Надо выпить. Залить сладким коньяком горечь, что поселилась в моем горле. Открываю дверь комнаты допросов, протискиваюсь мимо додика, что молчаливо слушал мольбы Ани… Пиздец, куда мир катится? Никто ведь не помог, все о себе пекутся. Поднимаю глаза, а он свои прячет.
— Найди ей одежду и отведи умываться. И не трогай!
— Да, Давид Маркович, — кивает он, я поворачиваюсь и иду по темному коридору, внезапно сталкиваясь с женщиной, которая застывает при виде меня. Судя по всему, та самая Люда, на помощь которой надеялась Аня. Но я понятия не имею, что может эта женщина. Намалеванная настолько, словно очень хочет привлечь мужское внимание. На меня смотрит с открытым ртом, а когда прохожу мимо, еще долго чувствую, как в спину пялится. Прости, тетя, но оказывается, ты не в моем вкусе.
Сажусь в машину, и руки дрожат. Бью по рулю, пытаясь сбить хоть часть напряжения, хоть немного успокоиться, но грудь все еще распирает, а кишки крутит от страха, словно сейчас разверзнутся небеса, и меня прибьет молнией.
Это все из-за нее. Она виновата! Нечего было на меня смотреть, как на говно! Я ей все, а она…
— Я тебе все, а ты! Да что эта тетка сделает? Нихуя не сделает!
С месте газую, словно все черти ада за мной гонятся. Долетаю сквозь тяжелый автомобильный трафик до клуба, в котором привык снимать телок. Нужна… Любая. Просто вспомнить, что не говно. Что дохуя влиятельный и вообще охуенный. И что каждая, каждая пойдет со мной, стоит только щелкнуть пальцами.
Приземлюсь на диван и смотрю, как на шесте елозит задницей блондинка. Мне приносят выпить, и я сразу опрокидываю в себя порцию.
— Давай ее сюда, — киваю на девку на сцене. Выглядит почти невинной, если бы не трусы, в которых видно розовый клочок плоти. Член все еще гудит от другой розовой плоти, в которой было больно, остро и болезненно приятно.
— Добрый день, Давид Маркович, давно вас не было видно.
— Рот закрой и танцуй, — опрокидываю в себя вторую порцию виски. Не запиваю. Ощущаю, как жжение дает возможность выдохнуть, проколоть тот шар огненный, из-за которого я еле дышу.
Мне, блять, никогда не требовалось брать кого-то силой. Они вон сами лезут, как пчелы на мед. Ластятся, улыбаются, жаждут запрыгнуть в мои штаны и глотать литры спермы. А она? А она? И чем я ей плох? Рожей не вышел?! А может, член маловат? Или великоват? Что? Что не так?!
— Что тебе не так?! — ору на наклонившуюся ко мне девку. Она тут же испуганно таращится, отпрыгивает зайцем. Аня не отпрыгивала. Напролом идет. В лицо мне плюет.
— Давид Маркович…
— Пошла вон! — ору я и запускаю в стену стакан с виски. Башка кружится, больше ничего перед собой не вижу, разрушая себя изнутри и бар снаружи. Куда ни глянь, везде ее лицо, и губы говорят:
— Лжец… Лжец… Лжец…
— Я за свои слова отвечаю!
— Лжец, лжец… Лжец…
Не сразу, но руку режу бутылкой, а свет меркнет от удара по голове, который наносит мой собственный человек. Убил бы, но в забытье легче, и Аня такая снова поучающая, лучезарная, в платье, которое хочется облизывать, с ногами от ушей, которые на плечи хочется закинуть, и брать, брать, брать. Трахать без остановки, пока не услышу рваное, сиплое: "Еще, Давид, еще!"
Я же был с ней добрым. Да я бы все для нее сделал, а она променяла меня на ебаную гордость. Лицемерная сука. Откуда она вообще такая правильная взялась? С каких небес на нашу грешную землю упала?
Открываю глаза не сразуЮ. Башка тяжелая, лежу в машине. Очевидно, поднять меня до квартиры оказалось для Артема непосильным трудом.
— Пацан где? — тру глаза, в которые, кажется, песок засыпали.
— Дома у вас, в приставку играет.
— Ясно… — сажусь на заднем сидении, чувствуя, как свело ноги от неудобной позы. Когда я последний раз так нажирался? Лет в двадцать? — Ущерба на сколько?
— Да я вас быстро вырубил, не сильно наворотили. Шеф.
— Чего тебе, поганец? Не мог до дома довезти?
— Тяжелый вы больно, а вы бы вряд ли хотели, чтобы вас в таком состоянии кто-то видел.
— Твоя правда. Живи.
— Да, и еще…
— Минералки дай.
Он тут же протягивает, и пока я залпом выпиваю полтора литра, говорит.
— Из тюрьмы звонили, Анна хотела с вам переговорить. Остатки выливаются по подбородку. Вот это тебе доброе утро.
— Сама звонила?
— Нет, через охрану передала.
— Ясно, — сердце, почти затихшее, снова качает кровь бешеными рывками. Волнение странное. Словно пацан перед свиданием в школе. — Давай домой, переоденусь хоть. И найди платье белое на Анин размер. Посимпатичнее. И не сильно открытое.
— Сделаем, — кивает Артем, заводя мотор, пока я откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь. Ну, что, Ань, недолго ты гордую играла. Даже как-то разочарован, что ли… Всего ночь выдержала. — Ситуацию с Чернышевским пока на паузу?
— Пока все на паузу, кроме нее....
Закрываю глаза, представляя, как буду снимать с нее белый наряд и ставить на колени, чтобы сосала, пока не привыкнет, что теперь я ее муж, хозяин и сам Бог