Это (не) измена (СИ)

Глава 18

Платон

Как сразу не догадался, что мудак, который спит с Ядвигой, с её работы? Где бы она ещё нашла, ведь никуда, кроме работы и дома, обычно не выходит? Расхаживаю по гостиной, пока она моется, набираю Диму. Клокочет внутри всё, кулаки чешутся набить ебало посмевшему покуситься на моё. Откуда столько смелости, не знал, чья она жена⁈ А она? Тоже хороша — завела интрижку на рабочем месте. Головой думала, нет? Как давно у них это? Строила обиженную и ходила на лево? Но мне нечего ей предъявлять, сам хорош. Останавливаюсь посреди комнаты, смотрю на телефон, где там Диму носит? Смотрю на часы — десять вечера. Но не может он в это время спать, я и позже звоню. Повторяю вызов. Это важно. Ночью не усну, если не узнаю, кто летал с Ядвигой в Калининград.

— Слушаю, — наконец отвечает Дима. Слышу не свойственное ему, скрываемое раздражение. Отвлёк. Вроде у него никого нет, но за личной жизнью помощника не особо слежу.

— Пришли список команды, летавшей в Калининград, — говорю резко. Пусть не думает, что стал бы звонить по пустякам.

— К утру будет.

— Сейчас. Жду.

Сбрасываю вызов, когда Ядвига выходит из спальни. Свежая, яркая, так и светится изнутри. Только на меня должна так смотреть, только меня любить! Это для меня секс ничего не значил, а для неё, видимо, любовничек и правда стал чем-то большим. Играешь не по правилам, дорогая. Я простил бы одноразовый трах, сам ведь накосячил, но влюбляться не смей! У нас семья, между прочим. Сын.

Окатив равнодушным взглядом, она идёт на кухню сделать травяной чай. Постоянно шутил над ней, что, чтобы крепко уснуть, надо как следует друг друга утомить. Чаще всего она со мной соглашалась, и потом оба дрыхли без задних ног. Смотрю на упругую задницу, обтянутую шелковым халатом по колено, представляю, как подойду сзади, дёрну на себя. Как она откинет голову на плечо и мурлыкнет:

— Продолжай.

Встаёт. Всегда на неё стоял. Когда у нас в последний раз что-то было? Уже забыл. Желание ударяет в голову и в пах. Она моя жена, или как? Супружеский долг никто не отменял. Погуляла, и хватит, пора возвращаться в стойло. Подхожу ближе, Ядвига показательно игнорирует, продолжая размешивать чай в чашке. Кладу руки на бёдра, тяну на себя, веду носом по шее. Пахнет её любимым гелем для душа и собственным ароматом кожи. Вкусно. Прихватываю губами, целую снова. Она не двигается. Вообще никак не реагирует. Строит снежную королеву, но я-то отлично знаю, как действуют на неё мои прикосновения. Действовали. Что-то не так. Выпрямляюсь, и она холодно спрашивает:

— Всё?

Смотрит через плечо, в глазах ни капли тумана, ясный взгляд.

— Я иду спать, завтра рано вставать.

— Хватит уже, — говорю хрипло, голос проседает. — Наигралась, малыш. Я всё понял и осознал. Ты нужна мне.

— Нет, — она усмехается и вдруг хватает член через штаны. — Тебе нужен секс.

— Нужен, — киваю и толкаюсь в ладонь. Ну же, обхвати крепче, как только ты можешь! — У меня никого не было с того раза.

— Сочувствую, — отпускает. Хочется зарычать. Разворачиваю её за плечи, толкаю к столешнице, чтобы прижалась вплотную.

— Хватит, — повторяю с нажимом. — Я скучаю по тебе, давай заканчивать этот цирк.

— Цирк закончится, когда ты поймёшь — ничего больше не будет.

— Будет. Ты ведь тоже меня хочешь. — Не даю опомниться. Завожу руки за спину, сжимаю запястья ладонью, вторую руку запускаю под халат. Под ним ничего нет, и меня начинает потряхивать, дыхание становится горячим.

— Пусти! — Ядвига пытается вырваться, но я только крепче прижимаю, стискиваю задницу, трусь стояком о лобок.

— А если не пущу, что? — шепчу в губы. Целую, и от облегчения, что наконец коснулся, хочется застонать. Пальцы касаются влажных складок, запускаю внутрь сразу два, двигаю ими неторопливо, уверенно разжигая её пламя. Когда поцелуй прерывается, смотрю в глаза.

— Если ты это сделаешь, я тебя возненавижу, — глухо говорит Ядвига, тяжело дыша. Пусть. Пусть потом ненавидит, если сможет. Снова целую, глубже, нежнее, большой палец опускаю на клитор, нежно поглаживаю. Она не отвечает, но больше не пытается сопротивляться. Нетерпеливо отрываю её ногу от пола, приспускаю штаны и вхожу, помогая себе. Сразу на всю длину, размашисто, быстро. Ядвига жмурится, не издавая ни звука. Надолго не хватает — кончаю, вжимаясь в неё, накрывая ртом чужую метку, всасывая с силой, чтобы не осталось ни следа.

— Это был последний раз, когда я позволила к себе прикоснуться, — безжизненно говорит Ядвига и с силой отталкивает меня. Подходит к раковине подмыться, а меня до сих пор штормит. Мало её, именно её.

— Ты знаешь, что это не так, — отвечаю, понимая, что сегодня доступа к телу не будет. Возможно, и правда где-то перегнул планку, но пусть скажет, что не понравилось! Никакого насилия с моей стороны не было, в конце концов, мы же муж и жена. И она была достаточно мокрой, чтобы делать вид, будто силой трахнул.

— Какой же ты ублюдок, — тянет устало. Не злится, не кричит, но и не закрывается стеной. Просто пустая. И взгляд — пустой. Пробирает до костей.

— Я — твой муж, — напоминаю, вскидывая подбородок.

— Ты мне никто, — качает головой. — Теперь точно никем стал.

Оставляет одного, последнее слово за ней, ничего не говорю. Чувство вины не желает приходить, может, я и правда ублюдок. Гудит телефон на столе — Дима отправил личные дела каждого, кто ездил с ней в командировку. Падаю на диван, внимательно просматриваю, отбираю троих, остальные либо по возрасту не подходят, либо по внешности. Ядвига не стала бы спать с кем попало. Два юриста и генеральный директор. Его отметаю почти сразу: насколько знаю Егора, он тот ещё трудоголик, а вот юристы вполне себе подходят. Так кто из них завтра вылетит из компании с волчьим билетом? После совета директоров надо будет вызвать каждого. Чтобы что? Допросить? Нет. По первому взгляду пойму, по глазам.

На столе остывает забытый Ядвигой чай. Несу его в спальню, но останавливаюсь перед дверью, прислушиваюсь. Всхлипы? Ядвига не умеет плакать, ни разу не видел слёз. Сердце падает в желудок — моя вина? Так сильно обидел? Быстро вхожу, ставлю чай на тумбочку, Ядвига резко отворачивается, разрывается в одеяло по рыжую макушку.

— Малыш, — зову, а у самого внутри всё дрожит. Кладу руку на плечо, она резко дёргает, сбрасывая. Прерывисто всхлипывает.

— Уходи, — говорит хрипло. Теряюсь. Впервые в жизни чувствую себя так паршиво. Должен что-то сказать, понятия не имею, что именно в таких случаях говорят. Обещал любить и оберегать, когда всё пошло не так?

— Прости. — Наверное, это самое искреннее извинение за весь наш брак. — Прости, малыш, я перегнул палку.

— Уходи! — рычит она и садится. Глаза красные, мокрые, губы дрожат. — Ты достаточно меня унизил, чего ещё хочешь? За добавкой пришёл? Бери и проваливай!

Упав на спину, Ядвига рывком сбрасывает одеяло, сгибает ноги и разводит их в стороны. К горлу подкатывает тошнота — таким теперь меня считает? Осторожно свожу её ноги вместе, накрываю одеялом по шею и целую в лоб. Её губы перекашиваются, жмурится, слёзы текут по вискам. Стыд дерёт горло. Хочется сжаться в комочек у её ног, вымаливать прощение. Поздно. Не просто накосячил — фактически сломал, уничтожил гордость. Не ухожу — сбегаю, тихо прикрыв за собой дверь.

Уснуть не могу, кручусь на диване, вспоминая полные слёз глаза женщины, которую всегда считал несгибаемой. Сердце неприятно ноет, глухо стучит, качая по венам ненависть к себе. Жду утра со страхом, но Ядвига утром и та, с ночи — два разных человека. Волосы собраны в гладкий пучок, губы строго поджаты, ни следа вчерашних слёз на бледном лице. Она надела чёрный брючный костюм, на ногах — строгие лодочки. Только блузка белая. На кухню не заходит, скользит по квартире тенью, за которой меня тянет, но заставляю себя не двигаться с места. Только когда начинает надевать пальто, говорю:

— Увидимся на собрании.

В ответ даже взгляд не получаю. Она уходит, а я понимаю, что больше никогда ко мне не повернётся. Паршивое ощущение не проходит. Даже не позавтракала, ушла, только бы рядом лишний раз не находиться. Пью кофе, не чувствуя его вкуса. Смотрю на вторую чашку — ей тоже заварил. Приходит сообщение, сердце подскакивает — от неё.

Сегодня я заберу вещи и перееду к маме. Задержись на работе, не хочу лишний раз пересекаться.

Это конец? Кажется, это конец. Если у меня ещё мог быть шанс, вчера я своими руками его уничтожил.

Физически больно смотреть на неё, далёкую, чужую. Зал для совещаний наполняется людьми, все постепенно занимают свои места, ждут только моего отца и пару топов, застрявших в пробках. Не спускаю глаз с Ядвиги. Егор склоняется к её уху, что-то говорит, по виду встревоженно. Она слабо, вымученно улыбается и качает головой. Слишком много заботы в его взгляде. Ледяной пот покрывает спину. Это он. Он — её любовник.