Эта сука, серая мышь

Глава 7 ПОЛЕЗНЫЙ РОДСТВЕННИК

Этот вечер закончился странно. Именинница сбежала с собственного дня рождения. Но почти никто из гостей этого не заметил. Только двое – Всеволод и я, мы оба как будто осиротели с ее уходом. Наверное, доля его тоски перекинулась на меня. Точнее, не так. Я каждой клеточкой ощущала, как ему тошно. И от этого мне стало тошно самой.

Мы вышли на воздух. Он сам предложил.

– Покуришь?

– Давай.

Зачем я согласилась? Видимо, спьяну.

Я помню, как уже однажды пробовала вкус сигарет. Это было давно. Как раз когда умер отец. Я хватала из пачки оставшиеся после него дешевые папироски. И курила, курила, одну за другой. Но тогда я не чувствовала вообще ничего.

Теперь от первой же затяжки у меня голова пошла кругом. Я вцепилась в перила, не в силах понять, где ступени, где небо, где Всеволод.

– Ты чего? Тебе плохо, что ли?

– Да, что-то голова закружилась.

Он вынул сигарету из моих пальцев и бросил в урну.

– Если не куришь, лучше не начинай!

Мы помолчали. Вернее, молчали мы долго. Он стоял ступенькой ниже меня, и я думала, что ничто не мешает нам слиться сейчас в поцелуе. Пусть бы даже это был поцелуй утешения. Я надеялась. Я ждала. Я сходила с ума от желания коснуться ртом его губ. Всего лишь коснуться. Легко и невинно. И мне бы не пришлось для этого приподниматься на цыпочки.

Но Всеволод на меня не смотрел. Задумавшись, он курил и все прикусывал губы, о которых я так страстно мечтала.

– Зачем ты сказала? – наконец спросил он.

Так я и знала! Так и знала, что он об этом заговорит! Ну почему? Почему? Ведь за это время можно было забыть! Нужно было!

Я едва не закричала ему об этом в лицо, но, столкнувшись со взглядом, неумолимо далеким от моих душевных переживаний, я только ответила:

– Прости меня, я проболталась случайно.

Он вздохнул. С безнадеги незло чертыхнулся. И больше ничего не сказав, размашисто зашагал прочь.

– Всеволод! – окликнула я.

Но он, не оборачиваясь, воздел руку вверх, как бы говоря: «Довольно, я все понял».

Ночью, закрывшись на кухне, я вырезала с распечатки его фотографию, приговаривая:

– Ты ничего не понял! И никогда не поймешь! Я – твоя женщина! Я! Я! Это выше тебя. Выше твоей нафантазированной любви. Ты и сам не заметишь, как постепенно мой образ вытеснит ее из тебя. Скоро с глаз твоих упадет пелена. И ты увидишь, КТО та единственная избранница, предназначенная тебе судьбой.

Я напоминала себе самой буйно помешанную. Да, в сущности, я, наверное, таковой и была. Всю ночь я металась, как маятник, от стены до стены, не в силах дождаться утра. Я не могла дождаться того момента, когда приговор будет приведен в исполнение.

Да-да! Сальвадор именно так и сказал в нашу с ним первую встречу: «Принесите мне любую вещь: платок, волосинку, да хоть козявку из носа. И я приворожу к вам кого угодно.

Но если вы хотите заполучить мужчину на всю жизнь, мне непременно нужна фотография…»

В магической комнате все было абсолютно так же, как прежде. Только добавились две витые свечи – красная и белая. Они были необходимы для проведения сегодняшнего ритуала.

Колдун все тянул. Сидя напротив, он внимательно изучал изображение Всеволода. Хмурился, тер подбородок. В конечном счете изрек.

– Ну что ж, Полина, сейчас мы с вами произведем один из мощнейших приворотов. А следовательно, один из самых дорогостоящих. Но прежде чем вы отдадите мне деньги, я хотел бы сказать вам пару слов относительно самого приворота, а так же предупредить о его возможных последствиях. Потом я дам вам время подумать. И либо вы отказываетесь, либо соглашаетесь. Но решить нужно будет сегодня. Иначе мы упустим убывающую Луну. Согласны?

Я кивнула.

– Итак… – Маг удобно откинулся на подушках. В пальцах его звонко щелкнули костяные четки. – Прежде всего хочу, чтобы вы понимали, приворот – это не любовь. Это всего лишь неосознанная тяга привороженного к вам. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что у каждого человека есть семь энергетических центров, так называемых чакр. Воздействуя на них, можно как угодно манипулировать эмоциями объекта. Стимулировать или, наоборот, притуплять желания. Изменять его отношение к каким-либо событиям или людям. Это понятно?

Я сделала еще один утвердительный знак.

– Хорошо. Идем дальше. – Колдун слегка сощурился, поглядев на свечу. – Любой приворот – это подавление воли. И привороженный будет подсознательно чувствовать, что именно вы осуществили над ним это насилие. Его будет тянуть к вам, но это не значит, что он не сможет вас возненавидеть. Эта адская мука, поверьте мне! Когда физически невозможно обойтись без человека, которого ненавидишь.

Я заерзала. Слова чародея ранили меня в самое сердце.

– Но и это еще не все! – зловеще продолжал Сальвадор. – Приворот может изменить любимого вами мужчину до неузнаваемости. Он может стать неадекватным, психически неуравновешенным. У него могут появиться проблемы с алкоголем и со здоровьем. И самое главное! Пути назад уже не будет. Приворот нельзя снять никакими психологическими способами. Его можно лишь купировать на непродолжительное время. Но и только. Так что думайте, Полина. Я вас не тороплю.

Я сидела, обложившись подушками, и пребывала в полной растерянности.

Как же так? Я надеялась, что после сегодняшней сделки моя жизнь наладится к лучшему. Я стану любима самым желанным человеком на свете. А теперь получается, что я опять попала пальцем в небо?

– Сальвадор, милый! – взмолилась я. – Неужели все так ужасно? Вы же говорили лишь о возможных последствиях!

– Я и не отрицаю. Все эти побочные действия могут как проявиться, так и нет. Точно так же, как при приеме лекарств. Все зависит от переносимости их организмом. Но… – он слегка подался вперед, – риск всегда имеется.

Я призадумалась.

Глядя, как быстро-быстро бегают четки в тонких натренированных пальцах, я взвешивала все «за» и все «против».

Что, если Всеволод, действительно, меня возненавидит?.. Ну и что с того? Он и сейчас-то недалеко от этого ушел. Мягко говоря, он меня недолюбливает. Зато в физическом плане он уже не сможет без меня обходиться. И это, что ни говори, огромный плюс… Да! Но какое право я имею наносить ущерб его здоровью? Благополучию? Хотя, с другой стороны… ведь тысячи женщин делают на своих возлюбленных привороты и ничего… Стоп! Но надо мной тяготеет проклятие! Что, если, связав его и себя неразрывными узами, я обреку его на… Но я хочу его! Я хочу его! Так хочу!

– Ну что ж, – медленно и тихо, как бы самой себе, проговорила я, – риск – благородное дело…

– Иными словами, вы согласны, – уточнил Сальвадор.

– Я согласна.

– Прекрасно! Тогда приступим!

Он живо поднялся. Перенес в центр две заготовленные на подставках свечи. Зажег их, подержал над ними ладони, будто бы согревая. А после взялся за фотографию.

– Как его имя? – каким-то измененным голосом осведомился колдун.

И от этого голоса у меня по спине вдруг побежали мурашки.

– Все… Всеволод, – заикаясь, ответила я.

Больше вопросов не последовало. Маг настоящим гусиным пером подписал что-то на обороте. И, взяв иглу с толстой красной ниткой, начал прошивать изображение, бормоча себе под нос какие-то заклинания. Я только однажды смогла разобрать несколько слов – «как нитка за иголкой»… И все!

Дальше колдун сделал несколько заключительных стежков. Обрезал нить и оба ее конца связал тремя крепкими узелками. Перекрестил их левой рукой. И сверху капнул воском от красной свечи. Молвил:

– Да будет так.

Вся процедура заняла не более пятнадцати минут. Я даже не успела подумать о том, что где-то, на другом конце города, моему привороженному уже попали в глаз и сердце маленькие соринки. Из-за них он будет узко видеть и чувствовать. Как будто смотреть в бинокль, направленный только в мою сторону.

– Возьмите, – протянул колдун заговоренный снимок, – храните как зеницу ока. И помните! Эту фотографию никто не должен увидеть. В особенности тот, кто на ней изображен.

Абсолютно лишнее предостережение. Я и сама хотела упрятать этот предмет так далеко, насколько возможно. Как говорят, избавиться от свидетеля. Свидетеля моей нечистоплотной игры и совершенного акта насилия.

По дороге обратно я испытывала смешанные чувства – страх, отчаянье, стыд. Но в то же время было и чувство великой надежды, великого ожидания, что вот теперь, в этот самый день и час, я стала неотъемлемой частью его души. Кто знает, какими глазами он посмотрит на меня при нашей следующей встрече? Кто знает?..

К берегам Клязьменского водохранилища я добиралась витиевато, со множеством пересадок и восьмикилометровым крюком.

Четко поняв, что не успеваю к назначенному времени в «Медведково», я отправила Оксанке сообщение. В ответ она прислала мне подробное описание маршрута. Но я конечно же перепутала и номер автобуса, и название деревни, от которой нужно было идти пешком. В результате очутилась среди сказочно живописных теремков, служащих моей конечной остановкой, примерно часа в три пополудни.

Территория здесь была небольшая, но очень приятная. Даже при столь неопределенной погоде, когда снега все еще не нападало вдоволь, чтобы укрыть густым ровным слоем поля, пригорки и крыши дальних домов, над которыми едва различимо клубился дымок.

Впрочем, по всем показателям это могло произойти уже сегодня. Все время, что я провела в дороге, мела метель. Сначала падали всего лишь хиленькие крупинки. Но чем ближе подбиралась я к подмосковному курорту, тем гуще становились гонимые ветром снежные хлопья.

Теперь заблудиться было уже почти невозможно. Всего несколько коттеджей здесь имели второй этаж. С синей же черепичной крышей стоял и вовсе один. Вскоре я увидела его, уютно примостившегося в окружении сосен и елей. Иные домики были все больше одноэтажные. В стиле русских избушек XXI века. Везде пластиковые пакеты на окнах. Кое-где даже спутниковые антенны. Крыши опять же в русских селеньях никогда не отличались такой насыщенностью цветов. Но в общем все было достаточно мило.

Особенно мне понравился каток, который по вечерам наверняка освещался теми фонариками, что были натыканы везде по периметру. Очень красиво! Да! И еще елка! Огромная, пушистая, вся в красно-бело-синих игрушках и мишуре. Сразу появилось новогоднее настроение.

И вот я, вся такая праздничная, заметенная снегом с головы до пят, как заплутавшая Снегурка. С огромным красным пакетом, в котором лежала всякая всячина, начиная от моего сменного костюма и завивочных щипчиков и заканчивая бутылкой вина и конфетами. Остановилась на пороге коттеджа № 11. Надавила на малюсенькую кнопку в надежде, что этой крошке удастся перекрыть рев российской попсы, доносящийся до моих ушей изнутри. И, как ни странно, все получилось.

Через минуту передо мной предстала одна из двух кузин именинницы.

Юлю (или Юляшку) я знала чуть ли не с пеленок. Во всяком случае, виделась с ней не раз и не два. Для меня она всегда была эталоном нравственности и чистой, тургеневской красоты. И едва ли я сама хотела выглядеть в глазах Юляшки малообразованной дубиной. Но, как ни прискорбно, это однажды произошло. Хорошо хоть, тогда опростоволосилась не я одна, а на пару с Дороховой. А получилось так.

Когда-то в далекие-далекие годы, когда в Москве только еще открылись первые коммерческие палатки и на прилавках как-то в одночасье появилось сразу много всего: непонятного, импортного, не завернутого в бумагу из-под селедки, а ярко и хорошо упакованного, мы с Оксанкой сразу же пристрастились к соленым орешкам. Это сейчас они стали арахисом, потому что им составили конкуренцию прочие разновидности. А тогда были просто орешки. Мы их очень любили. Они были такими вкусными. Особенно если не посыпать их специальной черной приправой. Но мы с Оксанкой, как и подобает гражданам России, привыкли доверять зарубежным поставщикам. Раз полагается приправа, значит хочешь не хочешь, а потребляй. Может, она пищеварение улучшает!

И вот как-то раз накупили мы с Оксанкой орешков, высыпали в большую тарелку. Засыпали черным, улучшающим пищеварение, порошком. Сидим, трескаем. А тут как раз Юляшка приезжает. Мы ей – угощайся, мол, гостьюшка дорогая! А Юляшка, она вся такая, ну, как иголочка, – уколет, а вроде свою работу сделала. Не придерешься! Вот она подцепила один орех своим ноготком. Повертела, повертела – и спрашивает:

– А чем это вы их таким странным посыпаете?

– Как чем? – Оксанка аж на стуле подпрыгнула. – Ну и серая же ты, Юлька! Это ж приправа специальная! Чтобы тяжести потом в желудке не было!

– Да? А где вы ее взяли?

– Нигде не брали! Она вместе с орешками продается. – Оксанка не побрезговала, залезла по локоть в мусорное ведро. – Вот, смотри! Она в таких пакетиках прилагается!

Юляшка, конечно, виду не подала. В этом она вся.

– Странные люди, – говорит, – эти иностранцы. Зачем-то пишут на пакетиках с приправой «Донг ит», что значит «Не использовать в пишу». А может, это не совсем приправа? А такой специальный состав против попадания влаги внутрь?..

Ну да, разумеется, я потом тысячу раз видела такие пакетики. В коробках из-под новой обуви, например. Или еще из-под чего-нибудь, что не имеет решительно никакого отношения к тяжести в желудке.

В общем, как ни крути, а очень может статься, что именно Юляшке мы с Дороховой обязаны тем, что до сих пор еще не склеили ласты от нехватки воды в организме.

– О! Полина, привет! – радостно воскликнул при виде меня белокурый эталон. – А мы как раз тебя вспоминали.

– Привет, Юленька! Сколько лет, сколько зим! Мы обнялись.

– Балагура! – вылетела в прихожую Оксанка. – Ты через Кемеровскую область, что ли, добиралась?

– Нет, зайчонок. Просто я, как всегда, умудрилась заблудиться.

– Ну ладно, вы тут разбирайтесь, – отступила Юляшка. – Я пошла дорезать салат.

Пока я раздевалась, Оксанка стала жаловаться:

– Блин, Олег столько еды наволок! Не знаю, кому скармливать. У нас же всего трое мужиков. Причем ЯДА наверняка питается эльфийскими хлебцами.

– Ну, сами съедим. Нас всего сколько человек?

– Да я чего-то никак не соображу, – призадумалась Оксанка. – Ну смотри. Трое мужиков и мы – пятеро. Плюс Юляшка с Алинкой – семеро. Чижиха – восемь. И еще, наверное, часам к семи подгребет Мурашова.

– О господи!

– Да-да, твоя любимица.

Тут какой-то умник, видимо, страстный поклонник Верки Сердючки, врубил музыку на полную катушку, и нам пришлось перейти на повышенные тона.

Оксанка, сложив ладони рупором, прокричала:

– Потом, поспорим, консьерж!

Какой еще консьерж? И что он должен делать потом? Петь, что ли?

– Чего?

Тогда она крикнула мне уже в самое ухо:

– Пойдем, говорю, посмотрим коттедж.

– А-а, – обрадовалась я, что никаких посторонних людей не предвидится, – идем!

– Сейчас, погоди, только почки кое-кому опущу. Оксанка ненадолго исчезла, и вскоре мощь Сердючкиного голоса заметно ослабла.

– Блин, вроде не пили еще! – вернулась именинница слегка раздосадованная.

– А кто это там шалит?

– Да Гарик с Чижовой! У них уже стриптиз-шоу на повестке дня.

– Слушай, а ты не ревнуешь? – поднимаясь вслед за Оксанкой на второй этаж, спросила я.

– Кого, Гарика? – как будто даже удивилась она. – Его невозможно ревновать. Он слишком любит покрасоваться на публике, для того чтобы вести себя как-то иначе… Ну вот, смотри, это общий зал. Он же, по совместительству, бильярдная комната. Вот там и вот там – две спальни. Но они, к сожалению, уже заняты…

Покончив с осмотром коттеджа, я пришла к убеждению, что мне здесь определенно нравится. Во всяком случае, от такой мебели да и некоторых дизайнерских решений я бы и у себя дома не отказалась.

Поселилась я в одной из трех спален на первом этаже. Она была единственной, которая до сих пор еще пустовала. Комнату слева занимали ДДА и Олежка. А в расположенной в противоположном крыле, по соседству с кухней, я обнаружила вещички Чижовой. Но к ней я подселяться категорически не хотела. Вдруг она и здесь умудрится обзавестись, как она их называет, респектабельным дядечкой.

Пока что наш коллектив делился на две группировки: работающих и отдыхающих. Первые гомонили на кухне. Вторые – в гостиной. Подумав, я примкнула к команде трудящихся.

Здесь всем заправлял Олег. Он сам разделывал мясо. Сам готовил для него какой-то сложный соус. Раскладывал ингредиенты для каждого отдельного блюда, чтобы нам оставалось их только помыть, почистить, порезать и уложить на тарелку. Ну и, разумеется, мы были на подхвате у нашего штурмана по первому зову.

– Поля! Передай мне масло, пожалуйста! Не это, оливковое!..

– Оксана! Нож! Самый острый, какой найдешь!

– Этот сгодится?

– Пойдет!

– Юля! Будьте добры мне вот эту приправу!

– Эту? А она не прилагалась к мясу?

Только Алина – сама себе голова. Знай строгала не выходящий из моды «оливье».

С этой Оксанкиной родственницей, второй по счету кузиной, я познакомилась не так уж давно. Всего пару лет. Но она сразу внушила мне искреннюю симпатию. Своим жизнелюбием, заразительным смехом. А главное, своей прямотой. Алина была из той породы людей, которые не терпят полутонов. Черное, значит, черное. Белое, значит, белое. И в ситуации, когда можно было бы обойтись прозрачным намеком, она скажет прямо: «Вы знаете, а у вас на шубе сопля!»

В отличие от двух своих сестер Алина была дамой замужней, хотя на целый год моложе обеих. И у нее имелся десятилетний сын. Вот с кем я мечтала отвести душу. Порасспросить, что там у них и как чем они увлекаются, чем живут и чем дышат. Ведь теперь у меня тоже есть сын! Ах, как это гордо звучит! До сих пор не привыкну. Теперь я найду общий язык со всеми мамашами мира!..

Но только не теперь. Теперь настало время всем садиться за стол.

Разумеется, каждая из прелестниц входила в гостиную, выглядя уже совершенно по-новому.

Я, например, распустила волосы и переоделась в джинсовый сарафан с укороченной юбкой. Ирка влетела вся в белоснежно-летящем и сразу стала наваливать себе «оливье». Юляшка с Алиной появились в дверях, степенно беседуя. Им, кажется, было наплевать на вконец оголодавших мужчин. Обе выглядели ультрамегасовременно. Юляшка – в каких-то коротких подштанниках, со сборками по бокам. Алина – в светло-сером приталенном пиджаке, застегнутом всего на одну большущую пуговицу. Последней в комнату вошла именинница. На ней было лиловое платье, открывшее разом и спину, и всю левую сторону от бедра. Своим появлением она вызвала шок ДДА и недосказанное «Ну, Пампушка…» у Гарика.

Впрочем, и тот и другой очень скоро приобщились к поеданию разносолов, которыми благодаря Олежке изобиловал праздничный стол.

Оксанка и Гарик сидели с торца, как жених и невеста. Он то и дело произносил слова в ее честь. Например:

– Я безумно счастлив, что судьба свела меня с этой умной, красивой, обворожительной женщиной! И я хотел бы, чтобы и она была счастлива рядом со мной. Чтобы она была просто счастлива. Любима всеми нами и всеми ими. Теми, кем она еще хотела бы быть любима. Словом… за тебя, Пампушка!

Все выпивали и наполняли по новой. Только ЯДА после каждого выступления Гарика демонстративно отставлял рюмку и уходил курить. Тостов было сказано столько, что у Оксанки уже должны бы были вырасти крылья и нимб над головой. Мне лично очень понравились слова Юляшки, которая пожелала сестре найти себя в этой жизни. И карабкаться! Карабкаться вверх! К самой заветной своей мечте…

А потом вдруг Оксанке на телефон раздался звонок. И все замолчали, стали прислушиваться. Хотя, наверное, в душе каждый понимал, что это бестактно.

– Нет-нет, плохо слышно! Я просто не разобрала, кто это?.. Ой, Толя! С ума сойти! Толик, ты откуда? В Москве?.. Чем я занимаюсь? Да вот справляю одно знаменательное событие… Ага, угадал!.. Ну, спасибо! Нет, не восемьдесят четыре. Всего лишь семьдесят девять. Что говоришь? Плохо выгляжу? Слушай, Грязнов, я вот не пойму, на тебя хамеж, что ли, напал? И вообще, нечего мне деньги выговаривать! Приезжай, давай! Да мне наплевать на твои планы на вечер! Приезжай, говорю! Адрес я тебе эсэмэской вышлю. Я же могу это сделать на определившийся номер? Ну, все, сейчас пришлю. И только попробуй не приехать!

Как только Оксанка разъединилась, Гарик ревниво спросил:

– И кто у нас Толик?

– Скоро узнаешь, – беспечно отозвалась Дорохова, щелкнув Гарика по носу.

Но он сердито увернулся и обратился в толпу.

– Ну что, может быть, еще по одной?

– Разумно! – отозвался Олег.

Однако заинтриговавшая Гарика личность не давала покоя и всем остальным.

– Ой, а я знаю! – воскликнула Юляшка. – Это же, наверное, отпрыск той самой восхитительной женщины?

– О, да! – подтвердила Оксанка. – Женщины с большой буквы «Ж» и окончанием ОПА!

Тут и меня наконец осенило.

– Это сын тети Ринаты? – Угу.

– Погодите, девчонки! А вы разве все между собой не родственники?

– Слава тебе, господи, – закрестилась прямолинейная Алина, – бог уберег от таких родственничков! Я бы, наверное, повесилась на первой же березе.

– Мы с Оксаной по материнской линии. А Толик – по линии отца, – объяснила более обстоятельная Юляшка.

– Ясно.

Тут послышался голос Ирины:

– А он как из себя, вообще, видный дядечка?

– Ну, так, – повела глазами Оксанка, – я бы сказала, видный. Во всяком случае, росту он такого, что издалека видать.

Постепенно интерес к Толику угас. И вновь развеселившийся Гарик принялся потешать народ.

Сначала он показал фокус с чайным пакетиком. Жутко глупый и невероятно смешной. Потом взялся за гитару и исполнил ряд пошлейших песен. Я запомнила только припев одной из них. Слова такие: «Эх, Настя, подари нам счастье». Повторяются они раз по пятнадцать при каждом попадании Насти в мужскую компанию.

А после, когда на душу каждого присутствующего пришлось уже достаточное количество алкоголя, настал час стриптиз-шоу.

Я, конечно, хотела сразу же встать и уйти, но Оксанка удержала меня, сказав, что такого я больше нигде не увижу. Поддавшись общему ажиотажу, я принялась помогать задергивать шторы. Расчищать стол от посуды. Зажигать для действа бенгальские огни.

И вот грянули пугающие аккорды (это Олежка поставил диск с музыкой Вангелиса). И на подиум взошел Гарик, обмотанный простыней.

– Я моль! – полным трагизма голосом выкрикнул он. – Я большая белая моль!

Он рывком раскинул руки вместе с зажатой в них простыней (очевидно, символизирующей крылья). И предстал нам облаченным в полосатое трико.

– Брак! Фальшивка! – заорала Ирина. – Мы хотим тело! Подайте нам тело!

– Тело! Тело! – стали скандировать прочие дамы. И я тоже громко пискнула: – Тело!

Олег улыбался всему происходящему. ДДА смотрел исподлобья, кусая усы.

Моль облетела стол по периметру и откинула крылья прочь. Как-то так получилось, что в этих самых крыльях запутался ДДА. И ненадолго сеанс был прерван его злобной возней. Потом Гарик, извиваясь самым кошмарным образом, исполнил несколько мимических этюдов. В число которых вошли: похотливый прищур, облизывание губ и в особенности меня доконавшее полоскание языком, сопровождаемое змеиным шипением. И после этого он медленно приспустил верхнюю часть трико, обнажившись до пояса.

Конечно же, он кривлялся. И его нарочито-угловатые, но вместе с тем пластичные движения вызывали у всех, кроме меня и ДДА, приступы хохота. Но даже я ощутила некоторую долю возбуждения при виде столь ладного, хорошо скроенного мужского тела.

Видимо, всем остальным рельефная, в меру волосатая грудь Гарика показалась еще аппетитней. Потому что комната наполнилась женскими воплями:

– Не останавливайся! Дальше! Дальше!

Бог его знает, кто из них был искренен. Оксанка, так та явно дурачилась. Я видела, как она отвлеклась, набила на мобильнике CMC-сообщение. А потом как ни в чем не бывало продолжила аплодировать:

– Уа-а-а! Давай, Гарик! Нас ждет женщина – мертвая змея!

И вот в самый разгар этих страстей воздух прорезал вдруг насмешливый голос:

– Весело у вас тут!

Все разом перестали орать и обернулись на это едкое замечание. Даже стриптизер оставил в покое свои соски.

В дверях, опершись плечом о косяк, стоял темноволосый мужчина очень высокого роста. Должно быть, это и был Толик.

– Да, в общем, мы и собрались здесь не для того, чтобы скучать, – первым опомнился Гарик.

– Толя! – кинулась навстречу вновь прибывшему Оксанка. – Ты как вошел? Под дверью, что ли, просочился?

– Я бы с радостью подтвердил твое смелое предположение. Но нет. Видимо, кто-то до сих пор не научился пользоваться замком.

– Это, наверное, я не закрыла, – промямлила я, вспомнив, что приходила последней.

Оксанка с Толиком по-родственному чмокнулись. И она представила его гостям.

– Это мой… слушай, Толь, в какой степени родства мы с тобой состоим?

– Ну, наверное, седьмая вода на киселе – это слишком тесно для нас?

– Короче, это мой стодесятиюродный брат.

– Стодвенадцатиюродный, – поправил он.

Все по очереди перезнакомились с Толиком, после чего Гарик накатил ему «штрафную».

– Давай! За именинницу! До дна!

Новичок, не моргнув глазом, осушил полстакана, закусил корнишоном и оживленно потер ладонию.

– Ну что ж, гулять так гулять! – сказал он. – Для скуки действительно поводов нет. Только уж давайте обойдемся без… этого… на столе. Я человек провинциальный. Мне этого не понять. Дайте-ка я исполню что-нибудь, – сказал он, заметив инструмент.

Вот это был голос! Вот это песни!

Толик, нежно обхватив гитару, выводил:

Мы все прямо заслушались.

Я сидела, смотрела на него и думала: «Какое интересное лицо у этого Толи. Очень даже! Такое подвижное, умное. И глаза пронзительно синего цвета!»

Медленно перебрав струны, закончил певец свое выступление.

– Неплохо, – резюмировал Гарик, который с приходом человека, перетянувшего внимание общественности на себя, стал хмур и невесел.

Все остальные разразились громкими продолжительными аплодисментами.

– Браво! Браво, Толя! – кричала Оксанка. – Вот уж не думала, что ты у нас музыкально одарен.

Потом под возобновившуюся попсу принялись танцевать. Что ни говори, а Сердючка для подобных мероприятий просто незаменима. Под каждый хит в ее исполнении дом от нашего топота ходил ходуном.

Зато медленные композиции я переживала с трудом. Потому что даже Олежка… Олежка, который всегда был ко мне так внимателен, теперь танцевал только с Юлькой. ЯДА взяла в оборот бойкая Алина. Но вот что странно! Гарик и Оксанка вместе не танцевали. Именинницу уверенно вел ее оборотистый родственник. А Гарик, перешептываясь, кружился с Ириной.

Интересно, это у них игра такая? Или у парочки в отношениях начались тяжелые времена?

Чем дольше я за ними наблюдала, тем больше приходила к выводу, что это все-таки игра. Потому что Гарик отнюдь не был всецело поглощен своей партнершей. Время от времени он бросал на Оксанку исполненный жгучей ревности взгляд. Она же, я думаю, просто хотела его подразнить. За то, что он осмелился пригласить на танец другую. Хотя выглядела Оксанка вполне натурально. Была весела и спокойна.

Ближе к ночи, не дождавшись Мурашовой, все отправились в сауну.

Я париться не любила. Поэтому сидела одна в просторной комнате отдыха. Компанию мне составляли наполовину опорожненные пивные кружки и застывший на четырех нулях экран телевизора. Сейчас все прибегут из парилки, и караоке-конкурс на самый высокий балл будет продолжен.

– Польчик, ты чего тут в одиночестве? – вошла обернутая полотенцем Оксанка, волосы ее были зализаны, на лбу блестели капельки пота. – Идем, попаримся! Там такой бассейн огромный. Мы в нем всей гурьбой полощемся.

– Нет, не хочу, зайчонок. Честно сказать, я расстроена. Звонила бабуле. Она говорит, Славик плакал весь вечер, по маме соскучился. Завтра прямо с утра поеду, свожу его куда-нибудь. В кино или, может, снова в «Стар Гэлакси».

– Да? – Оксанка, сложив брови сочувственным домиком, присела рядом. – Бедный малыш!

– Откровенно говоря, я очень большие надежды возлагаю на школу, – продолжала я. – Во-первых, ребенок будет при деле. А во-вторых, у него появится много новых друзей. Ему с ними в любом случае будет интересней, чем с бабушкой. Но, с другой стороны, очень боюсь, что его будут обижать. Дети ведь очень жестокие в этом возрасте. Новеньких в ребячьем коллективе не любят, не принимают. Что, если он будет страдать еще больше? И только острее почувствует свое одиночество?

Оксанка тяжело вздохнула:

– Да, это проблема. Но знаешь, я не думаю… Славик – очень добрый, спокойный мальчик. Он совсем не агрессивен, но постоять за себя он умеет. Помнишь, как он подрался с мальчишкой на горке, когда тот его толкнул?

– Ну да, – покивала я, – но все равно, учить давать сдачи должен отец. Славик растет в окружении женщин. Это неправильно. Мальчику необходимо общаться со взрослым мужчиной.

Оксанка усмехнулась:

– Ну, предположим, как надавать однокласснику по башке, этому и я могу научить. Невелика хитрость… Но что касается всего остального, то ты, безусловно, права… Кстати! – Тут она странным образом переменилась в лице, даже глаза как будто ввалились глубже. – Мне Чижиха сказала, что вы с Лихоборским вчера вместе ушли. У вас что, с ним наладилось?

Я даже опешила. Я была уверена, что наш уход, так же как и Оксанкин, остался незамеченным. Но раз уж Ирина оказалась такой наблюдательной, то, разумеется, она могла прийти только к такому выводу. Я ведь вчера в офис так и не вернулась.

Меня поразило это открытие. Для окружающих мы с Всеволодом – пара, у которой на время всего лишь случилась размолвка! Будто бы не я же сама и создала этот миф. Но сейчас я готова была поверить, что это уже начал действовать приворот. Пока только это его косвенное проявление, но уже очень скоро!.. Да-да, уже очень-очень скоро… у нас с моим милым… с моим дорогим, любимым, единственным конечно же все наладится! Несомненно! Он уже и сейчас испытывает легкое недомогание. Он не отдает себя в этом отчета. И пока не очень-то понимает, почему вдруг ни с того ни с сего ему захотелось увидеть меня. Может быть, даже потрогать в каких-то местах…

– Эй! – тронула меня Оксанка. – Ты о чем задумалась? Я встряхнулась.

– Да так. Я просто думаю, что об этом слишком рано говорить. Во всяком случае, пока я не избавлюсь от проклятия. Ведь если мы будем вместе… Ты понимаешь, о чем я?

По Оксанкиному лицу пробежала тень. Она сглотнула.

Кажется, я попала в точку. Она к нему еще слишком небезразлична! Она испугалась, на секунду представив, что все это может оказаться правдой. И хотя они не вместе, она совсем не желает, чтобы он закончил так же, как все мужчины в нашем роду.

– Зайчонок, ты мне поможешь? Я во что бы то ни стало хочу отыскать Леночкиных потомков! Ты мне поможешь?

Оксанка была страстной авантюристкой. Я знала о таких ее похождениях, о которых, если порассказать, никто не поверит. Одна ее навязчивая идея основать свой журнал чего стоит! А главное, тематика какая! Неопознанные слова на букву «Ф»! И название – «Форшмак и фронтиспис». Ну разве не прелесть?

Оксанка обязательно что-то придумает. Я уверена. Потому что, если нет, тогда я даже не знаю.

– А как я помогу? – В ней явно боролись два чувства: ревность и желание поставить точку во всей этой истории с проклятием. – Я точно так же, как и ты, не знаю, с чего можно было бы подступиться. С родильного дома? С детского дома? С каких-то архивных записей? Да нам никто и не выдаст подобную информацию.

Тут дверь распахнулась, на секунду впустив звуки всплесков и визга. К нам, отфыркиваясь, вошел босой, распаренный Толик

– Фуф! – перетягивая полотенце у себя на бедрах, выдохнул он. – Душевно-то как, а! – Он сделал из пивной кружки большой глоток. – О чем закручинились, красавицы?.. А ты, я смотрю, вообще, не паришься, – обратился он ко мне.

– Да вот, решаем неразрешимое уравнение со ста тридцатью неизвестными, – пожаловалась Оксанка.

– Да ну? – Толик с заинтригованным видом оседлал стул.

– Ты бы ноги-то не расставлял, – буркнула целомудренная сестра своему свободомыслящему брату.

– Тут спинка глухая, не видно ничего, – парировал тот. – Так что за уравнение? Я, знаете ли, большой любитель умом пораскинуть. Особенно после баньки.

Я в каком-то немом ужасе смотрела на Толика.

Вот он какой долговязый! А плечи-то, не сказать, что широкие. Нет, телосложением он, несомненно, уступает Гарику. И сидит так, что уже волосатую ляжку видать. Ф-фу! А ноги-то, ноги! Это ж какой размер? Пятьдесят четвертый, что ли?

– Полина! – Видимо, Оксанка обращалась ко мне уже не в первый раз, была слегка раздражена.

– А? – встрепенулась я.

– Бэ, – передразнила она. – Говорю, давай призовем себе в помощники Анатоля. Может, он окажется умнее, чем мы с тобой?

– Нет, ну в этом ты можешь даже не сомневаться, дорогая моя стодвенадцатиюродная сестра, – вмешался Толик. – Разве можно сравнивать женский и мужской ум?

Оксанка вспыхнула.

– Слушай, оставь, пожалуйста, свои патриархальные замашки! Что за глупость – женский ум, мужской ум! Ум или есть, или его нет! И от пола это никак не зависит!

– О боже! – От глаз Толика побежали лучики. – Ты чего, а? – Наклонившись, он вытянул руку и схватил Оксанку за щиколотку. – Давайте, пока я добрый, выкладывайте!

– Ладно, ладно! – заверещала Дорохова. – Только не ломай ногу! – И после того как он ее отпустил, сказала: – Значит, смотри, задача состоит в том, чтобы найти человека, о котором ничего не известно с 45-го года.

– У-у-у, девчонки! Эка вас в дебри понесло, – мотнул головой Толик. – В следопытов, что ли, играете?

– Ответ неверный! – голосом робота сказала Оксанка.

И сразу вслед за тем явился ДЦА.

– Идет на зов, – вполголоса прокомментировала раздосадованная его появлением Дорохова.

Я-то вообще считала, что нам надо с ней уединится и обсудить все без лишних ушей.

– Как водичка? – поинтересовался Толику ДЦА.

– Слишком сильно хлорированная, – зачерпывая горсть сухариков, откликнулся тот.

Толик дернул бровью и снова переключился на нас:

– Слушайте, девчонки! А зачем вам понадобилось разыскивать этого человека?

– Это неважно, – быстро ответила я.

– Ты не права. Это очень важно. В таких вопросах… – Толик осекся, заметив, как ДЦА пытается с рук скормить Оксанке сухари. – В таких вопросах важно абсолютно все.

– Слушай, Толь, – подала голос Оксанка. – Леш! Да убери ты от меня эту плесень! Я не хочу!.. Ты знаешь, Толь, ты сейчас сказал… «в таких вопросах важно абсолютно все» – примерно, как один следователь по особо важным делам. Мы с Полиной… Леш, уйди или я тебя убью! Мы с Полиной недавно имели счастье провести в его обществе часов пять. У тебя даже выражение лица такое же. Вы с ним часом не братья?

– Нет, мы с ним всего лишь коллеги.

– Ты что, мент? – в ужасе вскричала Оксанка.

– Почти. Я работаю частным детективом. – Толик со спокойным видом скрестил руки на груди.

– Правда? – Моему удивлению не было предела. И Оксанкиному, видимо, тоже.

– Не, Грязнов, ты это серьезно? – с точно такими же выпученными, как у меня, глазами спросила она.

– А чему вы так удивляетесь, я не понял?

– Тому, что у тебя такая необычная профессия.

– Ты слишком много детективов читаешь, Ксюш. Поэтому тебе кажется, что такой профессии не бывает. Или если бывает, то только в сказках. На самом деле это то же самое что врач, практикующий на дому, или строитель-шабашник Я точно такой же следователь, только работаю не на государство, а на себя.

После того как Толик нас убедил, что словосочетание «частный детектив» – это не хохма, вроде «пьяного ковбоя», мы, конечно, сразу оценили всю прелесть его специальности. А главное – уместность момента! И, по-моему, довериться профессионалу было очень умно. Только вот ему какой от этого интерес? Оплатить его услуги вряд ли будет мне по карману.

– Анатолий, так вы поможете мне?

Этот вопрос я задавала, находясь уже в коттедже – в сауне нам так и не дали договорить. Сначала примчались, хохоча и визжа, Чижова с Алинкой, за которыми гонялся Гарик, размахивающий над головой мокрой простынкой. Потом – философствующие Олежка с Юляшкой. В общем, разговор возобновился только теперь.

– Давай на ты, хорошо?

Толик стоял, опершись о подоконник, и курил в окно. Оксанка крутилась здесь же, на кухне. Убирала в холодильник продукты.

– Я посмотрю, что можно сделать, – продолжал детектив, – но ничего не обещаю. Я в Москве ненадолго. К Новому году должен вернуться домой, а дел у меня здесь много. Так что сама понимаешь, на какой-то активный поиск времени у меня не будет. Но запрос послать можно. Было бы неплохо, если бы ты поточнее узнала адрес детского дома, из которого забрали младенца.

– Адреса бабуся не знает, я уверена.

– Но хотя бы само место. Или прикажешь мне искать по всем детским домам Воронежской области? Не думаю, правда, что их там так уж много, но все равно прочесывать на своих двоих все адреса подряд не больно-то хочется.

– Да, я понимаю, – пристыженно кивнула я, мне было ужасно неловко, что я доставляю человеку лишние хлопоты. – Я постараюсь разузнать все, что только возможно.

– Ну, лады, – сказал Толик, выкидывая окурок в форточку, и обратился уже к Оксанке: – А спать-то, как я понимаю, мне опять негде?

Она почему-то слегка покраснела.

– Почему негде? Будешь спать с Чижовой.

– Нет, – усмехнулся он, прямо глядя ей в глаза, – с Чижовой я спать не хочу.

Я усмотрела во всей этой мини-сценке какой-то едва уловимый намек.

Неужели это возможно? Какой стыд! Он же ее брат!