Фиктивная жена для бандита

Глава 21

Я пытаюсь принять тот факт, что мне придется лечь с мужчиной, которого я ненавижу, и не могу… Как представлю, так становится тошно. От себя. От него. Поднимаюсь резко, когда в замочной скважине звенит ключ. В камеру входит офицер, который вчера угрожал мне. Сегодня же просто молчит. Надеялся, что ему удастся унизить меня больше чем Калугин. Ну простите, уже не получится. Он надевает мне наручники, не забывая подольше поддержать меня лицом к стене.

— Еще пара секунд и я совру, что ты меня домогался. Будет интересно посмотреть, как один ублюдок грызет другого.

— Сука… Ничего, скоро ты Кулагину надоешь и вернешься. Я буду ждать.

Он дергает меня и ведет по коридорам к той же комнате допроса. Страшно. Словно за той дверью ждет огнедышащий дракон. И стоит открыться двери, как его ядовитое пламя. Спалит меня до тла.

Наконец слышится скрип. Я замечаю Давида за тем же столом, в той же позе. Кажется, словно попала во временную петлю, ведь это вчера я уже видела. С одной лишь только разницей, теперь я знаю, что передо мной сидит сам дьявол и единственное, что могу сделать это затаиться до поры до времени. В ожидании того самого шанса на победу. Когда это будет? Уже завтра или через год, самое главное затаиться и напасть в самый удачный момент.

Я вхожу в комнату, вставая ровно на том месте. Офицер расстегивает наручники и оставляет меня наедине с драконом.

Рассматриваю Давида. Нельзя не отметить, что сегодня он выглядит более презентабельно, даже надел вместо своего красного пиджака черный, причесал волосы. И молча меня рассматривает, изучает перед тем как в очередной раз унизить.

— Ну? Я тут, ты хотела мне что — то сказать?

— Да я… — мне небывалых сил стоит просто говорить с ним, а не кинуться и рвать на части. Впиться ногтями в красивое надменное лицо и рвать его в ошметки. Картинка такая яркая, что даже не по себе. — Я хочу выйти отсюда.

— Да? А вчера ты мечтала тут остаться. Что — то изменилось?

— Постель неудобная… — давлю из себя слова, словно застаревшую зубную пасту.

— А, — ядовито улыбается Давид. — Постель. Моя лучше?

— Лучше.

— Какие разительные перемены, Анна. А ведь стоило просто вспомнить кто я такой.

Ублюдок. Убийца. Моральный урод. Да, очень важно не забывать.

— Теперь не забуду.

Он поднимается со стула, одергивает пиджак и направляется ко мне. Первые секунды я отравлена его запахом и мне нужно время, чтобы примириться с собой, принять реальность. Я смогу. Ради родителей. Ради брата. Ради себя. Смогу спокойно стерпеть, как он обходит меня по кругу, словно кобылу перед покупкой.

— Ну ты же понимаешь, что после вчерашнего представления тебе придется очень постараться чтобы я тебя простил.

Просто невероятное самомнение.

— Понимаю…

— И думаю, тебе придется продемонстрировать свою мне покорность… — Давид задирает мое лицо к себе, смотрит в глаза…. Он должен увидеть там пожар ненависти, если не совсем дурак.

— Даже несмотря на то, как сильно тебе может это не понравится.

— Что мне сделать?

— Разденься для начала. Сама.

Я не медлю. Это как пластырь сорвать. Договорится с собственной совестью и стыдливостью не сложно, а вот сломать гордость… Но и она покоряется под давлением мотивации, о которой говорила тетя Люда. Я смогу. Я должна. Да разве есть у меня выбор?

Снимаю футболку, грязью от которой кажется пропахла насквозь. Снимаю лифчик, не пряча взгляд, пока Давид рассматривает меня с жадностью голодного зверя. Снимаю штаны и трусы, скидывая их с лодыжек и откидывая в сторону.

Теперь все. На мне ни нитки. От холода съеживаются соски и скачут по телу мурашки. Неожиданно страшно, что после прикосновения Давида во мне проснется влечение. Но это просто тело… Оно отвечает на опытные ласки. А это даже на руку моей мести. Ведь если бы меня тошнило от вида Давида я бы не смогла исполнить свой дочерний долг. Но сразу избавиться от стыдливости очень сложно. Я на автомате пытаюсь прикрыть грудь руками и тут же слышу шипение.

— Не смей. Я не давал приказала закрываться.

Сжимаю кулаки, стискивая челюсти. Он так и смотрит. Полностью одетый на меня обнаженную. Словно царь на свою рабыню… Совершая ошибку всех королей, которые потом поплатились жизнью. Он забыл, что у рабыни тоже есть чувства. Она тоже человек. Сквозняк дергает нервы. Холодок ползет по телу. Грудь напрягается, а соски твердеют... Хочется сжаться от режущего кожу взгляда. Настолько остро, словно он ведет по мне лезвием ножа.

Но долго Давид не терпит. Тут же протягивает руку накрывая грудь вместе с соском, царапая его ладонью. Сжимает плоть… Сначала почти нежно, потом сильнее. Причиняет боль. Отпускает давая ложное чувство безопасности и тут же накрывает вторую грудь, сразу сминая. Сопротивляться нельзя, нельзя, хотя очень хочется просто ударить по его руке, по его довольному моей покорностью лицу. Выбить зубы, которые он скалит, когда катает между пальцами сосок.

— Я бы продолжил, сладкая… Взял бы тебя прямо здесь… Но надо спешить.

— Куда?

— На свадьбу…

— Чью? — все — таки обнимаю себя, когда он отходит, наклоняется и достает из пакета что — то белое, пышное.

— Нашу конечно. Ты же хотела оформить опекунство над братом. Для этого нам придется расписаться.