинкт зверя толкает его вперед. На тропе их кто-то поджидал. Тот, кого Уинстон ненавидел.

Ханне стало страшно. Неужели их подстерегает тот, кто посадил Уинстона в клетку и обрек его на смерть?

В тот же миг до нее дошло, что неизвестный враг прекрасно видит ее — благодаря включенному фонарику.

Ханна потушила фонарь и нагнулась к Уинстону.

— Тише! — Она прикрыла ему пасть. Вряд ли приглушенный рык слышен сквозь шум прилива, но лаять и выдавать их псу незачем.

Уинстон помотал головой, не сводя глаз с тропы.

Ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, Ханна поняла: идти по тропе нельзя. Они столкнутся с неизвестным врагом лицом к лицу. И торчать здесь, на берегу, тоже бесполезно.

Ханна потянула пса за ошейник, продолжая прикрывать ему пасть.

— Сюда, — шепнула она. — Только не шуми — не знаю, какую команду полагается давать собакам в таких случаях.

Если Уинстон и оскорбился, то сетовать не стал. Он послушно засеменил рядом с Ханной, которая согнулась, не решаясь отпустить пса. Короткими перебежками они приближались к одной из пещерок. Ханна надеялась, что рокот прибоя заглушит шум, который они с Уинстоном подняли, карабкаясь по камням.

Наибольшую опасность представляли глубокие лужи, усеивающие берег. Ночью, в темноте, каждая из них превращалась в ловушку. Но к счастью, Уинстон видел в темноте и обходил лужи. Ханна то и дело скользила и оступалась.

Впереди показалось черное устье пещеры, из него исходила вонь гниющих водорослей. Впервые Уинстон не проявил никакого интереса к новым запахам. Он не терял бдительности и сосредоточенности. Но отпускать его Ханна пока не отваживалась.

— Тише, — умоляла она. — Прошу тебя, тише.

Уинстон еле слышно заскулил и опять задрожал. Протянув руку, Ханна нащупала стену пещеры и вздрогнула, коснувшись сырого склизкого камня. Должно быть, Уинстон почувствовал ее замешательство, или же в нем пробудился древний инстинкт охотника и защитника. Как бы там ни было5 он уверенно зашагал во тьму пещеры, прокладывая путь.

Обогнув скальный выступ, они лишились даже слабого, призрачного света луны, заглядывающей в устье пещеры. Здесь темнота приобрела совсем другие свойства, стала густой и вязкой. Ханна не видела ровным счетом ничего. Она неуклюже ковыляла вперед, как слепая, следуя за Уинстоном. Включить фонарь она решилась лишь после того, как ударилась головой о каменный свод и ободрала колено.

Она направляла свет вперед, на поднимающийся пол пещеры. Уинстон уверенно топал по обломкам песчаника, не проявляя ни малейшего желания лаять.

Каменный ход привел их к нескольким маленьким и сырым пещеркам. Ханна наткнулась на то, что осталось от старой розовой детской сандалии — наверное, потерянной здесь ею самой или ее сестрой много лет назад.

Ход разветвился. Несколько туннелей были слишком узкими для человека, хотя по ним мог бы пройти Уинстон. Ханна выбрала туннель, где часто бывала в детстве. Ее брат Ник пометил вход в туннель красным крестом, который за долгие годы даже не выцвел.

Уинстон окончательно осмелел, в пещеру ворвался поток свежего воздуха. Они обогнули очередной выступ, и темнота снова стала другой. Ханна поняла, что видит перед собой не каменную стену пещеры, а ночной туман.

Она поспешно потушила фонарь и заторопилась вслед за Уинстоном к выходу из пещеры. Его настроение тоже изменилось. Он по-прежнему рвался вперед, но оживленно, а не зло и настороженно.

— Ханна!

Услышав собственное имя, она вздрогнула и застыла у выхода из пещеры. А когда она поняла, что слышит голос Рейфа, ею овладело почти болезненное облегчение.

— Сюда, Рейф!

Уинстон заскулил и помчался вверх по склону, Ханна поспешила за ним. Вскоре оба побежали.

Ханна не останавливалась, пока не увидела впереди силуэт Рейфа и не упала прямо в его объятия.