Дариус Годвин прижался к стене дома у окна личных покоев своей жены. Конечно, супругу туда и ходу не было. Но запрет не распространялся на краснеющего белокурого помощника конюха. Дариус подглядывал, как тот стоял теперь, дрожащий, обнаженный, перед алчными глазами Мери. Дариус вдохнул полной грудью ночной предгрозовой воздух.
Дражайшая Мери думала, что он занят чем-то другим. Свежие воспоминания вызвали у него улыбку. Он и вправду занимался другим — этакой восхитительной штучкой, которую прислал ему на вечер Бертрам Летчуиз. Но теперь его мысли были заняты более серьезными делами, и нынешние шалости жены явились непредвиденной помехой.
Любопытство взяло верх, и Дариус устроился так, чтобы снова можно было заглядывать сквозь щель между тяжелыми шторами в слабо освещенную комнату.
Дариусу пришло на память имя юноши — Колин. Он служил в Найтхеде всего несколько недель, но достаточно долго для того, чтобы Мери приметила прекрасное тело мужчины, находившегося на промежуточной стадии между угловатостью подростка и первым расцветом зрелого мужского начала.
Юноша стоял перед нею в непосредственной близости, прикрыв руками пах. На глазах у Дариуса, запакованная в пеньюар из нескольких рядов белой прозрачной ткани женщина опустилась на колени и сдернула с себя одежду, обнажив груди. Поддерживая их ладонями, она одарила юношу улыбкой, облизнула губы. Дариус видел ее в профиль. Он заметил, как она что-то произнесла. Колин покорно развел руки… В этом смысл ее жизни — совращать нетронутых юнцов. Дариус сжал губы. Что ж, он все высмотрит, а потом пригрозит разоблачить ее извращенность. Тем самым будет обеспечено содействие Мери в предстоящем вскорости дельце.
Годвин осклабился, вглядываясь в лицо юноши, которое оказалось обращенным к окну. О чем он сейчас думает, спрашивал себя Дариус. Что видели внутренним взором эти затуманившиеся голубые глаза? Чьи жгучие образы облегчили юноше копание в грязи, которым он занимался? Да, он был уверен: сластолюбивый конюх видел перед собой не толстую, стареющую женщину, а молодую полногрудую девушку — вроде Селины…
Спектакль наскучил Дариусу. Он отвернулся от окна и пошел вокруг дома, чтобы войти через кухню. Он заглянул в кладовку, оторвал ножку жареного цыпленка. Затем прогулочным шагом двинулся по вымощенным камнем коридорам, поднялся по лестнице на второй этаж. То, что предстояло обсудить, не терпело больше отлагательств.
Он дошел до конца коридора, который вел в гостиную Мери, и переждал, укрывшись в тени, пока из двери не вышел, как и следовало ожидать, юный Колин. Мери быстро надоедали любые забавы, и она постаралась побыстрее отделаться от оказавшего ей нужную услугу парня. Колин был бледен. Он оглянулся по сторонам, не замечая Дариуса, и быстро помчался по коридору в противоположном направлении.
В предвкушении предстоящих событий Дариус поспешил к гостиной и распахнул дверь, не постучав.
— Кто тут?.. — Мери стояла в распахнутом халате у камина, держа в руке большой бокал красного вина. — Ты осмелился вломиться сюда без моего вызова.
Дариус закрыл за собой дверь, утрированно-широким шагом двинулся через всю комнату и остановился перед своей дражайшей супругой.
— Мне показалось, что ты можешь возжелать зрелой, проверенной в деле мужской силы, моя сладчайшая.
Он оторвал зубами кусок темного куриного мяса и продолжал, чавкая:
— Несомненно, у женщин с твоими аппетитами потребности большие, чем способен удовлетворить простой мальчишка.
Она густо покраснела:
— На что ты намекаешь?
— Я намекаю: ты могла бы проделать со мной то же, чем только что порадовала моего слугу.
Она вздернула свой срезанный подбородок:
— Где ты был? Откуда тебе известно, что здесь происходило?
— Мне все известно, — заявил он. — Я не обязан ничего объяснять. А ты прикройся, и я скажу, что обязана сделать ты.
Она было захныкала, однако запахнула халат и съежилась на сиденье.
— Вот так-то лучше. — Широко расставив обутые в сапоги ноги, он стоял спиной к огню. — Есть дело, которым следует заняться. Бертрам хочет, чтобы мы помогли ему устроить свадьбу как можно скорее.
— Но Селина…
— …в Лондоне. Да, она там, и на это уходит чертовски много денег. Но ничего не поделаешь — Бертрам настаивает на Лондоне. Сливки общества должны узреть ее красоту, а потом она обручится с ним, и свет признает, какой он молодец, поскольку вскружил голову Селине.
— Но Селина…
— Он не вскружил ей голову, но это не имеет значения. Важно, как это выглядит в его глазах. Чем скорее он получит свое и сможет жениться на нашей малютке, тем скорее мы получим деньжата, которые нам необходимо иметь. Мы просто обязаны их иметь, жена, если хотим сохранить наш образ жизни и этот дом. Мы должны удержать все это, пока не найдем сокровища. И тогда будем свободны и уедем отсюда. Лондон будет наш.
— Двадцать лет это слышу, — пробурчала Мери.
Он свирепо взглянул на нее.
— Да, двадцать лет ушло на поиск. Но мы найдем сокровища Сейнсбери. Ради этих сокровищ мы обдурили Френсиса Сент-Джайлса и старого дурака — его отца. Мы многим рисковали, и наш выигрыш должен быть и будет огромным.
— Я бы хотела, чтобы это не зависело от Селины. Что если Бертрам пойдет на попятный?
— Не пойдет. — Дариус сделал шаг к огню и приподнял фалды фрака, чтобы согреть зад и бока. Вдали прогремел гром. — Когда этот мальчишка валялся тут с тобой, он, вероятно, воображал, будто имел девицу вроде Селины.
— Что-о-о? — закричала Мери, вскочив с кресла. — Ты подсматривал, ты, куча дерьма? Я тебя убью!
Выставив вперед локоть одной руки, другую он вытянул навстречу ее атакующему телу и схватил жену за горло.
— Вы будете повиноваться мне, мадам.
Злобно ворча, она опустилась в кресло:
— Селина — ничто. Глупая пустышка, годная лишь на то, чтобы с ее помощью мы добились чего надо. Ни одному стоящему мужчине она не нужна.
— Бертрам и Персиваль добиваются ее изо всех сил, — мягко сказал Дариус. — Сначала они хотят совместно насладиться ее девственным телом, пока она не обучится полностью искусству ублажать Бертрама и хитро водить за нос Персиваля, изображая невинную девочку. Затем ее обязанностью станет выполнять желания супруга и общаться с его друзьями так, как принято на их сборищах.
Мери хмыкнула и плотнее завернулась в пеньюар.
— Уже пора, чтобы она расплатилась с нами за все, что мы сделали для нее. Неблагодарная негодяйка. И тогда Летти может отправиться на все четыре стороны. Мне уже тошно видеть ее обвиняющие глаза.
— С ней надо быть осторожными, — напомнил Дариус. — Эта женщина знает слишком много. Придется предусмотреть некоторые меры.
— Здесь нет ничего трудного. Предоставь это сделать мне.
Он одарил ее улыбкой:
— Обязательно. Уверен, ты справишься с этим делом очень хорошо. Ты всегда справлялась с такими делами успешно.
Мери улыбнулась в ответ:
— У нас талант к махинациям, милый мой, как в этом смогли убедиться Френсис Сент-Джайлс и его драгоценная супруга София — к своему ужасу.
Дариус согласно кивнул:
— Что помогло нам без труда держать под контролем маркиза, этого старого осла.
— Я все еще восхищаюсь, насколько совершенен был наш замысел, — сказала Мери, сбавив тон. — Надо же суметь начинить опиумом Френсиса, бросить его в бордель, украсть кольцо и дать ему пробудиться в убеждении, что он имел дело с проституткой и напился в стельку. И Френсис поверил, будто шлюха украла его кольцо. Блестяще!
Дариус согласился.
— Блестяще и — по плану. Френсис считал, что проститутка взяла кольцо и отдала вещицу его отцу. А маркиз сунул в нос сыну это кольцо. И тот взял его! — Дариус хлопнул себя по бедрам, охваченный злорадством. — Взял его, ничего не спросив… и загубил свою жизнь. Старик разгневался из-за мнимой моральной распущенности сына, которая оскорбляла его религиозные устои. Френсис никогда не сказал ни слова в свою защиту и был изгнан из отцовского дома. Он так и не узнал, что это ты передала маркизу кольцо и рассказала совсем иную историю, чем та, которая, по его мнению, обрекла его на вечное проклятие.
— Немудрено, что маркиз поверил нашей версии, ведь Френсис никогда не пытался защищаться. — Мери задергалась от восторга. — Да, слишком долго мы не говорили об этом. Мне доставляет такое удовольствие знать, что ни тот, ни другой никогда не догадывались о нашей проделке. «Ваш сын лишил меня невинности, — сказала я этому старому дураку. — Он погубил меня, и не будь рядом бедного милого Дариуса, я была осуждена на жизнь этакой бессловесной незамужней компаньонки в доме другой женщины». И он мне поверил!
— И чтобы искупить грех своего сына, маркиз отдал нам то, чего мы хотели, — этот дом. Дом Френсиса. — Дариус вновь был полон удовлетворения, какое приносит триумф.
— Он не отдал нам дом, — сказала Мери, вновь ожесточаясь и раздражаясь. — Он нам его одолжил.
— На время, пока дом нам будет нужен, — напомнил ей Дариус. — Слава Богу, его наследник исполнял его волю.
— Но Огастес ненавидит нас.
— У тебя нет подтверждений этому.
— Его молчание служит подтверждением, — сказала Мери. — Как и отказ принимать нас, как и нежелание сделать Найтхед нашим в полном смысле слова.
— Он не выбросит нас из поместья. Все остальное неважно. Мы получим нужную сумму от Летчуиза и найдем сокровища. Я знаю это. Я чувствую это. И тогда мы будем свободны.
Он, Дариус, будет свободным. Он освободится от нее, избавится от всех тягостных преград, что стоят на пути к той жизни, какую он заслуживает.
— Иногда на меня нападает страх, что Френсис вернется.
— Он не вернется никогда, — сказал Дариус, уверенный в своей правоте. — Если бы существовала возможность для примирения между нынешним маркизом и его братом после смерти их отца, это произошло бы давным-давно. Но этого не случилось и никогда не случится. Почти наверняка Огастес ничего не знает о событиях, предшествовавших изгнанию Френсиса. Их отец, должно быть, потребовал, чтобы с младшим братом больше не было контакта.
— Я слежу за газетами — не появится ли сообщение, что он вернулся, — сказала встревоженно Мери.
— Меня это не беспокоит, — ответил Дариус, выпячивая грудь. — Он всегда будет верить тому, чему поверил, и никогда не осмелится вернуться в Англию. Никогда он не посмеет рискнуть тем, чтобы София услышала о его якобы имевшем место распутстве.
— София любила этот дом. — Мери задумчиво усмехнулась, ее взгляд затуманился. — Вот было бы у нее лицо, если бы она узнала, что я — причина ее несчастий, что ее муж, соблазнив и бросив меня, заставил ее страдать в безвестности все эти годы.
Дариус взглянул из-под полуопущенных век.
— Не будем забывать истину — хотя бы между собой. Френсис тебя не соблазнял. Он тебя пальцем не тронул. Благодаря этому ты и стала главным моим союзником: не могла перенести, что он не захотел тебя. И не было такой хитрости или подлости, на которую ты не пошла бы, чтобы отомстить ему и его семье.
Мери вздернула голову.
— Он был дураком. Где бы он ни был, я уверена, он думает обо мне, о том, что мы могли бы пережить вместе. Я надеюсь, они с Софией оба сильно страдают. И желаю им безвременно умереть.