Эффект разорвавшейся бомбы

13

Люк

— Ненавижу предсезонку, — пробормотал Джек. — Сидя на скамейке запасных, я становлюсь нервным.

Моя улыбка легко сошла с лица, несмотря на то, что мы проиграли нашу первую игру, потому что я тоже так думал. Мы не должны были говорить об этом вслух — говорить нашим болельщикам и средствам массовой информации, что тренировка была необходима, что выход на поле более молодых и неопытных игроков дал нам шанс понаблюдать за их выступлениями.

Но, будучи стартовым квотербеком, я был вынужден бесцельно слоняться по боковой линии, передавая своим дублерам игровые комбинации через гарнитуру, наблюдая за ними с жжением под кожей от желания быть тем, кто выйдет на поле. Было ясно, почему я не мог этого сделать, риск получить травму в игре, которая не имела значения, был слишком велик, но это все равно не помешало мне побежать туда.

Вместо того, чтобы раздувать тираду Джека, которая длилась всю нашу поездку на эту чертову фотосессию и интервью, я ударил его по плечу.

— Необходимое зло, и ты это знаешь. Они никогда от этого не избавятся.

Мы решили поехать вместе, так как на самом деле мы были нужны им только для части интервью. Ранее Ава написала, что мы совмещаем съемку и интервью из-за идеи Элли о фотографиях за кадром, что означало, что мы должны выглядеть так, будто мы не законченные неряхи.

— Я ненавижу интервью, — сказал ему. — Раз уж мы настроены делиться.

Джек хихикнул.

— Ты так говоришь, как будто никто этого не знает. — Он начал загибать пальцы. — Все в команде знают, что ты их ненавидишь. В приемной определенно знают, что ты их ненавидишь. А я не знаю? Как ты думаешь, СМИ знают, что ты их ненавидишь? Да, давай пересчитаем их дважды.

Я неловко заерзал на стуле.

— Ты не должен меня винить.

Учитывая, насколько Джек был моложе меня, его не было в команде, когда я разбирался с последствиями истории Кассандры, за которой последовал несчастный случай с ней и прославление «отца-одиночки квотербека», но он был достаточно взрослым, чтобы помнить, как это происходило.

— Нет, думаю, не могу. — С пассажирского сиденья он быстро взглянул на меня. — Ты уловил много дерьма от пиарщиков по поводу статьи о том, что Элли отвлекает?

— Немного, — ответил ему. Это было все, что я планировал ему сказать.

К настоящему времени все это кануло в лету — счастливый побочный продукт СМИ с предсказуемо коротким охватом внимания. Но в тот вечер, когда я увидел статью, получил душераздирающий телефонный звонок от Авы и остановил приступ паники у Элли на заднем дворе, — я не захотел повторять. По многим причинам.

Видя, как она смотрит на меня так, как смотрела, когда не могла дышать, эти большие глаза цвета океана, полные паники и страха, и совершенно ошеломляющий размер того, в центре чего она была, я не мог вспомнить, когда в последний раз мне было по-настоящему стыдно за то, что я сделал. Не только то, что я сказал идиоту-журналисту, который исказил мои слова именно так, как я боялся, но и все, что привело к этому моменту.

У Элли не было причин доверять мне. На самом деле, то, что она показала мне эту мягкую сторону того, через что ей пришлось пройти, должно было зажечь все тревожные звоночки в ее голове. Если бы я был менее значимым человеком, более слабым мужчиной, было бы так легко использовать это против нее. Манипулировать ею, заставляя уволиться, продать, вернуться к той, несомненно, легкой жизни, которая была у нее до смерти Роберта.

Стыд был настолько ощутимым, что я пришел пораньше по адресу, который написала мне Ава, готовый сделать то, что мне нужно было для всей этой песни и танца с SI. Это было осознание того, что лидерство время от времени принимало унизительные формы. Делать то, что мне было некомфортно, что я не мог контролировать, было просто еще одной возможностью показать моим товарищам по команде, что я заслуживаю их уважения, которое они проявляли ко мне каждую неделю на поле, в течение недели тренировок.

— Это оно? — спросил Джек, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть через ветровое стекло на неприметное здание, облицованное серым кирпичом. На стоянке стояло несколько машин и большой белый рабочий фургон, а рядом с дверью стояло маленькое растение в квадратном черном кашпо, выкрашенном в ярко-красный цвет.

— Думаю, да.

Джек помедлил, прежде чем выйти из машины.

— Послушай, я готов сделать с ней несколько снимков для обложки, потому что думаю, что было бы чертовски плохо иметь за плечами обложку Sports Illustrated, но я знаю, что они хотят нас обоих.

Я приподнял бровь.

— Твоя точка зрения?

— Просто отнесись к этому непредвзято. Может быть, все будет не так плохо.

За исключением того, что было хуже.

Должно быть, намного, намного хуже.

Что о чем-то говорило, учитывая, что после упомянутой панической атаки мне приснился сон о полураздетой Элли, а после пришлось пережить маленький выходной у бассейна, устроенный моей любимой дочерью.

Улыбающийся ассистент повел нас по длинному, ярко освещенному коридору, провел в огромную комнату, наполненную лампами под белыми балдахинами, с потолка в индустриальном стиле стратегически свисали однотонные фоны. Черный задник был пуст, на него никто не обращал внимания, но посередине стояло богато украшенное золотое кресло. Среди суетящихся ассистентов фотографа, людей с планшетами, Авы, разговаривающей по телефону в углу у вешалки с одеждой, и аксессуарами для прически и макияжа, из-за которых я дернул себя за воротник рубашки, была Элли.

Мы с Джеком застыли, когда она появилась в поле зрения.

— Святой ад на земле, — пробормотал я себе под нос.

На нее был направлен вентилятор, отчего ее дразнящие завитые волосы падали ей на лицо. Сексуальные волосы. Вот как это выглядело. Она никогда не переставая двигалась, независимо от того, как щелкала. Некоторые люди в комнате наблюдали за ней, но большинство занимались своими делами, полностью привыкнув к тому, что красивая женщина двигалась так, как Элли двигалась перед камерой.

Но я к этому не привык.

На ней были черные кожаные леггинсы, плотно облегающие длинные ноги. На ногах — опасно острые красные каблуки, которые соответствовали цвету ее губ. Ее руки медленно двигались по коже, убирая волосы с лица и скользя по голому животу. Бедра вращались взад и вперед небольшими кругообразными движениями. Где-то в глубине сознания я уловил, что играет музыка — что-то тяжелое с басами, медленный пульсирующий ритм гитары и хриплый необузданный певческий голос.

Элли не видела нас, настолько погруженная в сьемку, и я не мог отвести взгляд. Двигаясь так, как она, с открытыми, затем закрытыми глазами, рот изгибался в улыбке, а затем сжимался в жесткую линию, она была похожа на танцовщицу. Было столько грации в каждой линии ее поднятых рук — над головой, откидывающих волосы назад, — что я был совершенно очарован.

Сжатыми кулаками она ухватилась за края своей черной кожаной куртки, которая прикрывала бело-красную футболку, и распахнула ее, ее голова склонилась набок, а губы приоткрылись в заметном вдохе.

Да, я безошибочно узнал футболку. На ее груди крупными красными буквами было написано «Волки». Но, в отличие от версии в наших магазинах и на веб-сайте, ее футболка была обрезана неровной линией прямо под грудью, как будто ее откромсали ржавыми ножницами. Все, что оставалось под ним, — это плотная подтянутая кожа ее живота и идеальный круг пупка. С расстегнутой курткой, она выглядела как эротическая мечта каждого гетеросексуального мужчины.

Кто, черт возьми, подумал, что это хорошая идея?

Кто ее одел? Разве на ней не должен быть строгий костюм? Может быть, водолазка?

Национальная гавайская накидка-хламида муумуу. Так было бы лучше всего. Разве у нас не было черно-красного муумуу, ради всего святого?

Джек щелкнул пальцами у меня перед носом, и я подпрыгнул.

Этот мудак ухмылялся мне, поэтому я толкнул его в грудь и подошел к Аве.

— На что уставился, Пирс?

— Иди к черту, новичок, — пробормотал я. Отлично. Теперь я звучал как капризный ребенок, которого застукали за тем, что он запустил руку в банку из-под печенья.

Вчера это была Фейт. Сегодня Джек. Мало что нравилось мне меньше, чем быть застигнутым врасплох, и, казалось, рядом с Элли это происходило все чаще и чаще.

Моменты, когда я не задавался вопросом, кто может смотреть на меня, потому что я мог видеть только ее.

— Отлично, Элли, — прокричал фотограф поверх постоянных щелчков своей камеры. Группа людей сгрудилась вокруг экрана компьютера, комментируя все, что появлялось на дисплее.

— Лицом вперед, раздвинь ноги. Почему бы тебе не упереть руки в бедра, чтобы придержать края куртки. Да, идеально. Идеально.

Щелчок.

Щелчок.

Щелчок.

— Еще немного улыбки. Да, именно так.

Но я не смотрел. Как только он сказал ей раздвинуть ноги, мои глаза остановились на долбаном бетонном полу.

— Привет, ребята, — сказала Ава с легкой улыбкой, не отрывая взгляда от своего телефона. — Если вы хотите, вон там поправят вам прическу и убедятся, что вы не выглядите дерьмово для съемок за кадром. Сначала мы снимем фото, а потом ответим на несколько вопросов вместе с вами тремя. Элли уже дала большую часть своего интервью.

— Как все прошло?

Слова сорвались с моих губ прежде, чем я смог их остановить. Джек кашлянул в ладонь, неудачная попытка скрыть смех. Ава с любопытством посмотрела на меня, прежде чем ответить.

— Отлично. Примерно через пять минут журналист ел у нее с руки. Она должна преподать тебе уроки, как обращаться с журналистами.

— Они не… — я сглотнул и потянул за ворот рубашки. — Они не спрашивали о том дерьме, что было со мной?

Взгляд Авы слегка смягчился в понимании.

— Нет. Они хотят выделить ее, подчеркнуть шумиху вокруг нее, а не сбить с толку.

Я кивнул, все еще не уверенный, что это не была тщательно продуманная ловушка. Особенно учитывая то, как она была одета и насколько сексуально выглядела.

— Послушай, не знаю, как спросить об этом, чтобы не показаться полным придурком.

Джек покатился со смеху.

— С каких это пор это стало тебя беспокоить?

Ава спрятала улыбку, как настоящий профессионал.

— Да, Люк?

Я почесал щеку и указал туда, где все еще снималась Элли, теперь уже без кожаной куртки. Вышу мать, почему ее куртка исчезла?

В этой комнате, должно быть, восемь миллионов градусов, но не было никакой причины, по которой ее куртка могла исчезнуть.

— Разве это не плохая идея? Я думал… Думал, она будет более… м м-м… прикрыта.

Ава изучила мое лицо и перевела взгляд на Элли, обдумывая мои слова, а потом сказала:

— У нас своя стратегия. Что тебя беспокоит?

Несмотря на то, что мне казалось, что мое лицо выдаст меня, выдаст, насколько мне от всего этого неуютно, я повернулся и снова посмотрел на Элли. Теперь она сидела на черном табурете, зацепившись одной пяткой за нижнюю перекладину, а руками обхватив обтянутые кожей колени. Кожаная куртка была снова надета и застегнута на молнию. Впервые с тех пор как я вошел, она посмотрела в нашу сторону, встретилась со мной взглядом, и я почувствовал это каждым дюймом своего тела.

Я судорожно сглотнул, и Элли заметила. Ее кроваво-красные губы скривились.

Щелчок. Вспышка.

— Горячо! Это было горячо, Элли. — И снова от фотографа, седовласого джентльмена чуть постарше, чьи седые волосы были убраны назад под поношенную бейсболку. — Еще немного, и мы закончим. Немного раздвинь ноги, как будто ты упираешься руками в колени. Да.

— Ты не думаешь, что они как будто… объективируют ее? — Я услышал свой вопрос.

Не издав ни звука, Ава встала рядом со мной, наблюдая, как Элли двигается, как опытный профессионал. После еще нескольких щелчков и еще нескольких движений лицом, плечами, ногами Элли, Ава, наконец, заговорила.

— Ты знаешь о проблеме с телом?

Конечно, я знал, что это такое. Спортсмены каждый год позировали обнаженными для SI; стратегически расположенные кисти, ноги, предплечья и еще много чего, прикрывали то, что нужно было прикрыть. Вместо ответа я продолжал наблюдать за Элли. После каждых нескольких щелчков она искала меня.

Как будто проверяла, все ли в порядке.

Я сохранял бесстрастное выражение лица, но один особый наклон ее головы напомнил мне о том, как она сидела на верхней ступеньке моего бассейна, слушая болтовню Фейт. От несочетаемых воспоминаний мне пришлось моргнуть, потому что они яростно столкнулись в голове. Мне редко приходилось напрягаться, чтобы что-то понять.

Богатая девушка.

Решительная.

Взбалмошная.

Сексуальная.

Умная.

Легкомысленная дочь.

Добрая.

Девушка с обложки.

Задумчивая.

Я не мог понять, была ли она всем этим или ни одной из них, или какие из них легко сочетались, а какие казались противоречивыми. Все, что я знал, стоя там, где был, в окружении десятков незнакомых людей, это то, что я не мог отвести от нее глаз.

— Как ты думаете, этих спортсменов объективируют?

Это заставило меня задуматься, потому что нет, я никогда бы так не подумал. Снимки были сделаны со вкусом, эстетично.

— Нет, — сказал я, не глядя на нее. Как только мои глаза приняли решение зацепиться за Элли, у меня не было сил отвести взгляд. Она сама была точкой притяжения.

— Элли — красивая женщина. Что бы она ни носила, этого не скроешь. У нее нет желания скрывать тот факт, что ее красота, по стандартам общества, считается сексуальной. Это видно по ее изгибам, волосам и губам. — Пока она говорила, мои глаза отслеживали каждую физическую особенность, на которую указывала Ава. — Пытаться игнорировать это было бы глупо. Так что, хотя мы и сделали несколько снимков в более сдержанной одежде, ей и в этом комфортно.

Ава оценила мою реакцию и продолжила:

— И есть что-то мощное в том факте, что она может владеть этой своей стороной. Это не лишает ее власти на своем посту, и не отнимает уважения, которое она заслужила у тех, кто познакомился с ней поближе, потому что она точно знает, что делает. И если бы она захотела позировать для обложки в мешковатых джинсах и майке, мы бы это приняли. — Ава пожала плечами. — Но она этого не сделала. Это она.

Я никогда не думал об этом с такой точки зрения. Но опять же, я никогда не был в таком положении. Мне никогда не приходилось продумывать, как представить себя миру в таком виде. Все, что мне нужно было сделать, это появиться и бросить мяч, и не быть уволенным.

Может быть, это была Элли, но я также вспомнил, что она сказала мне, когда паника разнесла ее фильтр на миллион кусочков. Вспомнил, что она сказала Фейт о том, что ее отослали в школу-интернат. Элли, похоже, часто бывала одна.

Что бы она ни делала, она была одинока в этой должности. Одинока в размышлениях о том, как она представила себя мне, команде, руководству. И что я ей сказал, так это то, что мы поддерживали своих. Поддерживали нашу команду.

Фотограф отошел в сторону, чтобы посмотреть на экран компьютера, а Элли ждала на табурете, ее поза стала более расслабленной теперь, когда он не снимал. Ее безупречно накрашенное лицо было обращено вниз, и на скулах свет отражался таким образом, что она казалось ненастоящей. Как будто она была вырезана художником или возникла из воображения какого-нибудь мастера-живописца.

Когда она подняла взгляд, он был направлен прямо на меня, как будто она знала, что я все еще наблюдаю за ней. Поскольку я не был смущен, я не отвел взгляда. Не притворялся, что не обращал внимания на каждое движение мускулов на ее лице. Не притворялся, что не думал о каждом слове, которое сказал ей на заднем дворе, пока мои руки обнимали ее за плечи. Имел ли я в виду эти слова или нет?

Конечно, я имел их в виду.

Однако я не хотел прикасаться к ней так, как я это сделал. Это было неосознанное движение, мои мышцы действовали по какому-то инстинкту, который я отказался назвать. Запоминание ощущения ее кожи под моими руками было чистой интуицией. Сближение, когда мне следовало отступить, стало моей второй натурой. Рефлекс, о котором я и не подозревал, что отточил, после того как так долго обходился без женщины, которая могла бы успокоить, утешить, прикоснуться так, как я прикасался к ней.

Не со страстью, а с нежностью.

Так что да, я имел в виду именно то, что сказал ей.

Было много вещей, которые Элли должна была сделать в одиночку, принимая решения, но это не было одним из них. Если она хотела поддержки, то это была она.

Вместо того, чтобы спросить Аву или фотографа, я вздернул подбородок и обратился к Элли.

— Ты все еще хочешь сделать несколько снимков с нами?

В помещении воцарилась тишина.

Фотограф поднял руку.

— Да.

Элли улыбнулась ему, затем встала со стула. Она подошла к Аве, мне и Джеку, который теперь нависал над другим моим плечом.

— Почему ты передумал? — спросила она меня.

Я скрестил руки на груди, притворяясь, что не замечаю десятков пар глаз, устремленных на нас.

— Просто пытаюсь делать то, что обещал.

Ее губы не шевелились, но я увидел улыбку в ее глазах. Она кивнула.

— Давай сделаем это.

— Черт возьми, да, — воскликнул Джек, хлопнув меня по спине. — Подожди, я не взял с собой ничего другого из одежды.

Ава подняла палец.

— На вешалке есть майки и футболки в тон ее. — Она посмотрела на фотографа. — Какие предпочтения?

Он оглядел нас, его пушистые седые брови сошлись на лбу.

— На них футболки, а Элли пусть наденет майку поверх леггинсов. — Затем он хлопнул в ладоши. — Давайте, давайте сделаем так, чтобы это произошло, люди.

Зал оживился. Джека потянули в одну сторону, меня — в другую, и кто-то взял Элли за локоть и направил ее за ширму для переодеваний. Она прикрывала ее чуть выше подбородка, но она отвернулась и стянула через голову изодранную футболку, ее светлые волосы в беспорядке рассыпались по спине.

Но я разглядел два костных узла в верхней части ее позвоночника под золотистой кожей.

Ассистент вручил ей две майки, одну черную и одну красную.

Ава подошла ко мне и Джеку, бросив нам простые белые футболки с волками, вытисненными красным на груди, идентичные той, что была надета на Элли.

— Они просто тут завалялись, да? — криво усмехнувшись, спросил я.

— Я не хреново справляюсь со своей работой, — сказала она, слегка пожав плечами. — Я была готова к тому, что ты решишь сделать несколько снимков.

Одной рукой я стянул рубашку через голову, поймав профиль Элли, когда она быстро отвела взгляд. Я не был самым мускулистым парнем в команде, моя должность требовала, чтобы я был высоким и довольно худощавым. Но если бы нас попросили позировать с голым торсом, я бы точно не смутился.

Воспоминание о том, как взгляд Элли скользнул по моей груди у бассейна, заставило меня глубоко вздохнуть.

Я натянул футболку «Волки», не удивившись, что она оказалась тесной в груди и бицепсах. Джек улыбался как дурак, когда раскрасневшаяся девушка в наушниках нанесла немного пудры ему на лоб и щеки. Она набросилась на меня с той же кистью, ее улыбка погасла, когда она посмотрела на мрачное выражение моего лица.

Но я закрыл глаза и позволил ей провести ею по моей коже.

— Это просто… приглушает свет, — сказала она так, словно извинялась за то, что выполняла свою работу.

— Все в порядке, — грубовато ответил я ей. Открыл глаза, когда она закончила, и слегка кивнул. Эти щеки снова порозовели. Не буду же я мудаком по отношению к подростку, единственной работой которого было пудрить носы. Ава стояла за ширмой для переодевания с Элли, вертя ее, затем посмотрела на нас с Джеком.

— Красный, я думаю, — тихо сказала она. Элли кивнула, бросив на меня быстрый обжигающий взгляд, прежде чем стянуть черную майку через голову и отбросить ее в сторону. Как будто она проверяла, смотрю ли я.

Хотела ли она, чтобы я смотрел?

Мой желудок сжимался при каждом проблеске кожи, который я видел, при каждой линии ее шеи или плеч, когда она поворачивалась и позволяла кому-то стянуть майку с ее тела, прикрывая великолепие, которое, как я знал, скрывалось под ней.

Я направился к Джеку, так что у меня больше не было соблазна смотреть. Кто-то снова включил музыку, когда мы с Джеком встали перед белым задником, чтобы проверить освещение.

Фотограф подошел и коротко пожал нам руки, потом передвинул стул между нами. Затем покачал головой.

— Можно мне взять другой стул? Думаю, я хочу, чтобы они сидели, а она стояла.

Я глубоко вздохнул. Возможно, у меня был кратковременный психический срыв, раз я предложил это. Это было единственное правдоподобное объяснение.

Мои глаза встретились с глазами Элли, когда она вышла из-за ширмы, и я понял, что сошел с ума. Когда она сказала мне, что постарается сделать это приятным, я был совершенно уверен, что никто из нас этого не ожидал.

Они завязали красную майку сзади так, чтобы она плотно облегала тело, демонстрируя изгиб ее талии. Это была бутафорская майка с ярко-белым номером один спереди. Возможно, что-то, что они сшили специально для нее. Где бы они это ни взяли, это сработало.

Визажист подкрасила ей губы и нанесла больше румян на щеки, в то время как кто-то провел щеткой по ее волосам, чтобы они выглядели более ухоженными Ловким движением рук стилист уложила волосы Элли на плечи, и она выглядела сногсшибательно, каковой и была на самом деле.

Когда впервые встретил ее, я бы поспорил на целую кучу денег, что она предпочитает именно это. Губная помада, макияж, команда людей вокруг. Но теперь она казалась мне совсем другой, потому что каждый раз, когда я видел ее дома, она была без макияжа и непринужденной. Потрясающая в своей простоте, потому что именно такой глубокой была ее природная красота.

Это было так, как если бы кто-то взял банку со всем, что я считал правдой, и бросил ее в шейкер с краской, пока все не закружилось так быстро, что я не мог вспомнить, как это выглядело раньше. Я открыл крышку и увидел что-то совершенно другое.

Это все еще была Элли, которая размазывала кексы по моей рубашке. Но также это была уже не она.

Сказала бы она то же самое обо мне?

Фотограф посмотрел на нас с Джеком.

— Вам двоим нужно расслабиться. Встряхни руками, сделай несколько прыжков, что-нибудь в этом роде.

Джек действительно сделал это, в то время как я просто глубоко вздохнул и встал, скрестив руки на груди. Элли прошла между двумя ассистентами и остановилась лицом ко мне.

Ее глаза проследили за буквами на моей футболке, которые были для нее чуть ниже уровня глаз. Она отзеркалила мою позу и ухмыльнулась мне.

Щелчок. Вспышка.

Я вздрогнул, уставившись на резкий свет. Фотографа не было видно за объективом его черной камеры, но я почувствовал его мгновенное возбуждение.

— Сделай это еще раз, — скомандовал он. — Элли, еще немного выпяти бедро. Да.

Слегка тряхнув волосами, она сделала, как он просил, снова повернувшись ко мне лицом. На этот раз было труднее чувствовать, что мы враги, потому что она улыбалась. Ее движения были плавными, не такими, как раньше. Она слегка поворачивает голову к свету, приподнимает подбородок, глядя на меня, губы изгибаются, а затем выпрямляются, взгляд прикован к моему.

Я оставался совершенно неподвижным, как будто мог отпугнуть ее, если начну пытаться повторить то, что она делала.

Они что-то сделали с ее глазами. Нанесли на них слишком много черного. Сделали ресницы слишком длинными. Это было слишком из-за того, как выглядело ее лицо. У меня было такое чувство, будто я снова пытаюсь смотреть на солнце, драгоценная яркость ее лица была почти потусторонней, как лампочка за волнистым голубым стеклом.

— Итак, э-э-э, я нужен тебе здесь или как? — спросил Джек.

Элли рассмеялась ему через плечо.

Щелчок. Вспышка.

— Ребята, — сказал фотограф, — вы садитесь на стулья. Скрестите руки вот так, Люк. То же самое и вам, Джек. Оба смотрите прямо в камеру, без улыбок. — Хорошо, хорошо. Элли, встань между ними и просто немного поработай руками, чтобы все выглядело естественно.

Мы с Джеком сделали, как было сказано, но узел напряжения скрутился у меня под кожей, когда Элли встала между нами. Она начала со скрещенными руками, как у нас, затем музыка стала громче, басы тяжелее, и ее тело снова задвигалось. Она не прекращала своих медленных плавных движений.

При первом прикосновении ее руки к моему плечу мне едва удалось не выпрыгнуть из собственной кожи. На затылке я почувствовал кончики ее ногтей. Ее бедра изогнулись под углом, и давление ее пальцев на мою кожу усилилось.

Щелчок. Вспышка.

Эти пальцы скользнули по моему плечу, нежно и медленно, по хлопку футболки, и я смотрел прямо перед собой, мое лицо было суровым.

Никаких улыбок? Это не проблема.

Что могло бы стать проблемой, так это то, что если бы я встал, весь зал увидел бы, что наш потрясающий босс только что доставил мне неудобство.

Вдохни, сказал я себе. Вдохни и выдохни.

Прикасалась ли она к Джеку таким образом?

Я рискнул бросить быстрый взгляд в сторону, и нет, ее запястье небрежно покоилось на его плече, но оставалось на месте, даже когда ее пальцы прошлись по линии моей шеи.

Вдохни. Выдохни.

Мои руки покалывало, а кровь бурлила. Это было ничем не сдерживаемое влечение. И я забыл, насколько невероятно сильным оно бывает.

— Отлично. Это здорово, ребята. — Он отдернул палец. Сколько чертовых снимков вы могли бы сделать в одной дурацкой позе? — Теперь встаньте немного позади нее. Кто-нибудь, возьмите футбольный мяч, хорошо?

Джек встал первым. Я мысленно повторял имя своей покойной бабушки, снова, и снова, и снова, пока не почувствовала, что могу стоять, не смущаясь.

Когда я, наконец, встал, Элли смотрела на меня, приподняв бровь. Я покачал головой и зашел ей за спину. Когда вытянул шею, мне пришло в голову, что мы обменялись двумя фразами с тех пор, как я вошел в дверь. Вот и все. И по какой-то причине мне показалось, что она была единственной в комнате, кто точно знал, что я чувствую.

С этой сбивающей с толку мыслью я терпеливо ждал, пока они устраивали так, чтобы Элли одной рукой прижимала футбольный мяч к бедру, повернувшись лицом к камере. Я упер руки в бока, как и Джек. Когда я вдохнул слишком глубоко, передняя часть моей груди коснулась ее спины, и я увидел, как Элли сделала глубокий вдох.

— Хорошо. Джек, подвинься немного влево. — Фотограф оглядел камеру и прищурился. Пока он устраивался, я прочистил горло. Элли взглянула на меня через плечо, и я сохранил невозмутимое выражение лица, но внутри горел.

Внутри, где мог чувствовать ее запах, где мог чувствовать ее жар прямо напротив своей груди, где я знал, не проверяя, что могу обхватить ее грудную клетку одной рукой, я горел таким неистовым жаром, какого никогда не испытывал за всю свою жизнь.

Она моргнула и снова посмотрела в камеру. Я тоже.

Щелчок. Вспышка.

— А это, — сказал фотограф удовлетворенным тоном, — наш снимок для обложки.