Ядвига
Чемодан я собрала с вечера, и каждый раз, проходя мимо него, стоящего в коридоре, Платон бросает выразительный взгляд. С учётом наших отношений чемодан должен был появиться давно, только не мой — его. Конечно, Платон знал о командировке, она была обговорена давно, но вижу, как напряжён, словно боится, что не вернусь. Это стало бы лучшим исходом: уйти в никуда и больше не видеть его. Но как быть с Яшкой? Он так сильно любит папу, не представляю, как переживёт новость о нашем разводе. Только жить лишь ради ребёнка с мужчиной, который предал, не лучший задел для детской психики.
— Я отвезу тебя в аэропорт, — говорит Платон.
— Зачем? Я вызову такси.
Когда-то он и отвозил, и встречал, но это было давно. Я сама попросила не тратить время на дорогу туда-сюда, если возможно — лучше приготовить что-нибудь вкусненькое и встретить дома. Платон нехотя согласился, но со временем привык. С чего вдруг решил поиграть в заботу?
— Или тебя отвезёт любовник?
Егор предложил ещё днём, в офисе. Он поедет на машине, оставит на стоянке. Я отказалась, хотя его предложение и звучало логично, и в чужих глазах тоже выглядело бы так. Если бы мы жили рядом.
— Он хотел, я не разрешила, — отвечаю и слежу за реакцией. Зрачки Платона сужаются, глаза вспыхивают. Он делает шаг, возвышается надо мной, прожигает взглядом.
— Ты так спокойно об этом говоришь, — произносит через силу.
— У тебя любовница беременная, — напоминаю. — Я, в отличие от тебя, не собираюсь скрывать, что изменяю.
— Не верю! — Платон резко хватает за запястье, тянет на себя, заставляя врезаться в его грудь. Мы стоим посреди гостиной, смотрим друг на друга и тяжело дышим. Яшка у бабушки — у Платона не будет времени с ним сидеть. Громко тикают часы в гостиной, стук сердца оглушает.
— В следующий раз я пришлю тебе видео, чтобы поверил. Хочешь?
— Ты!.. Ты!.. — он задыхается, я — тоже. Бежать отсюда как можно дальше, на другой материк, на другую планету. Залечить раны, зализать, заново научиться доверять людям.
— Я больше не твоя, — говорю наконец. Вырываю руку, отступаю подальше. — Привыкай.
— Нет, — отвечает, упрямо склоняя голову. — Я всё исправлю, и ты снова вернёшься.
— Считаешь себя незаменимым? — усмехаюсь. — В постели я уже нашла тебе замену, найду и в жизни.
— Он лучше меня?
— А они? Все они были лучше меня⁈
Каждый наш разговор неизменно срывается на крик, но этот вопрос я так давно хотела задать! Боль, выжравшая внутри дыру размером с кратер Ключевской сопки, хлещет непрерывным потоком, после которого придёт долгожданная пустота. Она необходима, чтобы потом наполнить новым, светлым. Платон молчит, угрюмо смотрит, желваки гуляют под кожей.
— Что, нечего сказать?
— Они ничего не значили.
— Не начинай, — морщусь. Слышать эти оправдания уже даже не смешно. Достаю телефон — лучше проведу лишний час в аэропорту, чем рядом с ним.
— А он? Что он для тебя значит? — допытывается Платон с таким видом, будто на самом деле ему это важно. Может, и важно, может, и ревнует, но, подозреваю, это ревность собственника, а не любящего мужчины.
— Надеюсь, со временем он станет значить для меня всё, — отвечаю, не задумываясь. Нет, в будущем себя с Егором не вижу, но всё возможно. Пытаюсь представить его с Яшкой, тоже не выходит.
— Ты сама в это не веришь, — замечает муж и снова подходит. Теперь смотрит проникновенно, как большой щенок. Мягко касается плеча, гладит знакомым жестом, вызывая желание обнять и уткнуться носом в шею. Не буду поддаваться. Качаю головой, сбрасываю руку.
— Не переоценивай себя, Платон. Как я уже сказала — незаменимых нет. Хочешь — строй жизнь с новой семьёй, а меня отпусти.
— Если я не могу это сделать?
— Твои проблемы.
Пока вызываю такси, он молчит. Следит взглядом за каждым передвижением, нервирует до чёртиков. Раньше надо было думать, ломать — не строить.
— Мы вернёмся к этому разговору, когда ты прилетишь домой. — Он вышел за мной в коридор, смотрит, как я одеваюсь, подпирая плечом стену.
— Хорошо, — отвечаю спокойно, застёгивая пальто. — Но не думай, что я изменю решение. Этого не будет.
— Посмотрим.
Он ненавидит проигрывать, ненавидит, когда что-то идёт не по его плану. Но я уступать не собираюсь. Впереди семейный вечер со свёкром, чувствую, там меня атакуют со всех сторон, поэтому надо будет как следует зарядиться положительными эмоциями и уверенностью, которая в последнее время ощущается, когда я рядом с Егором. Он приезжает через полчаса после меня, проходит в вип-зал для ожидания, первым делом находит меня, и пробирает теплом — как будто вспыхнул изнутри. Из нашей команды мы приехали первыми, поэтому позволяю себе ответную улыбку и даже лёгкий поцелуй, с которым он касается губ, прежде чем сесть рядом.
— Мы летим в командировку, а меня не покидает чувство, что это романтическое путешествие.
Наши колени почти соприкасаются, и я постепенно заражаюсь его нетерпением и желанием скорее прилететь, заселиться и остаться наедине. Осадок после ссоры с Платоном постепенно растворяется в предвкушении, которое возрастает, когда самолёт отрывается от земли. В салоне лёгкий гул и смех, кто-то из команды уже позволил себе виски, я от шампанского и вина отказалась. Егор тоже, но никого упрекать не стал. Сегодня свободный вечер, а голова на плечах у всех имеется, никто не позволит себе перебрать.
— Ты раньше была в Калининграде? — спрашивает Егор, глядя в иллюминатор.
— Да, три года назад. Очень уютный город с непередаваемой атмосферой. А ты?
— Впервые лечу. Надеюсь, у нас будет время на прогулку. Покажешь достопримечательности?
— Отведу тебя в один замечательный ресторанчик в готическом стиле. Закажем оленину и брусничный морс.
Этот ресторан мне показал Платон, влюбилась в него с первого взгляда. Прийти туда с Егором — вызов самой себе. Хочется перекрыть те воспоминания новыми, не связанными с некогда счастливым прошлым. Не считаю себя слишком сентиментальной, но с Калининградом связывает слишком много того, что лучше забыть…
Тогда тоже была командировка, но мы остались ещё на три дня и с утра до ночи гуляли по извилистым улочкам, забредали в рестораны, далёкие от популярных туристических мест, бродили босиком по пляжу, убегая от волн. А потом любили друг друга до изнеможения. Зачем думаю об этом сейчас? Сердце ноет.
— Ты была тут с мужем, — правильно понимает молчание Егор. Киваю, улыбаюсь, но выходит как-то печально. Накрыв мою ладонь своей, он коротко её пожимает и отпускает. Говорит тихо:
— Я сделаю всё, чтобы ты не думала здесь о прошлом. Обещаю.
В гостиницу заселяемся в восемь, времени ещё достаточно и для ужина, и для отдыха, но Егор выразительно смотрит на меня и отпускает команду в ресторан, небрежно бросив:
— Закажу еду в номер, а вы не перебирайте, завтра сложный день.
— Постараемся, — ухмыляется один из юристов, который успел принять на борту достаточно, чтобы щёки раскраснелись. Это его мы выбрали на замену, надеюсь, не подведёт.
— Я тоже лучше высплюсь, — говорю, стараясь не смотреть на Егора. Пока идём к лифту, он склоняется к уху и еле слышно выдыхает:
— Уверена, что выспишься?
Обещание в его голосе покрывает кожу сладкими мурашками. Не думала о сексе, а сейчас только о нём и думаю. Мы правда настолько безумны? Правда — ответила себе, когда дверь в смежный номер распахивается, и Егор врывается ураганом. Пересекает комнату, как-то обречённо выдыхает и впивается в мои губы, крепко удерживая голову. Большими пальцами надавливает на подбородок, заставляя распахнуть рот шире, всасывает язык. Подаюсь навстречу всем телом, обвиваю шею руками, чтобы стать ещё ближе, чтобы ни волоска между нами не просунуть. Есть какие-то чувства к Егору или же нет — не знаю. Одно могу сказать точно: одним прикосновением этот мужчина разжигает пламя желания.
— Подожди, — говорю между градом хаотичных поцелуев, которые Егор обрушивает на скулы, губы, шею. — Подожди, дай… хотя бы… душ принять!
— Не могу! — почти стонет он, стискивая рёбра, лихорадочно шаря ладонями по спине. Сила его возбуждения почти пугает. Всё это время он терпел и ждал, когда мы снова окажемся в одной постели, в отличие от меня, постоянно сражавшейся с собой, мужем и горечью. Горячие ладони ныряют под мой кашемировый свитер, ведут вверх, к груди, заставляя поднять руки, чтобы его снять. В дорогу я надела его и шерстяную юбку до колена — в это время года тут сыро и ветрено. На Егоре чёрная водолазка и серые брюки, пиджак остался в его номере. Заражаясь его жадностью, снимаю водолазку и выдыхаю, когда обнажённая кожа соприкасается.
Он вдруг отрывает меня от пола, делает несколько шагов и сажает на комод. Задирает юбку, с силой давит членом на лобок, сжимая ягодицы, несколько раз толкается, прикусывая кожу на шее, и хмыкает на ухо:
— С тобой каким-то зверем себя чувствую.
Смотрю в его тёмные глаза, там и правда полыхает безумие. Медленно веду по груди ладонью, в самый её центр гулко ударяет сердце. От моих прикосновений его мышцы поджимаются, воздух вырывается из лёгких прерывистыми выдохами. Егор утыкается лбом в моё плечо, упирается ладонями по обе стороны, тянет:
— Я кажусь тебе сумасшедшим, да?
— Нет, — отвечаю, зарываясь пальцами в его волосы и поднимая голову. Сама тянусь за поцелуем, обвивая шею.
Дни пролетают, как один. В редкое свободное время гуляем по городу, чаще в сопровождении местных, но иногда удаётся сбежать и побыть вдвоём. А ночи… Даже в первые месяцы наших отношений с Платоном между нами не было такой страсти. Мы изучали друг друга неторопливо, постепенно открываясь. Егор хочет всё и сразу, от его жадности у меня постепенно начинает сносить крышу. Мы почти не спим, но усталости нет, наоборот, охватывает эйфория, приходится прикладывать усилия, чтобы постоянно не улыбаться и не смотреть друг на друга. Вдали от проблем и постоянного раздражителя рядом я наконец расслабляюсь и поддаюсь моменту. Так не хочется возвращаться! Но командировка подходит к концу.
В Москве ветрено, идёт дождь, а моё настроение до сих пор великолепное. Поворачиваю ключ в замке, вкатываю чемодан в квартиру, едва успеваю снять пальто, когда в коридор выходит Платон. Пристально смотрит на меня, лицо застывает, превращается в маску.
— Ты летала с ним. Твой любовник, он из компании, правда?
— С чего ты взял? — холодею. Рано, слишком рано раскрывать Егора. Приходит понимание — при желании Платон может ему навредить, испортить карьеру как минимум.
— У тебя глаза горят, — говорит, приближаясь. Чувствую себя прижатой к стенке. Одно дело бросаться словами, держать его в напряжении, и другое — по-настоящему разозлить и подставить невиновного человека под удар. Платон тянет руку, отшатываюсь, но он хватает за ворот свитера и оттягивает в сторону. Эта ночь была особенно жаркой, не сдержавшись, Егор оставил несколько засосов, не слишком заметных, но характерных. Ни с чем не перепутаешь.
— Я узнаю, кто это, и убью, — гнущимся от ярости голосом сипит Платон.