Здесь дико холодно. Не смотря на погоду и солнышко, что заглядывает в высокое окно. Может от толстых стен надувает. А может это просто леденящий ужас, что пронизывает все тело. Хочется зайти в сеть и почитать законы. Что мне грозит? Какой срок? А что будет с Данилой. Уехал ли он? Смог ли остаться незамеченным. Может я совершила ошибку? Может не стоило так резко реагировать? Может еще есть шанс откатить все назад? Нет! Нет! Нет! Это просто стены так действуют. Я не останусь здесь, я сбегу или попытаюсь договориться. А может позвонить тебе Люде? Может она смогла бы взять Данилу? Хотя бы на время? У меня есть право на звонок… Да. Только вот номера нет. Хотя стоп, Аня давала мне свой номер! Я через нее могу связаться!
— Офицер! — кричу в стальную дверь, стараясь не смотреть на до отвращения грязный унитаз. Ощущение такое, что его никогда не мыли. — Офицер! У меня есть право на звонок!
В дверь ударяют с такой силы, что отдает в ушах звоном.
— Сиди тихо. Не положено!
— Положено! И звонок, и бесплатный адвокат. Если вы сейчас же мне их не предоставите, я… Скажу всем что вы меня изнасиловали. Может до суда дело не дойдет, но Кулагин точно вас покалечит.
Он резко открывает окошко и я понимаю, насколько они его бояться. Да я и сама с ним связываться больше не хочу.
— Ты хочешь позвонить Давиду Марковичу? — смотрит на меня через маленькое окошко, через которое час назад всунул какую-то баланду. Это не то что есть невозможно, смотреть нельзя.
— Нет, что вы. У меня в телефоне номер, я наберу и сразу вам его отдам.
ОН часто дышит, раздувает ноздри. Думает. Просчитывает риски.
Резко закрывает окошко и уходит, оставляя меня одну. Я поворачиваюсь спиной и просто надеюсь, что все получится. Надежда греет. Но я все равно обнимаю себя и просто жду, жду. Сама ведь во всем виновата. Начиная с той перепалки с девчонками, могла же сдержаться. Могла промолчать. А потом с Давидом. Зачем я вообще в его машину села. Остановила бы доброго старичка. Перед глазами кадры последних дней как кинолента. Есть добрые люди, точно есть. В том автобусе, когда нас с братом защитили. Мне бы выбраться отсюда, найди свой путь, ни с кем, ни о чем больше не договариваясь.
Спустя несколько минут раздаются шаги, я тут же оборачиваюсь, смотрю как открывается окошко. Офицер подает мне телефон. Я киваю, тут же в поисках нужного контакта.
— Маша! — Господи, как быстро она взяла трубку! — Маша, привет!
— Привет, Ань, все нормально? Ресницы отклеились?
— Блин, — смеюсь, осматривая грязную камеру. — Если бы Ань. Я… Только не удивляйся. Я в тюрьме.
— Это шутка такая? — молчу в ответ, слезы по щекам льются, и я глотаю их чересчур громко. — Что случилось?!
— Я забрала брата из приюта, а нас поймали.
— Так, — он выдыхает, а я понимаю, насколько глупо поступила. — Слушай, у мамы точно есть какие — то знакомые, которые могут помочь. Сейчас трубку ей отнесу.
Да, да, да! Хоть бы мне улыбнулась удача.
— Алло, Анечка?! В тюрьме? Да как же так! Я сейчас приеду, и мы во всем разберемся. Не переживай, я тебя в обиду не дам. В каком ты отделении.
— Центральном теть Люд, — почти реву от облегчения и счастья.
— Понятно. А брата куда дела?
— Он в автобусе остался. Я ему денег дала. Должен в Краснодар ехать. Я не могла оставить его в приюте. Его там били!
— Понятно, понятно, не кричи. Сейчас я приеду и будем думать.
Я отдаю трубку парню этому, что ждал за дверью, и не могу не улыбнуться. С братом мы договорились встретиться на вокзале Краснодара. Он должен туда доехать и там меня ждать. Там было кафе, в которое мы любили есть блинчики, когда были живы родители. Как же давно это было. Словно в другой жизни. Я поднимаю голову к потолку, смотрю на трещины и уползающего таракана. Я не подведу вас мама и папа. Обязательно и брата защищу, и сама счастливой стану. Просто нужно немного удачи и время. Еще немного времени.
Вздрагиваю снова, когда в дверь раздается стук. В окошке появляется тот же самый офицер, смотрит на меня, открывает двери.
— На выход. К тебе пришли.
— Женщина? — так быстро? Она не могла доехать. Отделение в другом районе.
— Нет. Давид Маркович.
Я вся струной натягиваюсь. Беру себя в руки. Главное не разбить ему лицо, хотя и очень, очень хочется. Вцепится ногтями в его красивую рожу и оставить борозды, чтобы на всю жизнь запомнил, как со мной связываться. Конечно, скорее всего после этого я окажусь в закатанной в бетон, но мой призрак всегда будет его преследовать, а позже обязательно вызовет импотенцию, чтобы единственной с кем он помнил секс, тоже была я.
Меня приводят в серую комнату, где стоит лишь стол у маленького окна под потолком и два стула. Давид уже здесь. Развалился на одном из них и внимательно следит за тем, как меня вводят в камеру.
Я ежусь теперь не от холода, а страха, что окатывает ледяной волной. Он зол и напряжен. Вот вот сорвется как пушка и вобьет меня в стену.
— Ну что, как тебе твоя новая квартирка, лучше той, из которой ты сбежала.
— Намного, — бросаю с вызовом.
— И чем же, скажи на милость. Тарканами, или запахом из нужника. А может дырявыми простынями, на которых лежали сифилитики?
Морщусь от расписанной картины.
— Отвечай! Чем это дерьмо лучше квартиры в которую я тебя поселил?!
— В ней нет тебя! Человека, который не может слово свое сдержать?! Как ты дела ведешь? Всех обманываешь? Или только я такой чести удостоилась?
— Закрой рот! — орет он, шарахая по столу так, что появляется вмятина. — Сядь, разговор есть.
— Мне с тобой не о чем разговаривать. У меня есть такое право!
— Мм, право… Сядь я сказал!
— Не сяду! Уведите меня в камеру!
Давид резко поднимается. Подходит резко, хватает меня за щеки, смотря в глаза.
— Ты чего хочешь, ебанашка? Сама то понимаешь?
— Уважения хочу, сможешь предоставить? Хотя, о чем я, ты даже себя не уважаешь, если слово свое не держишь.
Резкий удар и я падаю на пол, ударяясь коленями. Слезы из глаз брызжут. Он резко поднимает меня, смотрит с усмешкой.
— Как колени, ударила?
— Да пошел ты.
— Давай я посмотрю, — хватается он за веревочку на штанах и рвет ее.
— Нет! Не смей! Помогите! — кричу, хочу ударить, но мешают наручники. Он тащит меня к столу и опрокидывает на него грудью, дергая вниз штаны вместе с трусами. — Помогите!
— Уважение, блять, она захотела. Заслужи его сначала, — шлепает он меня по заднице и врывается одним сильным, уверенным толчком.