Платон
Ядвига появляется под вечер, задумчивая. Проходит мимо, не замечая, вся в своих мыслях. Консультировалась с адвокатом? Что вообще делала весь день?
— Где ты была? — спрашиваю, и она вздрагивает. Смотрит, как в первый раз увидела.
— Гуляла, — отвечает равнодушно. Где можно гулять весь день? Пакетов с покупками нет, спортивную сумку с собой не брала. Так где была? К кому-то из подруг ездила на жизнь жаловаться? Нет, это не про неё, Ядвига тщательно дозирует информацию, когда встречается с теми, кого можно с натяжкой назвать подругами. Не с мужиком же была, не успела бы найти за такой короткий срок. Или нашла?.. Блядь. Пусть только попробует кто-нибудь к ней прикоснуться, размотаю нахуй. Это моя женщина, моей и останется.
Захожу в спальню — пусто. Одежда лежит на кровати, в душе шумит вода. Пришла после прогулки и сразу мыться? Реально с кем-то была? Да, ну, нет, бред. Ядвига бы так… Что, если смогла? Если её угроза отомстить оказалась не угрозой. Кулаки сжимаются сами собой, пелена встаёт перед глазами. Распахиваю дверь в ванную, смотрю на силуэт за стеклом, отделяющим душ, злобно выдыхаю. Пальцы впиваются в край перегородки, дыхание сбивается при виде пены, стекающей по обнажённым лопаткам к пояснице. Следов не видно, но это и не говорит ни о чём.
— Кто он? — спрашиваю громко. Оборачивается, смотрит так, словно не понимает, о чём речь. — Спрашиваю: кто он? С кем ты была?
Несколько секунд молчания, когда надежда переплетается с ревностью. Пожав плечами, Ядвига отворачивается и продолжает смывать шампунь. Да ёб вашу мать! Резко разворачиваю за плечо, выдёргиваю из-под душа с такой силой, что она впечатывается в мою грудь. Обнимаю обеими руками, чтобы не вырвалась, лонгслив напрочь промок. Похуй.
— Какая разница? — говорит с вызовом. — Это же просто секс, что не так?
Тянется к щеке, проводит с неожиданной нежностью и по-лисьи улыбается. Мегера чёртова. У меня уже встал на полдень, а она как не замечает.
— Ты был прав, обычный секс без обязательств бодрит. Держит в тонусе. Как же я теперь тебя понимаю.
— Сука! — рявкаю и толкаю к стене. Губами по губам, оттягиваю волосы, чтобы выгнулась, целую глубже, всасываю язык. Кто бы ни был, сотру все воспоминания. Как посмела⁈ Бессмертной стала? Ядвига отвечает жадно, целует в ответ глубоко, закидывает ногу за спину, трётся и я с силой вжимаюсь в лобок, до белых точек под веками. Желание трахнуть, выбить всю дурь пульсирует в висках. Одной рукой стаскиваю штаны, губы шарят по шее, когда она тянет на ухо:
— Ты был прав: хороший левак укрепляет брак.
Резко останавливаюсь, смотрю в наглые глаза, а она вдруг отпускает, отталкивает и на глазах меняется.
— Ты же это хотел услышать, да?
Перекрыв воду, она выходит, на ходу срывает с крючка халат.
— Ты… ты куда? — от возбуждения соображаю туго. Мокрый, со спущенными штанами и дымящимся членом. Ядвига поворачивается, насмешливо смотрит на него, потом поднимает глаза.
— Если так хочешь — подрочи. Всё равно в душе стоишь. Или… позвони кому-нибудь из своих шлюх.
— Стой! — делаю шаг, путаюсь в штанах, натягиваю обратно и морщусь — мокрые, холодные.
— На сегодня обойдёшься, я устала.
Спокойно берёт фен, начинает сушить волосы. А мне, блядь, что делать⁈ Выдохнув, швыряю одежду на пол и встаю под воду, настраиваю похолоднее. Сука! Кулак с силой врезается в стену, когда она уходит. Стоять уже не стоит, но хочу её пиздец как. Зачем другие, когда рядом своя ходит, задницей крутит? Перед другими тоже. Стискиваю зубы так, что становится больно. Всё равно не верю. Провоцирует. Ладно, заслужил.
Больше ничего не спрашиваю, гордость не позволяет. Прохожу мимо кровати — лежит, с кем-то в телефоне переписывается, улыбается. С ним? Вырвать телефон и посмотреть? Если окажется, что с Яшкой, ещё большим идиотом буду выглядеть. Диван уже опостылел, хочется под тёплый бок, обратно хочется, в семью нормальную. И что делать, если реально загуляла? Перебираю всех мужиков из её окружения, список внушительный. Но на работе точно ни с кем бы крутить не стала. Познакомилась на банкете? Вокруг всегда полно желающих было, можно не напрягаться, чтобы выбрать. Закрываю глаза ладонью. Что ж так хуево-то? Печёт в груди, чувство непривычное, тоскливое. Она поэтому о разводе заговорила? До этого не собиралась, а тут резко поменялась.
Повернувшись на бок, смотрю в тёмный коридор. Спит или до сих пор с ним переписывается? Завтра с отцом встреча, надо выспаться, а заснуть не могу. Постоянно думаю с кем, как, где. На своей шкуре хуево ощущается измена.
— Если ты хотела отомстить, то у тебя получилось, — шепчу, тяжело вздыхая.
У отца дебильная привычка встречаться утром, хоть выходной, хоть праздники. Если сказал приехать к восьми, только посмей опоздать. Когда уезжаю, Ядвига ещё спит, поговорим, как вернусь.
Естественно, отец уже на месте. Наверное, это единственный корт в Москве, который работает круглосуточно. Фила, конечно, ещё нет. Ему опоздания вечно прощаются, зато я — мальчик для битья.
— Надо же, не опоздал, — ехидно тянет отец. Уже переоделся, сидит за столиком, пьёт кофе. — А где Филипп?
— Откуда я знаю? — огрызаюсь вяло, падаю в кресло. Настроения играть нет. Пусть с Филом по корту бегают. У меня после ночи голова чугунная.
— Бухал вчера?
— Не начинай. — Морщусь и заказываю апельсиновый фреш. Хочется чего-то терпкого и кислого, чтобы горечь во рту перебить.
— Я слышал, у тебя с Ядвигой проблемы, — говорит небрежно, покручивая чашку на блюдце. Естественно, Фил уже донёс.
— Нормально всё. Решу.
— Ты уже решил. Башкой не думал, вот и прилетело. — Он перегибается через стол. — Только посмей её упустить. Шкуру спущу.
Конечно, Ядвига — любимая и пока единственная невестка, Яшка — наследник империи. Отец на нашу семью всё поставил, на её имидж, когда сам в прошлом замазался в дерьме по самые уши. Я гораздо позже узнал, что мама завела любовника из-за его измен. А когда отец угрозами и шантажом заставил расстаться, в петлю полезла. Неужели я так на него похож? Мороз по коже — никогда не сравнивал, а тут само напросилось. Сглатываю — в горле режет. Хочется сказать: на себя посмотри, праведник. Фил вовремя появляется, а то наговорил бы, потом жалел.
— О, вы уже тут.
Растрёпанный, в помятом худи и джинсах. Глаза сонные. Вот кто весёлую ночь провёл. Иногда смотрю на него и думаю, что мог бы таким же вырасти: беззаботным похуистом. Но после смерти мамы сломалось что-то. У Фила её цвет волос — каштановые, слегка вьющиеся. Я пошёл в отца, но какая уже разница, всё равно седой напрочь. Фил падает в кресло, просит принести бутылку Перье. Жадно и долго пьёт под неодобрительным взглядом отца. Только взгляд, и всё, меня бы отчитал, как мальчишку. Привычно глушу обиду. Как будто я виноват самим фактом своего существования.
— Идите переодевайтесь и на корт, — командует отец. Фил страдальчески закатывает глаза, но я опережаю:
— Я играть сегодня не буду. Мениск с прошлого раза ноет. Так что, давай, братишка, дуй в душ и в раздевалку. Со стороны посмотрю.
Маленькая месть за то, что распиздел о том, что у нас с Ядвигой творится. Вот так доверяй брату. Назло же рассказал. Вижу — оба не поверили, но проверить не могут. Фил с ворчанием уходит, мы молчим.
— Мирись с женой. Я серьёзно, Платон, мирись, и как можно скорее. Чем дольше будешь оттягивать, тем сложнее будет всё вернуть.
Впервые слышу, чтобы он говорил таким тоном — спокойным и почти сочувствующим. Остаётся только вдохнуть и кивнуть. Как будто сам не хочу. На других не смотрится, как нет никого, только Ядвига. Раньше думать надо было, но, надеюсь, ещё не поздно.