Если бы красота убивала

Глава 12

В девять утра я была уже на пути в округ Бакс, штат Пенсильвания, мчась по автостраде на своем джипе. Мне не терпелось оставить Манхэттен позади, и чем дальше, тем лучше. Мало того что ночью мне пару раз звонили и вешали трубку, я еще ухитрилась совершить одну величайшую глупость, и связано это было с Кайлом.

Наверное, мне было бы немного легче, если бы я по крайней мере могла списать свой идиотский поступок на алкогольную интоксикацию, так ведь нет же, за весь вечер я выпила только две банки легкого пива… ну, если быть совсем точной, две и еще чуть-чуть из третьей. Пульсирующая головная боль, которая меня мучила, была вызвана вовсе не похмельем. Она возникла как результат отравления высокооктановой смесью усталости, мандража и изрядной доли презрения к себе.

К моему величайшему удивлению, в четверг днем позвонил Кайл. Я в этот момент сидела в домашнем кабинете и, не поднимая головы, корпела над работой. Я успела набросать план статьи о Марки и написать две страницы чернового варианта. Самое трудное в любой статье — первый абзац, а дальше уже дело идет легче. На этот раз удалось сваять его довольно быстро — я удачно использовала то, что узнала от Джека Херлихи, мужчины с голубыми глазами и сексапильной задницей. Надо сказать, для мужчины, который вообще не в моем вкусе, Джек на удивление прочно застрял в моих мыслях, и мне уже надоела постоянно его оттуда выкидывать.

Когда зазвонил телефон, я была уверена, что это или детектив Фарли, или Кэт, поскольку ни один, ни другая так еще и не откликнулись на мои просьбы перезвонить. Каково же было мое удивление, когда я услышала голос Кайла. Мы обменялись обычными «привет, как дела», он вкратце рассказал о работе, которую заканчивал (может, таким способом он давал мне понять, почему надолго исчез?), а я рассказала, как нашла труп Хайди. Его это и потрясло и удивило, видно, он не каждый день читает «Пост» и узнал новость только от меня. Он задал несколько вопросов, я отвечала неопределенно, мне не хотелось слишком углубляться в детали по телефону. Потом Кайл вдруг ни с того ни с сего сменил тему, вспомнив нашего общего знакомого Митча и его сестру Труди, которая в этот вечер пела в клубе. Он хотел знать, не собираюсь ли я пойти ее послушать. Я долго тянула с ответом и в конце концов не придумала ничего лучше, чем сказать: «Возможно, но не уверена». Кайл обронил что-то вскользь насчет таланта Труди и вдруг стал каким-то невнимательным. Я даже задумалась, нет ли у меня какого-нибудь изъяна, который мешает мне удерживать внимание мужчины. А потом, к моему полнейшему изумлению, он заявил: «Ну, тогда, наверное, там и увидимся. Я собираюсь пойти». И повесил трубку.

Я была в такой ярости, что чуть не выкинула телефон с балкона. Какого черта он вообще звонил? Он что, просто хотел со мной поздороваться? Или хотел пригласить меня на свидание, но в процессе разговора сделал поворот на сто восемьдесят градусов? Может, я как-то неправильно с ним говорила? Или он пытался устроить встречу со мной так, чтобы при этом не потратить ни цента? «Ну и черт с ним, — решила я. — Как говорится, пусть он уходит в море, а ты отрежь канат и повернись к нему спиной».

После этого возвращаться к работе над статьей не имело смысла. Самое большее, сколько я могу писать, — это три часа кряду, поэтому я решила закончить на сегодня.

Я приготовила себе кофе и снова попыталась дозвониться до Кэт. К телефону подошла Карлотта и передала трубку Кэт. Я не смогла скрыть легкое раздражение:

— Где ты была? Я тебе несколько раз звонила.

— Я лежала в постели. У меня жуткая мигрень, такая бывает раз в сто лет, я едва могла приподнять голову от подушки.

— Сочувствую. Кэт, у меня есть новости.

Я рассказала ей о разговоре с Долорес, о конфете, которую обнаружила на рабочем столе, и о своих планах съездить в округ Бакс. Вместо того чтобы засыпать меня вопросами, Кэт слушала молча и только иногда мычала «угу». Я решила, что либо мигрень притупила ее умственные способности, либо она решила избавиться от стресса и не думать о бедах, которые на нее навалились. Когда Кэт сказала, что они с Джеффом собираются на выходные в Литчфилд, я вздохнула с облегчением. Продиктовав ей номер телефона Лэндона, я просила звонить, если возникнут какие-нибудь проблемы.

Едва я успела положить трубку, как телефон зазвонил снова. На этот раз звонил детектив Фарли. Не дав мне даже толком поздороваться, он спросил:

— Что у вас за дело ко мне?

Я на одном дыхании все ему выложила. Сначала он долго молчал — я уже знала, что подобные многозначительные паузы вполне в духе полицейских, — а потом стал задавать вопросы. Во сколько это произошло? Был ли кто-нибудь рядом? Где сейчас эта конфета? Когда я сказала, что «Поцелуй» у меня, он потребовал, чтобы я ее ему привезла и ни в коем случае не прикасалась к самой конфете. Однако у меня не создалось впечатление, что он так уж сильно озабочен. Возможно, он решил, что у меня развилась мания преследования или что-нибудь в этом роде. Но потом дело пошло еще хуже. Под занавес Фарли прочел мне лекцию о том, что не следует вмешиваться в полицейское расследование. Я повесила трубку со смешанным чувством досады и тревоги.

В таком взвинченном состоянии мне совершенно не хотелось торчать дома, дожидаясь очередного анонимного звонка, поэтому я решила все-таки отправиться в клуб на выступление Труди. Там, правда, собирался появиться Кайл, но я решила, что просто не буду обращать на него внимания и начну флиртовать с первым попавшимся симпатичным мужчиной. Оделась я соответственно — выбрала самую короткую из всех моих юбок и безрукавку, которая обтягивала грудь так, что я едва могла вздохнуть.

Из дома я вышла около девяти. Пытаясь поймать такси, я очень внимательно смотрела по сторонам, нет ли где кого подозрительного. Сначала я велела таксисту ехать на Ист-Сайд, в девятнадцатый полицейский участок, и подождать дне минуты, пока я брошу злосчастную конфету в коробку из-под обуви, на которой было написано «Фарли». А уже оттуда я поехала на Вест-Сайд, в забегаловку, где предполагалось выступление Труди.

В клубе было уже полно друзей Труди, это были ее замужние подруги с мужьями и всего несколько одиноких друзей Митча, почти всех их я уже встречала. Кайла среди них не было. В антракте ко мне привязался один нескладный тип с огромной головой и прической, напоминающей соломенную крышу. За шесть недель знакомства с Кайлом я пустила побоку все остальные варианты, так что отчасти сама виновата в том, что теперь мне пришлось полночи общаться с парнем, который смахивал на собаку из мультфильма.

Кайл появился около десяти. Я с ним небрежно поздоровалась и дальше постаралась держаться холодно. Но в самом конце, когда я вышла в коридор, он подошел ко мне и включил свое обаяние на полную мощность. В тот момент мне было немножко жалко себя, поэтому я позволила ему купить мне выпивку и немного потаращить глаза на мой прикид в стиле «Я стою у ресторана». Чем дольше я сидела в баре, чем выразительнее Кайл рассказывал мне, как классно я выгляжу, тем больше слабела моя оборона. Стыдно признаться, но к полуночи мы с ним уже вовсю танцевали горизонтальное танго в его квартире на Восьмидесятой улице. Не могу, привести в оправдание своей глупости ни одной уважительной причины. Возможно, мое влечение к Кайлу, которого я и не отрицаю, в сочетании со страхами и волнениями последних дней образовали гремучую смесь, которая превратила меня в сексуально озабоченную идиотку. В слабой попытке восстановить атмосферу таинственности на следующее утро я вскочила с кровати и удрала домой в шесть часов. Сейчас Кайл, наверное, только просыпается и пытается вспомнить, кто оставил этой ночью вмятину на соседней подушке.

Однако на некоторое время я могла обо всем этом забыть. Я уезжала из Нью-Йорка, и путь мой лежал аж через два штата. На дороге было довольно много машин, но это пришлось как раз кстати, потому что помогало мне на время забыть и о моих безрассудствах с Кайлом, и об анонимных звонках, которые я обнаружила на автоответчике, вернувшись домой. Последний звонок был около полуночи.

Мне уже доводилось бывать в округе Бакс — несколько раз я ездила в гости к Лэндону. Округ находится к северу от Филадельфии, и хотя на его территорию кое-где вторгаются городские пригороды, он все еще сохранил обаяние сельской глубинки со старинными каменными домами, построенными в начале XVIII века, низкими каменными оградами и крытыми мостами. Семьдесят восьмая автострада, по которой я ехала, идет сначала мимо Ньюаркского аэропорта, потом проходит через довольно мерзкую промышленную часть Нью-Джерси, но затем все это вдруг куда-то исчезает и перед вами вырастают старинный красный амбар и силосная башня, и вы внезапно попадаете в безмятежный идиллический мир. До этого местечка я доехала в начале одиннадцатого, и у меня сразу начала проходить головная боль, тупая пульсация сменилась тихим звоном.

На сегодняшний день у меня было запланировано два интервью. Одно, естественно, с Дармой, а еще я ухитрилась договориться о встрече с доктором Кейт Тресслер, врачом из больницы скорой помощи Дойлстауна, где, если верить некрологу, скончался Такер Бобб. Прежде чем мне удалось связаться с Кейт Тресслер, я поговорила по телефону с десятком разных людей из больницы, но все меня отфутболивали. Поэтому, когда я наконец вышла на доктора Тресслер, стала действовать очень осторожно. Я понимала, что самое глупое, что можно сделать, разговаривая с доктором медицины, это заикнуться о газетах и пиаре. Если речь идет о деле, допускающем мало-мальски неоднозначное толкование, всякое упоминание о прессе закроет перед вами все двери. Вот почему в разговоре с доктором Тресслер я заверила ее, что информация мне нужна не для статьи и что я не собираюсь приводить ее слова в прессе, а просто стараюсь помочь одному редактору, которого пытались отравить, и именно поэтому мне очень нужно разобраться в истории вопроса. Кейт Тресслер подняла забрало и согласилась со мной встретиться. Мы назначили встречу на половину четвертого, то есть примерно через час после того, как я должна была закончить интервью с Дармой.

В Нью-Джерси я свернула с автострады и углубилась на территорию Пенсильвании. По мере продвижения я сворачивала на все более мелкие дороги и в конце концов попала в маленький, весьма своеобразный городок Карверсвилл. Загородное убежище Лэндона представляло собой дом в викторианском стиле, расположенный в нескольких кварталах от главной улицы. Дом по периметру был опоясан верандой и имел крытый плавательный бассейн. Для меня погостить в доме Лэндона было все равно что побывать в раю. Лэндон тоже собирался приехать сегодня утром, но перед отъездом я нашла под дверью своей квартиры записку от него. Он писал, что возникли проблемы с одним клиентом и он сможет выбраться не раньше девяти вечера.

Когда я подъехала к дому, было около одиннадцати. В палисаднике перед домом полыхала огненно-красными цветами азалия, из цветочных ящиков, подвешенных под окнами, свисали какие-то вьющиеся растения с красными, розовыми и лиловыми цветами. Такие же цветы росли на границах с соседними участками. Я открыла дверь ключом, который мне дал Лэндон, и вошла в дом. Мне казалось, что без Лэндона в его доме я буду чувствовать себя странно, так оно и получилось: ни тебе уютного потрескивания дров в камине, ни Моцарта, ни зажженных свечей на всех горизонтальных поверхностях, ни аппетитного аромата рагу, доносящегося из кухни.

Я бросила вещи в одну из гостевых спален на втором этаже и устроила себе ленч, открыв банку консервированного супа. Если не считать звука капель, падающих из подтекающего крана на кухне, в доме стояла полная тишина. Убрав за собой, я переоделась в желтое хлопчатобумажное платье, желтый кардиган и желтые босоножки. Ехать к Дарме было еще рановато, но я решила выехать с запасом, на случай если вдруг заблужусь на извилистых проселочных дорогах округа Бакс.

Представьте себе, я действительно заблудилась, потеряв на этом минут двадцать! Дарма жила на Олд-Холлоу-роуд, но сначала мне надо было выехать на Бивер-роуд, которой не оказалось там, где, по словам Дармы, она должна была находиться. Поплутав немного, я даже стала подозревать, что Дарма нарочно заморочила мне голову, а сама сейчас сидит небось в своей гостиной и посмеивается. В конце концов я свернула на обочину и спросила дорогу у какого-то мужчины, садившегося в пикап. Он объяснил, что мне надо ехать назад и сделать крюк. Я уже начала терять терпение, когда увидела впереди, к северу от меня, указатель «Олд-Холлоу». Как выяснилось, подъездная дорога к дому Дармы и была этой самой Олд-Холлоу-роуд. Она тянулась с четверть мили, извиваясь между дубами и соснами, мимо живописных развалин каких-то каменных строений, и наконец спустилась в лощину, которая, казалось, находилась в миллионе миль от чего бы то ни было.

Хозяйский дом поражал воображение. Целиком каменный, длинный, никак не моложе двухсот лет, он не был выдержан в каком-то определенном стиле. Я поставила джип во внутреннем дворе рядом с большим бревенчатым сараем, который, похоже, теперь служил гаражом. Чуть поодаль стояли еще два сарая, поменьше; выходя из джипа, я заметила, как в одном из них скрылся мужчина в джинсах и джинсовой рубашке. Я свернула за угол сарая, и со мной чуть не случился сердечный приступ: не больше чем в десяти фугах от меня, вытянув шею и волоча по земле сложенный хвост, прохаживался павлин. Такер Бобб, пока был жив, явно играл роль этакого владельца поместья. Я где-то читала, что он происходил из семьи богатых южан, так что они с Долорес относились к совершенно разным социальным слоям.

Поставив машину возле сарая, я попала на задворки дома, поэтому я обошла вокруг него и оказалась на вымощенной кирпичом дорожке, с обеих сторон окаймленной весенними цветами. Мне пришлось два раза позвонить и несколько раз стукнуть в дверь, прежде чем кто-то в доме откликнулся. Дверь открыла сама Дарма. Она была красива особенной красотой: бледная кожа, длинные белокурые волосы, ниспадающие плавными волнами в стиле Рафаэля, стройная фигура с впечатляющим бюстом, над которым явно потрудился пластический хирург. Сегодня она оделась как супруга сельского землевладельца: белая рубашка типа мужской, коричневые брюки для верховой езды и черные сапожки, сверху розовая шерстяная шаль.

— Мне казалось, мы условились на час дня, — сказала она таким тоном, словно я испортила ей весь день, — Прошу прощения за опоздание, я заблудилась.

Она молча провела меня через анфиладу комнат. По дороге я открыла для себя главный недостаток этого прекрасного старинного дома: в нем было темно, как в церкви январским днем. Отчасти виной тому были маленькие и очень глубокие окна, отчасти — высокие старые клены, обступавшие дом. Наконец мы добрались до дальней части дома и оказались в «солнечной» комнате с высокими, от пола до потолка, окнами и стенами цвета шелка-сырца. Но и здесь было темновато, хотя и не так, как в остальных помещениях дома.

Я осторожно села в маленькое желтое кресло. На кофейном столике стоял серебряный чайный сервиз, но Дарма даже не взглянула в его сторону и села на диван. По выражению ее лица я поняла, что чаю мне не предложат. Вообще вся эта сцена меньше всего походила на прием гостя. Я попыталась сломать лед:

— У вас очень красивый дом. Вы сами его отделывали?

— В основном да. Хотя, конечно, я нанимала рабочих.

Движением норовистой лошади Дарма встряхнула пышной гривой. При относительно ярком освещении гостиной стало ясно, что Дарма старше, чем мне сначала показалось; я бы дала ей лет сорок пять — пятьдесят. А еще я заметила, что, несмотря на шаль и жемчуга, в ней проскальзывало что-то от дешевки. Я знала, что она работала в разных женских журналах, но она чем-то напомнила мне гардеробщицу, удачно охмурившую миллионера.

— Вы живете здесь постоянно?

— Да, в Нью-Йорке меня больше ничто не держит. А вы… вы приехали только на день?

— Вообще-то я остановилась в Карверсвилле.

— У кого? Возможно, я знаю этого человека.

— Это пожилой мужчина, его зовут Лэндон Хейсе. Он ведет довольно активную светскую жизнь, так что, возможно, вы с ним встречались.

— Имя мне не знакомо. Но мы ведь всегда общались только в своем кругу.

— Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего мужа, — сказала я. — Я не очень хорошо его знала, мы встречались только на деловых мероприятиях, но он был очень известным человеком.

— А с вами мы никогда не встречались, не так ли?

— Не думаю, что мы встречались. Но у нас определенно есть общие знакомые по работе.

— Лесли Стоун из «Глянца», вы ее имеете в виду? — спросила Дарма. — Я работала с ней в «Фут энд энтертей-нинг». Долорес я, разумеется, тоже знаю, они с Такером были друзьями. Оба пришли в ужас, когда увидели, что сделала с «Глянцем» Кэт Джонс.

— Да, не все одобряют перемены, но читателям журнал нравится.

— Как говорится, о вкусах не спорят. Так о чем вы так срочно хотели со мной поговорить?

— Прежде всего позвольте поблагодарить вас за то, что согласились со мной встретиться, дело действительно очень важное. Вы, возможно, не слышали, что в воскресенье умерла девушка, которая работала няней у Кэт Джонс. По всей видимости, ее отравили. Однако в действительности жертвой должна была стать сама Кэт. Вот я и задумалась, не существует ли какой-то связи между этой смертью и смертью вашего мужа?

Дарма посмотрела на меня своими зелеными глазами так сурово, что я едва не заерзала в кресле.

— Так вот зачем вы хотели меня видеть, — протянула она, едва сдерживая гнев. — Именно поэтому вы настояли на своем приезде?

И что мне на это ответить?

— Да, я надеялась, что вы сможете нам помочь, — быстро сказала я. — Ходили слухи, что ваш муж отравился ядовитыми грибами. Два похожих случая на протяжении шести месяцев — это кажется довольно странным, возможно, это не простое совпадение.

— Значит, у вас там все еще ходит миф о ядовитых грибах, — загадочно произнесла Дарма.

— Вы хотите сказать, что на самом деле ничего такого не было?

— На самом деле никто толком не знает, отчего Такер умер. И нет ни единого доказательства версии, что в его смерти виноваты какие-то ядовитые грибы. Это предположение высказал кто-то из врачей местной больницы, но никто так ничего и не доказал.

— Ваш муж любил собирать грибы?

— Да, и не только собирать, но и есть. По-видимому, существует какая-то вероятность того, что он мог съесть и ядовитые. Но если вас интересует мое мнение, то, на мой взгляд, вся эта история выглядит как попытка врачей прикрыть свои задницы.

— Ему стало плохо на работе?

— Да.

— В будний день?

— Дело было в четверг. Сразу после ленча он почувствовал себя неважно, Такер собирался уехать из города на выходные, прихватив и пятницу — я была уже здесь, — но ему было настолько не по себе, что он не решился сесть за руль и вызвал машину с водителем. К тому времени, когда он сюда приехал, ему стало совсем плохо, и я сразу отвезла его и больницу. Ему было семьдесят, к сожалению, в его возрасте такое случается.

— Он не говорил, что ел какие-нибудь грибы?

— Нет, не говорил, — ответила Дарма резко. — А если бы и сказал, какая теперь разница?

— Но вспомните, ведь кто-то пытался отравить главного редактора еще одного женского журнала. Вот почему я думаю, не был ли и ваш муж убит.

Дарма молчала. Повернувшись ко мне в профиль, она с отсутствующим видом уставилась в окно. Я заметила, что на кончике ее носа есть странная маленькая шишечка, которой не было видно, когда Дарма была повернута ко мне анфас.

— Ну что ж, теперь я все поняла, — проговорила она с сарказмом. — Прямо как в книге «Кто-то убивает величайших шеф-поваров Европы».

— К сожалению, я не читала эту книгу, поэтому ничего не могу сказать. Но мне действительно кажется, что между двумя смертями может существовать связь. Вдруг кто-то расправляется с главными редакторами женских журналов? Тогда он может повторить попытку.

— Вот как?

— Во всяком случае, я думаю, что имеет смысл поделиться этими соображениями с полицией.

Лицо Дармы посуровело.

— Что до меня, то я считаю все это полнейшей нелепицей, и у меня совершенно нет желания общаться по этому поводу с полицией. Мой муж умер, и меня совершенно не волнует, что теперь происходит на Манхэттене.

— Я вас понимаю, — кивнула я. — У меня остался всего один вопрос. Незадолго до смерти у вашего мужа не было конфликтов со служащими? Может быть, ему кто-то угрожал?

— Если бы вы хорошо знали моего мужа, вы бы не задавали таких возмутительных вопросов. Моего мужа все обожали.

— Мне очень жаль, что я плохо его знала. Пожалуй, мне пора, не хотелось бы отнимать у вас время.

«Кто его знает, — подумала я, — вдруг Такер Бобб умер от страха, когда представил себе, что его ждет, если он когда-нибудь ненароком в чем-то провинится перед этой красоткой?»

Вместо того чтобы проводить меня через дом тем же путем, каким мы пришли сюда, Дарма пересекла комнату, подошла к стеклянным дверям, выходящим в патио, и раздвинула их с такой силой, что те чуть не соскочили с направляющих.

— Выходите здесь, гараж вон там.

— Спасибо, что уделили мне время.

Я протянула Дарме руку, она быстро ее пожала и тут же отдернула свою. Едва я вышла в патио, как стеклянные двери с грохотом закрылись у меня за спиной. Я поспешила через лужайку к своему джипу. Меня бы ничуть не удивило, если бы Дарма взорвала его при помощи дистанционно управляемого взрывного устройства или в лучшем случае спустила на меня парочку доберманов. Мотор завелся лишь с третьей попытки. Когда мне наконец удалось тронуться с места, я поехала по дороге, посыпанной гравием. Но я не проехала еще и двух минут, как дорога стала сужаться и сменилась на грунтовую. Я поняла, что свернула куда-то не туда и оказалась не то на просеке, не то на пешеходной дорожке. Развернуться мнe было негде, а углубляться в лес в поисках подходящего места для разворота я не собиралась, у меня и так уже возникло ощущение, будто я попала в фильм ужасов. Поэтому я стала медленно, рывками, пятиться задним ходом.

Нет, Дарма не встретила меня с заряженным дробовиком, когда я вернулась в ее внутренний двор. Я развернулась и медленно поехала вперед, высматривая правильный путь. Нужная мне дорога оказалась за самым большим сараем, о чем мне следовало бы помнить, но я так торопилась убраться, что у меня это вылетело из головы. Отъезжая, я посмотрела в зеркало заднего вида: мужчина в джинсах и джинсовой рубашке, похожий на ковбоя с рекламы «Мальборо», шел по дорожке к дому.

Как ни странно, дорогу на шестьсот одиннадцатое шоссе я нашла без труда. Часы показывали ровно два. Интервью с Дармой получилось очень коротким, поэтому теперь мне надо было как-то убить больше часа времени, остававшегося до встречи с доктором Тресслер. На полпути в Дойлстаун я завернула в закусочную «Сэмми». Это было одно из тех придорожных кафе, торгующих хот-догами, жареной картошкой и мороженым, где делаешь заказ через затянутое сеткой окошко, которое приоткрывается только затем, чтобы взять у клиента деньги. Я заказала молочный коктейль и взяла его с собой в джип.

Затем я достала блокнот и записала все, что смогла вспомнить из разговора с Дармой — если это вообще можно назвать разговором. Боясь ее спугнуть, я не стала делать заметки в доме — как выяснилось, напрасная предосторожность, потому что в результате я ее все равно спугнула. Было у меня искушение сразу же попытаться проанализировать, почему Дарма так взъерепенилась от моих вопросов, но это означало бы поставить телегу впереди лошади. Сейчас было куда важнее записать ее высказывания и мои впечатления, а выводы можно будет сделать и позже.

Записав все, что вспомнилось, я завела двигатель и поехала дальше. Лэндон говорил, что больница находится совсем недалеко от шоссе и повсюду есть указатели. Так и оказалось. Подъезжая к городу, я сразу заметила синий знак прямо над съездом с шоссе. Я свернула туда, куда указывала стрелка, и, проехав не дольше двух минут, оказалась возле больницы.

Приемная отделения скорой помощи выглядела очень современно. Я объяснила женщине за стойкой, что у меня назначена встреча с доктором Тресслер. Женщина пообещала ее вызвать и велела мне подождать. В приемной было всего несколько человек: супружеская пара (обоим супругам было лет по пятьдесят, причем женщина почему-то была в голубых домашних шлепанцах необъятного размера) и женщина с маленьким сыном, который колотил свою мамашу по голове игрушечной резиновой коровой. Глядя на них, было непонятно, кто из них пациент. Только я присела на краешек стула, как открылась дверь и в приемную быстро вошла женщина в белом халате поверх брюк. Она целеустремленно двинулась в мою сторону. На вид ей было лет тридцать восемь — тридцать девять, внешне привлекательная, правда, немного мужеподобная, и явно куда-то торопилась. Еще не пройдя и полпути до меня, она спросила прямо оттуда:

— Бейли Вэгон?

Я стала подниматься со стула и хотела было исправить ошибку в моей фамилии, но она вскинула обе руки в сигнале «стоп», как если бы я выезжала с плотно забитой стоянки задним ходом, а она давала мне указания.

— Сидите, не вставайте, — сказала она. — У меня срочный пациент, и я буду занята минут двадцать — тридцать. Сожалею, но такие вещи нельзя предвидеть заранее.

— Ничего страшного, я подожду. Спасибо, что уделяете мне время.

— Думаю, вам будет удобнее подождать меня в кафетерии. Вы можете пока выпить кофе, а я прибегу, как только освобожусь.

— Да, пожалуй, так будет лучше, — согласилась я. Доктор Тресслер показала куда-то за мою спину и пояснила:

— Идите по желтому коридору, там везде есть указатели. С этими словами она повернулась и ушла.

Я нашла дорогу до кафетерия и купила себе чашку кофе, который по вкусу напоминал аптечную резинку, если ее перевести в жидкое состояние. Читать мне было нечего, поэтому оставалось только сидеть и медленно потягивать кофе маленькими глотками. Мне снова полезли в голову мысли о прошедшей ночи. Яснее ясного, что Кайла интересует только короткая интрижка, и с моей стороны самым разумным будет порвать с ним, убраться подобру-поздорову, пока не обожглась. Но это были чисто теоретические рассуждения: вряд ли Кайл еще когда-нибудь мне позвонит.

Я одолела почти полчашки кофе, когда на соседний стул опустилась доктор Тресслер и вытянула перед собой ноги. У нее были карие глаза (под нижними ресницами правого я рассмотрела две родинки), прямой нос, большой рот, чуть ли не всю ширину лица, и короткие волосы. Сначала мне показалось, что у нее короткая стрижка, но потом я разглядела, что ее длинные волосы собраны во французский узел. Под белым халатом — коричневые брюки и синяя водолазка, на ногах — коричневые сабо.

— Извините за задержку, — сказала она. — Десятилетний мальчишка поцеловался с асфальтом, катаясь на скейтборде. Пришлось наложить ему двадцать семь швов.

— Наверное, когда наступает теплая погода, к вам привозят пациентов с самыми разными травмами.

— Да, это верно. — Она принесла кофе в пластиковой чашке и большим пальцем сняла крышку. — Значит, вы работаете в «Глянце»? Надеюсь, не вы пишете все эти статейки на сексуальные темы? Вчера вечером я заглянула в один номер, некоторые материалы о-очень откровенные.

— Нет, к таким статьям меня не подпускают, — засмеялась я. — Я пишу о происходящих событиях. Но кроме того, дружу с главным редактором, именно поэтому я и приехала. Как я сказала вам по телефону, по всей вероятности, кто-то пытался ее отравить. Но и Такер Бобб работал в той же области, и я подумала, не может ли его смерть быть как-то связана с этим происшествием.

Доктор Тресслер склонила голову набок.

— Это как же?

— Я слышала, что кое-кто считает, будто Такер отравился ядовитыми грибами.

— Грибами определенного вида.

— Что, извините?

— Грибами определенного вида — Amanita phalloides, более известного как бледная поганка.

— Вы его лечили? — Я открыла блокнот и начала записывать. — Я хочу, чтобы вы знали — мои заметки предназначены только для личного пользования.

— Нет, когда все это происходило, меня не было в городе, я уезжала на симпозиум. Но поскольку Такер Бобб был известным человеком, я просмотрела его историю болезни, когда вернулась.

— А врачи, которые его лечили, ничего не заподозрили? — спросила я как можно небрежнее, чтобы не создалось впечатления, будто я кого-то критикую.

Доктор Тресслер скрестила руки на груди.

— Постарайтесь понять, мы в отделении скорой помощи не так уж часто сталкиваемся со случаями смертельного отравления ядовитыми грибами. Симптомы при этом похожи на симптомы многих других заболеваний. Обычно о том, что пациент отравился именно грибами, можно узнать только с его слов, но если он сам об этом не скажет, то никому это и в голову не придет. К тому же анализы ничего не показывают.

— Почему же это пришло в голову вам? — спросила я опять так же небрежно.

— О, я специально интересуюсь этим вопросом, можно сказать, ядовитые грибы — моя вторая специализация. Я писала диссертацию в больнице скорой помощи в штате Огайо. Как-то раз к нам привезли целую семью выходцев из Лаоса, все были с тяжелейшим отравлением, это было отравление Amanita phalloides. Оказалось, что бледная поганка очень похожа на один съедобный гриб, который растет в Лаосе. Трое погибли, а двоих детей удалось спасти только потому, что им сделали пересадку печени.

— Жаль, что вас не было на дежурстве, когда привезли Такера Бобба.

— Я бы ничем не смогла ему помочь. К тому времени, когда его привезли, его состояние было уже необратимо. А поскольку он ни словом не обмолвился о ядовитых грибах, мне тоже вряд ли могло бы прийти в голову, что он отравился именно ими. Я заподозрила, что дело не обошлось без бледной поганки, только когда побеседовала с его врачом и узнала, что у Бобба был еще один приступ, раньше.

— Боюсь, я не понимаю.

— Да, конечно, извините, сейчас поясню. Когда человек съедает бледную поганку, симптомы обычно проходят три стадии.

Объясняя, она разорвала бумажную крышку от кофейной чашки на три полоски и выложила их в ряд.

— Первая стадия. — Врач указала на первую полоску. — Примерно через шесть часов после употребления бледной поганки человек чувствует сильную боль в животе, у него начинается рвота. При этих симптомах большинство вызывают «скорую помощь», но некоторые списывают свое состояние на желудочный грипп и не обращаются к врачу.

Она показала на вторую полоску.

— Вторая стадия — это период ложного выздоровления. Симптомы исчезают, человек думает: «Ну все, я поправился». Эта стадия длится около четырех дней. — Тресслер дотронулась пальцем до третьей полоски. — Затем — обычно это бывает на пятый день — все симптомы возвращаются в еще более острой форме, тут уже никто не сомневается, что дело очень серьезное. У пациента отказывают почки, печень, сердце. Отравление бледной поганкой особенно опасно для детей, но взрослый тоже может умереть, если съел достаточно много. Теперь вам, наверное, понятно, почему анализы ничего не показывают? Через пять дней после того, как что-то съедено, в пищеварительной системе от него уже не найдешь следов.

— А у мистера Бобба действительно был более ранний приступ?

— Да, я с этого и начала. Я позвонила его врачу, чтобы узнать предысторию. Это был не его лечащий врач — тот живет в Нью-Йорке, — а местный, к которому Такер обращался в случае необходимости. Так вот, этот врач рассказал, что Бобб позвонил ему в выходные и пожаловался на расстройство желудка. Врач предложил ему лечь в больницу. Он предполагал обычное пищевое отравление или желудочный грипп, но для пациентов возраста Бобба потеря жидкости может быть опасной. Бобб сказал, что дождется жену, которая уехала на скачки или еще куда-то, а потом приедет в больницу. Но он не приехал, во всяком случае, не приехал сюда. По-видимому, ему стало лучше и он решил, что обойдется без медицинской помощи. На второй стадии это самое опасное.

— Вы не помните, когда это было, в субботу или в воскресенье?

— Кажется, в воскресенье. Если это действительно было отравление бледной поганкой, то, вероятно, он съел ее в субботу вечером.

— А не могло быть так, что он съел гриб когда-то на неделе, а плохо ему стало в воскресенье?

— Нет, это слишком большой срок.

— Вы знаете, что он увлекался грибами?

— Да, и это тоже укладывается в гипотезу об отравлении грибами. Хотя трудно себе представить, чтобы человек, хорошо разбирающийся в грибах, сварил или поджарил нечто, хотя бы отдаленно напоминающее бледную поганку.

— Так как же могло получиться, что он ее съел?

— Непонятно, правда? Кроме того, если он знал, что ел грибы, почему бы не упомянуть об этом?

Я посмотрела в глаза доктору Тресслер, чтобы убедиться, что я правильно истолковала ее намек, но она опустила голову, так как в этот момент запищал прикрепленный к ее поясу пейджер. Она прочитала сообщение.

— Меня вызывают, у меня всего две минуты. Расскажите о втором случае, есть какое-нибудь сходство с этим?

— Вы имеете в виду, могла ли девушка отравиться бледной поганкой? Не похоже. Яд находился в конфетах, и девушка, которая их съела, умерла через несколько часов после этого. Насколько мне известно, перед этим у нее не было другого приступа. Однако вы все равно мне очень помогли. Можно, я вам позвоню, если появятся еще вопросы?

— Да, конечно, звоните. Но имейте в виду, этим делом, по-видимому заинтересовались в нью-йоркской полиции. Я слышала, что они говорили с директором больницы, думаю, они собираются нас посетить.

Значит, Кэт поделилась с полицией своими соображениями, поняла я. Только бы Фарли не узнал, что я уже побывала в округе Бакс до него.

Мы вместе вышли из кафетерия, и доктор Тресслер показала мне короткий путь к автостоянке. Я прошла лабиринтом коридоров, один раз чуть не заблудилась, но в конце концов все-таки вышла в главный вестибюль больницы. Выходя на улицу через вращающиеся двери, увидела, что небо потемнело и начался слабый дождик. Я бегом побежала в ту сторону где, по моим представлениям, должна была стоять моя машина. Но к тому времени, когда нашла ее, я уже вымокла до нитки.

Укрывшись от дождя в салоне джипа, я не сразу завела мотор, некоторое время просто сидела, осмысливая то, что услышала от доктора Тресслер: неприятности Такера Бобба со здоровьем начались не в Нью-Йорке, как считали его коллеги, а уже в Пенсильвании. Если причиной его смерти стало отравление ядовитым грибом, то этот гриб он съел здесь. И если кто-то специально угостил его бледной поганкой, то произошло это в выходные в округе Бакс. Мне казалось маловероятным, чтобы убийца Хайди, присутствовавший на вечеринке в доме Кэт, за полгода до этого прикончил Такера Бобба в другом штате, и все-таки я не могла сбросить со счетов и такую версию. Возможно, убийца — редактор какого-то журнала или автор; в тот роковой для Бобба уик-энд он мог побывать у него в гостях. А может быть, у убийцы тоже есть дом в Карверсвилле и он как-то ухитрился подсунуть ядовитый гриб в еду Бобба. Последняя мысль была особенно неприятной, ведь в таком случае убийца мог околачиваться где-то поблизости и в эти выходные.