Это (не) измена (СИ)

Глава 28

Егор

Давно так не проклинал пробки! Ещё немного, и увижу её, нетерпение сжигает, взгляд постоянно соскальзывает на букет, лежащий на пассажирском сиденье. Надо было в аэропорту встретить, но она отказалась. Впервые попаду к ней домой. Пусть это не самая лучшая идея, но ждать, пока приедет ко мне, просто нет сил. Лифт ползёт с черепашьей скоростью, постоянно смотрю на часы — задержался, обещал же, что приеду быстрее! Когда Ядвига открывает дверь, буквально швыряет к ней: обнять, поцеловать, наконец дышать одним воздухом.

— Я так соскучился, — на выдохе, в губы. Даже цветы до сих пор не отдал, целую, пока воздух не заканчивается. Она так отчаянно цепляется, что просто не могу отпустить.

— Это тебе, — наконец нахожу в себе силы остановиться. Протягиваю букет. Ядвига забирает, зарывается носом в лиловые колокольчики и молчит. Слишком долго молчит, это тревожит.

— Нам надо поговорить. — Голос сухой, надтреснутый. Что успело случиться⁈ Ещё вчера же всё в порядке было. — Пойдём.

Квартира у неё огромная, раза в два больше моей, хотя я всё же один живу. Стильно, но не вычурно, видно, что обставляли с любовью. Интересно, а семейные фотографии у них есть? Многие любят свои портреты во весь рост вешать, но у Ядвиги только пара картин. Возможно, уже убрала свидетельства брака, а может, из тех, кто не любит выставлять напоказ. Она кладёт букет на стол перед округлым диваном, выдыхает. Тревога скручивает внутренности в узел, готовлюсь к худшему.

— Я беременна, — роняет тяжело. Взгляд как у побитой собаки, больной, усталый, без надежды. — И я не знаю, кто отец ребёнка.

— Подожди… — в голове не укладывается. — Подожди, ты с Платоном, всё это время…

— Один раз, — морщится, как от боли. Паззл начинает складываться. Ублюдок! Неужели изнасиловал⁈ Ни разу не было повода сомневаться, что она может играть и в другие ворота, не такая.

— Прости, — выдавливает с мукой. Опускается на диван, моментально сажусь рядом.

— За что? Ты-то в чём виновата? — ребёнок — это что-то пока абстрактное, а Ядвига — вот она. Обнимаю, кладу голову на плечо.

— Я не хотела, я… — Ядвига начинает трясти, окончательно теряюсь. Сильная, уверенная в себе, сейчас рыдает горько, как маленькая девочка. Значит ли это, что теперь развода не будет? Даже если будет, что дальше? Что будет с нами? О детях я не думал, и если ребёнок мой, мы поженимся? А вдруг отец — Платон? Не представляю, что творится на душе Ядвиги, у меня полный раздрай.

— Я всё равно разведусь, — говорит, успокаиваясь. Вытирает слёзы и снова становится собой — собранной. — Но я хочу быть с тобой честной и пойму, если ты решишь всё закончить.

Закончить? Прямо сейчас? Нет, я не готов её отпускать, не так!

— Тест можно будет сделать только через месяц, не представляю, как его пережить. — Ядвига сцепляет руки в замок на коленях, холодно улыбается, меня морозом от этой улыбки пробирает. — Уверена, Платон воспользуется беременностью, чтобы отложить развод.

— Я… — чёрт, нужные слова вообще не идут. Ерошу волосы, совсем растерялся. — Ядвиг, я буду рядом столько, сколько тебе необходимо, но…

Твою ж!.. Я всё пытаюсь свыкнуться с мыслью, что у Ядвиги есть сын, с которым надо будет наладить контакт, а тут новый ребёнок, который, возможно, и не мой вовсе. Насколько хватит моей любви, чтобы чужого воспитывать?

— Я понимаю.

Всякой её видел уже: роскошной, деловой, страстной, теперь смотрю на домашнюю, в спортивном костюме, и желание защитить шкалит. От чего угодно, включая самого себя. Как ей можно причинить боль, да ещё и по собственному желанию⁈

— Дай мне время, хорошо?

— Время у тебя в любом случае будет и до теста, и после. Если что, под венец не зову, не бойся. — Ядвига усмехается.

Да, такие решения на эмоциях не принимаются. Пока не получается уложить новость о возможном отцовстве. Даже если бы сто процентов он был моим, подозреваю, ощущения были теми же: как по голове бревном приложили. Живот у Ядвиги громко урчит, смотрю на него, представляя, как начнёт расти. Там, внутри, уже кто-то растёт. Мурашки по коже.

— Надо поесть заказать. На тебя брать? — Ядвига берёт телефон и начинает шустро листать сайты с доставкой. От слёз не осталось и следа, если бы не покрасневшие щёки и слипшиеся мокрые ресницы, решил — показалось.

— Ты так отчётливо даёшь понять, что я должен уйти, — горько усмехаюсь. Правда горько — по-прежнему в меня не верит. Хотя я сейчас сам себе не верю.

— Нет, Егор. — Поднимает глаза. — Я очень хочу, чтобы ты остался, но только потому что сам этого хочешь.

Конечно, хочу, отдышаться только надо. Мчался к ней, сгорая от нетерпения увидеть, и сейчас ничего не изменилось. Несмотря на странный разговор, на новость, которую она вывалила, никуда от неё не собираюсь уезжать. Необходимая, желанная, любимая — всё по-прежнему, не разлюбить по щелчку. Только ребёнок от мужа может заставить её передумать, и дело не только в гормонах, хотя, говорят, они сильно меняют женщину. И так на вулкане жил, сейчас под жопой припекать начинает. С Ядвигой с самого начала так, но мы не ищем лёгких путей.

— Давай закажем пасту, я тут недавно открыл для себя один ресторан, хотел тебя сводить, но дома даже лучше.

В её глазах слишком много благодарности. Может, когда-нибудь и с любовью посмотрит. Кто же я для тебя? Страшно спрашивать, боюсь получить неправильный ответ. Жилетка? Поддержка? Новая любовь? Не думал, что таким стану, что вообще такой. Есть предел моим чувствам? Время покажет, пока просто делаю заказ и, пока Ядвига накрывает на стол, смотрю на неё, с лёгкостью представляя, как она делала это для семьи. Как готовила тут Платону. Как… Ощущение чужого присутствия нет-нет, да и появляется. В мелочах, которые самому себе объяснить не могу.

Про беременность больше не говорим, оба тщательно избегаем эту тему. Ядвига показывает фотографии с отпуска, делится впечатлениями, но слова пролетают мимо. Надо побыть одному. Подумать. Принять. Всё перевернулось с ног на голову: недавно боялся потерять, а теперь её словно от меня уносит.

— Тебе пора. — Ядвига резко обрывает себя на полуслове. Заметила, что я далеко. — Не на такой вечер рассчитывал, да?

Точно не на такой, хотя о сексе на супружеской кровати тоже особо не мечтал. Хотел забрать к себе, украсть до утра, вместо этого скомкано прощаемся, почти целомудренно целуемся. Стыдно, я как будто сбегаю, но, выйдя из дома, чувствую облегчение.

Ядвига

Наконец осталась одна. Хорошо, что Егор обо всём узнал, но я не дура, видела — тяготится, причём, всем и сразу. Новостью о беременности, тем, что мы у меня дома, тем, что ребёнок может быть от Платона… Чем больше думаю, тем больше понимаю, что мне нет никакой разницы, только бы здоровым родился. Малыш мой, точка. Как поведут себя мужики, не волнует. Не сейчас. К врачу уже записалась, попаду во вторник после работы. Встану на учёт. В среду у нас предварительное слушание, уверена — Платон потреплет нервы. Ничего, предупреждён, значит, вооружён. Я буду готова.

На удивление засыпаю быстро, просыпаюсь полностью отдохнувшей и даже с приподнятым настроением. Телефон молчит: и Платон, и Егор затаились. Смешно даже. По дороге к маме представляю, как объявлю эту новость. Нет, пока подожду, когда точно буду знать чей, тогда и скажу.

Напряжение между нами с Егором чувствую, как только вхожу в офис. На собрании он ведёт себя слишком по-деловому, не просит остаться после, а я не напрашиваюсь. Он заходит только к обеду, но к столу не подходит, останавливается у окна. Молча жду, когда заговорит — это не я его избегаю.

— Я мало думал о детях, — начинает медленно. Вздыхает. — Но наших с тобой иногда представлял. Просто это так резко случилось… У нас вроде как должен быть конфетно-букетный период, а скоро пелёнки-распашонки начнутся.

— Ну, впереди ещё восемь месяцев, да и после я в любом случае найму няню.

Его страхи мне отлично понятны, тем более, для Егора это впервые. Но я и не жду, что мы за это время съедемся. Я даже не представляла нашу совместную жизнь ни разу, отношения стали отдушиной, отвлекли от того, что в семье творится. Начала постепенно в него влюбляться, однако сходиться только ради ребёнка не хочу.

— Ты так просто об этом говоришь, — усмехается и смотрит на меня.

— Поверь, для меня всё изменится больше, чем для тебя, — возвращаю усмешку. — И начнёт меняться гораздо раньше.

— Почему я чувствую себя виноватым?

— Не знаю. От беременности может застраховать только отсутствие секса, остальные способы защиты гарантии не дают. Зато теперь в них нет необходимости, разве не плюс?

Шутка выходит кривой и нервной. Знаю, скоро очередной виток гормонов превратит в ненасытную фурию, если только не будет осложнений с вынашиванием. Платон от меня буквально сбегал со смехом, пока я за ним по квартире носилась. У нас тогда столько секса было, сколько до этого только в первый год. Егор же на меня смотрит, как на хрупкую вазу. Вижу — страшно. Слышала, некоторым мужчинам вообще неприятно с беременной женой спать, боятся навредить ребёнку. А кто-то банально брезгует.

— Плюс, — соглашается и подходит ко мне. Присаживается на корточки, смотрит снизу вверх. — Мне кажется, ты ещё красивее стала. Как будто засветилась изнутри.

— Тебе только кажется.

— Нет, — ладонь опускается на живот. — Как подумаю, что там живёт мой малыш, голова кругом.

— Не твой — мой, — резко говорит Платон. Оба резко поворачиваемся — что за дурная привычка входить без стука⁈ Что он вообще здесь забыл? Пришёл с огромным букетом ромашек, взгляд метает молнии, и все они направлены на Егора. Тот поднимается, прячет руки в карманах и делает небольшой шаг, чтобы я осталась за спиной.

— Мой, — перебиваю, видя, как Платон открывает рот, чтобы возразить. — И если вы оба собрались выяснять отношения, делайте это без меня и не в моём кабинете. Зачем ты пришёл?

— На обед позвать. Нам есть что обсудить.

— Мы всё уже обсудили, остальное будем решать завтра в суде.

— Хорошо, хочешь говорить при нём, значит, скажу при нём. Развод я тебе не дам.

— Удивил, — отвечаю с сарказмом. Закинув ногу на ногу, скрещиваю руки на груди, полностью от него закрываясь.

— Можешь и дальше играться с… этим. Но семья у тебя одна, другой не будет.

— Егор, давай потом договорим.

Всё-таки этот разговор не для лишних ушей. Егор уходит, едва не задев плечом Платона, тот на него даже не смотрит. Кладёт букет на стол.

— Как ты себя чувствуешь? Не тошнит? Завтракала? Не забывай есть, а то знаю тебя — заработаешься и до вечера будешь голодная.

— Не надо так, — в горле моментально встаёт комок. Не надо этой заботы.

— Как «так», малыш? — он тянется погладить, отодвигаюсь, чтобы не коснулся.

— Как заботливый муж, каким ты давно перестал быть.

— Прости. Поверишь, что я всё осознал и хочу исправиться?

— Наша песня хороша, начинай сначала. Платон, серьёзно, где ты раньше был? Сколько мы будем это мусолить?

— Столько, сколько нужно, пока ты снова мне не поверишь.

— Мы оба уже наворотили, зачем пытаться всё вернуть?

— Когда-то мы уже были счастливы, почему не можем попробовать стать счастливыми снова?

— Красивые слова, и только, — качаю головой.

— Позволь им стать правдой. У нас семья, скоро родится ещё один ребёнок.

— Я уже спрашивала, но спрошу ещё раз: а если он не твой? Если я прощу тебя, но ребёнок будет от Егора, будешь растить? Дашь свою фамилию? Или только на словах смелый?

Он отводит глаза, крыть нечем.

— Тебе не я нужна, Платон. И семья тебе тоже не нужна, ты просто хочешь самоутвердиться, выйти победителем. А что думаю я, что чувствую, тебе плевать! — поднимаюсь, опираясь о столешницу. — Тешь своё самолюбие в другом месте! Найди себе другую Лиличку и строй с ней новую ячейку общества, отстань уже от меня!

Не надо было повышать голос, но сдержаться не смогла — эмоции так и хлещут фонтаном.

— Не веришь, что люди могут меняться?

— Нет, Платон, я тебе не верю, это другое! Ты можешь мне дать гарантию, что больше никогда не изменишь?

— Да!

— А сам не будешь думать, что я снова могу изменить? Может, я во вкус вошла! Может, пойду мужиков, как перчатки, менять, потому что нравится новое! Как тебе такой вариант? Согласен на такую семью?

— Ты не такая, — отвечает угрюмо.

— Я уже стала такой! Ты меня такой сделал! И сейчас я могу быть беременна от другого!

— Думаешь, он на тебе женится? Что Яшка станет его папой называть?

— А кто сказал, что я вообще замуж хочу? Ты отлично показал, что доверять можно только себе! — силы заканчиваются так же резко, как появились. Падаю в кресло, накрываю ладонью глаза. — Уходи, а. Мне нельзя нервничать, а при одном взгляде на тебя убивать хочется.

Смотрю на него сквозь пальцы — улыбается! Чему тут улыбаться? Какие выводы сделал?

— Увидимся в суде, — говорит весело. Смотрю на стол — что бы швырнуть вслед? Но он уходит, оставляя только бессильно скрежетать зубами.