Эффект разорвавшейся бомбы

3

Люк

— Это было дерьмово. Сделай еще раз. Согни локти и разверни бедра.

У меня защемило в груди, когда я посмотрел на своего тренера по метанию, Билли. Во рту у него была неизменная деревянная зубочистка, она подпрыгивала во рту с седыми бакенбардами, когда он лихорадочно жевал.

— Я и так развернул бедра. — Мои руки были уперты в бедра. Локоть пульсировал, и я знал, что после тренировки мне понадобится массаж.

Он приподнял бровь, когда Джек Коулман, один из наших крайних защитников, подавил смешок. На Джейке, как и на мне, были легкие накладки, и мы делали повторения на тренировочном поле в спортивном комплексе за пределами Бельвью. Обычно музыка лилась из динамиков, пока мы бросали мяч снова, и снова, и снова, делая повторение за повторением, пока мы с Джеком не взмокли от пота и не были готовы убить друг друга из-за каждого пропущенного броска. Сегодня были просто звуки работы команды.

— Кидай их быстрее, — сказал Билли, и в его голосе послышалась абсолютная скука.

Именно тогда я понял, что мне нужно держать рот на замке, потому что, когда в его голосе звучала скука, значило что мне, нужно будет еще чертовски много поработать, чтобы сделать его счастливым.

Я кивнул Джеку, который отправился по маршруту. Легкими шагами я отбежал на несколько шагов назад и дернул руку, вцепившись пальцами в белые шнурки. Когда Джек развернулся вправо, я выбросил руку вперед, выпрямив бедра, прижимая другой локоть к ребрам. Мяч по идеальной спирали полетел к Джеку и ловко приземлился в его ожидающие руки.

Он закричал, вбежав в неохраняемую концевую зону, и я выдохнул. Билли хмыкнул у меня за спиной.

— Лучше.

Так было лучше. Что означало, что мне нужно будет проделать это еще тысячу раз, чтобы это стало моей второй натурой.

— Мне все еще не нравится, как ощущается мой локоть, будто я вот так его выверну.

— Потому что ты хочешь поднять его в воздух, как чертова курица, — проворчал он. — Как, черт возьми, ты думаешь, ты повредил его?

С этим не поспоришь. То, что сходило мне с рук в колледже, наряду с сотней других вещей, уже имело значения почти в тридцать шесть. Мне приходилось работать усерднее, дольше, больше учиться и уделять внимание каждой мышце, которую я тренировал до тех пор, пока она не стала заученной наизусть, — гораздо больше, чем моим младшим товарищам по команде.

Они по-прежнему устраивали вечеринки каждую неделю в межсезонье, пока я сидел дома, заплетая волосы дочери и смотря фильмы, пока она спала. Я вставал в четыре, чтобы позаниматься дома, пока парни валялись в отключке, так что, когда они наконец добрались до тренировочной базы, мы могли сосредоточиться на маршрутах прохождения, выполняя повторения, и изменяя способ, которым я бросал мяч, чтобы он попадал туда, куда нужно, быстрее и легче, с меньшей нагрузкой на мой локоть.

Джек подбежал к нам и бросил мне мяч с идиотской ухмылкой на лице.

— Лучше, старина. Мне даже не пришлось тянуться. — Он протянул руки, возможно, единственные руки в команде, которые были так же ценны, как мои собственные. — Влетел прямо в меня, как идеальный маленький кожаный младенец.

Я покачал головой.

— Мысль о том, что у тебя будет ребенок, приводит меня в ужас.

Билли хлопнул меня по плечу и ушел. Джек засмеялся и побежал назад, держа мяч. Я легко отбил его, и он все равно промахнулся. Идиот.

— Фейт любит меня. Не так ли, турбо? — крикнул он.

Со стороны тренировочного поля, где сидела Фейт, прислонившись к стене и читая книгу, послышалось хихиканье. Все ребята называли ее прозвищем, которое я дал ей, как только она научилась бегать, быстрее, чем имел право быть любой ребенок.

— Фейт плохо разбирается в людях, — сухо сказал я.

Джек подмигнул моей дочери. Фейт реально любила его. Он часто приходил на ужин, когда готовила моя мама, или на каникулы, когда не мог вернуться домой в Мичиган. Он был игроком второго курса из штата Мичиган, и с тех пор, как вступил в команду, мы довольно быстро сблизились. Он был чертовски хорошим игроком, которого нам не хватало пару лет. Начиная этот сезон, мы уже прогнозировали, что выступим лучше, чем за последние годы, просто из-за его присутствия в нашей команде.

Джек вытирал лицо полотенцем, пока мы шли в направлении Фейт.

— Почему она здесь?

— Родители навещают мою сестру. Обычно они ждут окончания сезона или межсезонья, но Кейли только что родила еще одного ребенка. Как только у Фейт снова начнутся занятия в школе мама будет рядом.

— Почему бы тебе просто не нанять няню или что-то в этом роде?

— Потому что это дешевле, — сказал я, приподняв бровь.

Вскоре после смерти Кассандры мои родители просто взяли и переехали в Сиэтл. Недолго думая, они продали скромное ранчо в Брайтоне, на котором прожили всю мою жизнь, и любезно позволили мне купить им что-нибудь столь же скромное рядом с Фейт и мной.

Я их об этом не просил, но они знали, что мне понадобится помощь. Никто не хотел, чтобы мою дочь воспитывал посторонний человек, не в нашей семье.

Джек закатил глаза.

— Ты зарабатываешь двадцать два миллиона долларов в год, Пирс.

— И большая часть этого лежит на хороших инвестиционных счетах, делая меня еще богаче, даже пальцем не пошевелив. Тебе следует поучиться.

Он вытянул руки над головой.

— Ты говоришь как Роберт.

Мы оба замолчали, когда он упомянул нашего покойного владельца. Джек был прав; Роберт был блестящим финансистом, и лучший совет, который я получил с тех пор, как начал работать в «Волках», был не от платных финансовых консультантов, а от него.

— Да, — тихо сказал я. — Думаю, да.

— Как думаешь, что будет дальше? — просил Джек, выглядя настолько молодо, насколько позволяли его двадцать два года. Иногда я забывал, что он все еще был чертовым ребенком, едва ли достаточно взрослым, чтобы легально пить. Не то чтобы это его остановило. — Из главного офиса еще не делали никаких заявлений.

Я пожал плечами. Вся эта ситуация вызвала у меня неприятное чувство, потому что продажа команды новому владельцу могла привести к непредсказуемым результатам. Команды переезжали из одного города в другой за меньшие деньги — не говоря уже о том, как это могло повлиять на тренерские должности, на то, как расходовались деньги, и кто руководил фронт-офисами.

— Роберт был умен, — сказал я ему. — Он потратил двадцать лет на создание машины, которая работала бесперебойно, без особых помех, так что, возможно, Кэмерон возьмет это на себя.

Кэмерон Майклсон был нашим президентом и генеральным директором и оставался им последние десять лет. Он бы хорошо поработал, и мы бы продолжали в том же духе, что и сейчас.

— Может быть, — с сомнением сказал Джек.

Вокруг нас товарищи по команде продолжали выполнять упражнения на ярко-зеленом газоне, выложенном белым. Кто-то прыгал, кто-то отбивал мяч, кто-то бежал. Смех, ругань и низкие голоса, призывающие друг друга работать лучше, быть быстрее, быть сильнее, эхом разносились вокруг. Красно-черный логотип на металлических стенах тренировочного поля под яркими огнями выглядел свежевыкрашенным.

Мне понравился этот логотип — волк с запрокинутой головой в торжествующем вое. Он символизировал двенадцать лет пота, крови и преданности делу, которые я бы переделал в мгновение ока. Каждая травма, каждый промах, каждая победа и поражение привели нас именно сюда.

И я был их лидером. Может быть, я и не был тренером или «костюмом» в приемной, но на поле я был парнем, который кричал парням в лицо, когда им это было нужно, хлопал их по шлемам, когда они делали неуловимый бросок, растягивался для невозможного подката, был сбит за то, что слишком долго оставался в лузе, и затем вставал и делал следующий бросок, чтобы передать мяч.

Я был парнем, который однажды в своей карьере завоевал блестящий серебряный трофей и отчаянно хотел сделать это снова. И если бы я не действовал в такие моменты, как этот, значит, я не заслуживал должности капитана команды.

Я положил тяжелую руку Джеку на плечо. На поле он только и делал, что болтал без умолку и танцевал сумасшедшие тачдауны, что выводило из себя защитников.

— Важно то, что мы делаем прямо здесь. Мы тренируемся и становимся лучше, и через три недели мы начнем новый сезон и победим, независимо от того, кто сидит в главном кабинете. Это не влияет на работу, которую мы выполняем, или на часы, которые мы тратим на то, чтобы стать лучше, ясно? Они не могут заставить нас выигрывать или проигрывать. Это на нашей совести.

Джек кивнул и пихнул меня локтем в живот.

— Да, ты прав.

— Я всегда прав, — сказал ему. Фейт наблюдала за нами с легкой улыбкой на лице. Ей нравилось бывать на тренировках. Она любила проводить время с командой, любила проводить время с их детьми, женами и подругами. Эту черту она, несомненно, унаследовала от Кассандры, потому что во мне было меньше экстровертности. Но Фейт нравилось находиться среди людей. — Не так ли, турбо?

Она хихикнула.

— Не всегда.

Джек присел на корточки и заговорщицки наклонился к ней.

— Хорошо, милая, тебе придется назвать список случаев, когда папа был не прав, чтобы я мог использовать это против него.

Фейт скривила губы и взглянула на меня. Как и каждый божий день, мое сердце болезненно сжалось. Может быть, я и пропустил возможность повеселиться, но она стоила каждой секунды этого. Затем она открыла рот.

— Ну, он был не очень любезен с нашей новой соседкой.

Черт возьми, черт возьми, черт возьми.

Я использовал все остатки самообладания, чтобы не воспроизвести то заклинание, которое хотел произнести, после того как дамочка швырнула в меня тарелку с кексами и удалилась, вальсируя, как королева.

Джек притворился, что делает заметки в своем телефоне.

— Расскажи мне еще.

— Фейт, нам нужно идти.

— Нет, не нужно, — сказал Джек. — Продолжайте, прекрасная леди.

Фейт наклонилась.

— Она похожа на Барби, и она принесла кексы после того, как я помахала ей. И папа не позволил мне дойти с ним до двери, а потом стал злым и разбросал кексы.

— Это так? — протянул Джек. Я свирепо посмотрела на него, пнув его ботинок. — Барби?

Моя дочь кивнула.

— Но красивее.

Глупое лицо Джека стало очень серьезным.

— Красивее, говоришь?

— Намного красивее. — Глаза Фейт драматически расширились.

— Во что она была одета?

— Ладно, — перебил я, наклоняясь, чтобы поднять сумку Фейт. — Этого достаточно.

Джек дулся примерно так же, как моя шестилетняя дочь рядом со мной.

— Но ее история только начиналась, старина.

Фейт убежала, а я ударил его кулаком в грудь.

— Ай, придурок. — Он потер то место, куда я его ударил. — Серьезно, что случилось?

Я пожал плечом.

— Цыпочка появилась в дверях в купальнике и с тарелкой кексов в руках, которую она запустила в меня, когда я сказал, что она не очень оригинальна.

Его лицо застыло, затем он с отвращением покачал головой.

— Ты такой никчемный профессиональный футболист. Ты знаешь, сколько парней хотят, чтобы это дерьмо случилось?

Я хлопнул его по плечу.

— Просто подожди. Это случится и с тобой тоже. В ту секунду, когда вы решите, что не хотите спать со случайными поклонницами футбола, они почувствуют запах этого, как от только что открытой бутылки бесплатного шампанского, и начнут появляться повсюду. Обычно на них очень мало одежды.

— Обещаешь? — сухо спросил он.

— Это забавно только первые несколько раз. — Я бросил на него взгляд. — Поверь мне. Как только ты понимаешь, что они трахнут любого в джерси, это становится намного менее захватывающим.

— Я просто, просто не думал в таком плане.

— Что, это надоедает?

— Да ладно, — практически заныл он. — Ты хочешь сказать, что она была у твоей входной двери и ничего не случилось?

Я прищурился, глядя на него с таким раздражением, что он отступил. Что было удивительно, потому что Джек обладал самообладанием щенка, когда его не было на поле. Вот почему он спал с любой женщиной, у которой был пульс (небольшое преувеличение). Поскольку он регулярно донимал меня из-за отсутствия у меня сексуальной жизни, это было именно то, чего ему не нужно было слышать.

Ему не нужно было слышать, что Барби из «Плейбой» реально появилась у нашей входной двери, вблизи она была еще более сногсшибательной, чем с расстояния в дюжину ярдов на своей веранде. Стоя в тени своего крыльца, я видел зелено-голубые ее глаза и маленькую родинку над идеальными розовыми губами. Не имело значения, что она прикрыла свое черное бикини. Свободная ткань, прикрывающая тело, не скрывала того факта, что она была на десятку. Может быть, даже одиннадцать.

Хотя на лице Джека было написано, что он мне не поверил, давить на меня он не стал. Он знал, что это не поможет. И этому я был рад, потому что меньше всего мне хотелось обсуждать женщину, которая теперь жила по соседству со мной и Фейт.

Был момент, мимолетный безумный момент, когда я задался вопросом, не ошибся ли я в ней, когда она ткнула кексами мне в грудь. Ее глаза яростно сверкнули, но не от неприятия. Я часто видел этот взгляд с тех пор, как появилась Фейт.

В отказе чувствовалась отчетливая холодность, недоверие, которое делало черты лица жесткими и непоколебимыми. Это было не то, что я видел у Барби из «Плейбой».

Но это не моя проблема, то, что промелькнуло в ее глазах, потому что, если повезет, мне никогда больше не придется с ней разговаривать.