— Ты убил моих родителей. Лисовских. Они владели магазином цветов на Рублевской. Ты приходил в наш магазин, угрожал, требовал деньги, а когда они отказались, той же ночью к ним ворвались и убили их. Мы с Данилой спрятались в шкафу, а потом сбежали.
Она говорит это дрожащим голосом, смотрит прямо в глаза. Владимир что-то говорил об этом, об этой фамилии.
— Почему ты молчишь?! Ты хоть чувствуешь вину, хоть чувствуешь что-то?!
— Я никогда не марал руки убийствами, Аня.
— И никогда не заказывал?
— Цветочный магазин никогда не был частью моих интересов. Слишком мелко…
— Зачем ты врешь?! Зачем ты мне врешь?!
— А ты видела меня? Или слышала мой приказ, или тебе кто-то что-то сказал, и ты поверила?
Она замолкает, часто дышит, пока слезы катятся по горящим алым щекам.
— Что? Почему ты не спросила? Что пыталась устроить в ресторане?
— Я хотела твоей смерти, а она сказала, что все устроит. И не думай, что я тебе ее сдам. Можешь убить меня!
— Иногда хочется. У тебя, блять, язык для чего, спроси, потребуй доказательств!
— Да какие могут быть доказательства? Она сказала, что ты можешь подстроить все что угодно. Что просто нужно иметь нужных людей.
— Так, ясно. Ты же в курсе, что человека нельзя обвинять, пока его вина не доказана?
— Так говорят в кино.
— Это просто юридический факт. Так что предлагаю успокоиться и разобраться.
— Я тебе ничего не скажу.
— Да я сам все выясню. Тоже мне проблема, — завожу двигатель и пока разворачиваю машину, звоню детективу, который всегда меня выручал.
— Здорово, Абрамов. Мне нужна вся информация на Лисовских. Они владели цветочным магазином. Да, и распечатки с телефона из моего номера в Токио.
— Не смей!
— Ты потеряла право голоса, когда решила, не разобравшись, меня убить. Закрой теперь рот!
Она обиженно отворачивается, а я уточняю несколько деталей и убираю телефон в карман. Довожу Аню до отеля и запираюсь в кабинете. Звоню Владимиру и прокручиваю в голове историю с цветочным магазином.
— Что такое?
— Помнишь, ты говорил, что Аня кажется тебе знакомой. Что-то связанное с цветочным.
— Пять лет назад. Они стояли у нас на охране. А мы как раз сворачивали тот бизнес. Хотели магазин другим передать.
— Почему мы зашли сами? Разве не Артем этим занимался?
— У них была дочка. Напоминала тебе сестру, вроде.
— И?
— Ну, что "и"? Понравилась она тебе. Ты хотел ее увидеть последний раз, типа того. Да и с отцом ее нормально общался. Помочь хотел с вышкой, но тот испугался твоих намерений и отказался.
— Чет я не помню такого.
— Тебя потом через месяц подстрелили, понятно, что в башке все поменялось. Короче, после нашего визита, в ту же ночь их убили. Следствие пыталось все списать на нас, потому что мы последние, кто заходил, но я дал на лапу, и дело закрыли.
— Почему ты мне не рассказал?
— Да не до того было. Что нам какой-то цветочный магазин? Дел и без того хватает.
— Упустил один висяк и чуть не сдох. Просто шикарно. Она могла меня знать?
— Слушай, я думал об этом. Но надо чтобы кто-то за ней стоял, а там только тетка ее по отцу, которая заграбастала себе наследство и помещение.
— Как это, заграбастала себе?
— Ну, а как еще понять, если девчонка оказалась без денег в детском доме и связалась с бандитом, чтобы вытащить брата?
— Тетка. Людмила которая? Приходила к ней в тюрьму?
— Она.
— Есть запись, о чем они разговаривали?
— В тюрьме запись не ведется. Иначе всю полицию давно бы пересажали.
— Ладно, сейчас мне пришлют всю инфу, спасибо.
— Что с японцем? Все на мази, но сказал разобраться внутри семьи.
— Значит, возвращаетесь?
— Да, и поставь слежку за этой женщиной. Не хватало еще, чтобы она скрылась до того, как мы наведаемся с родственным визитом, — перед глазами возникает девчонка с орхидеей. Она в тот день подарила ее мне просто так, сказала, что выгляжу грустным. В тот день умерла моя сестра. От рака. Единственный враг, с которым я не был способен справиться, единственная причина, по которой я пошел в криминал. А выбраться уже не смог.
— Я вспомнил ее. Девочка с орхидеей.
— Да. Она. Давай, на связи. Людей поставлю.
Прихожу в гостиную, где брат с сестрой играют в карты.
— Можно?
— Если не боишься остаться в дураках.
— Это самое страшное, — усмехаюсь я и киваю Даниле, чтобы раздавал.
Мы играем в карты, когда я поворачиваю голову, врезаясь глазами в профиль Ани. Видно, как ее трясет, но держится.
— Что?
— Да так, просто. Когда ты обо всем узнала?
— В тюрьме.
— То есть наша встреча на той трассе реально была случайной?
— Пытаешься обвинить меня в том, что я специально все подстроила?
— Обвиняешь тут только ты. Я интересуюсь.
— Случайной. Сколько раз я пожалела, что махнула тогда рукой.
— Я выиграл! — объявляет Данил. — Ань, можно я пойду поиграю в плейстейшн? Тут игр больше, чем у нас дома.
Дома… Как быстро он стал считать ту пустую квартиру домом. У меня дом там, где родители, которые совсем сдали после смерти Даши. И перестали со мной общаться, когда отказался вернуться к ним и стать честным человеком.
— Иди, конечно. Я тоже пойду. Поспать. Можно?
— Мы не доиграли. Ты еще не оставила меня в дураках.
— А это возможно?
Киваю на карты. В колоде осталось всего несколько.
— У тебя есть шанс. За ночь в тюрьме ты переобулась и решила согласиться на все мои условия. Тетя Люся рассказала тебе, что я виновен в смерти твоих родителей?
— Я не буду отвечать.
— Я бы мог поверить в ее альтруизм. Если бы она забрала двоих сирот к себе, места у нее, я так понимаю, хватало, так какая ей выгода от твоих отношений со мной?
— Месть. У нее умер брат, и ты виновен в его смерти.
— Она могла заявить на меня, но не стала этого делать.
— Она тебя боялась.
— Допустим. А ты никогда не задумывалась, почему она вас не забрала? Хотя бы Данилу?
— Она не могла. У нее не было условий.
— А потом появились, но вы, все равно, остались в детском доме.
— Перестань переводить стрелки! Не она виновата в смерти моих родителей! Я выиграла, теперь я могу пойти спать?
— Тогда, когда поешь.
— Но я не хочу!
— А мне плевать! За три дня ты нихрена не съела! Хочешь потом обвинить меня еще в своей смерти?
— Ты… — она поднимается. Идет к столу и плюхается за него, чтобы поесть. Но уже через несколько минут ее вдруг мутит, и она убегает в туалет. Запирается там. Я подхожу к двери и слушаю, как ее рвет.
— Аня…
— Уйди! Я ненавижу тебя.
— И давно тебя рвет?
— Два дня. Ничего в рот не лезет.
Перед глазами стройное тело и собственные эмоции от очередного оргазма. Оргазма внутри нее.
Она открывает двери, мокрая от воды. Толкает меня и уходит в спальню.
— Вызови врача. Нужна капельница, — говорю Артему в его комнате. Он кивает, бросает дела и идет выполнять поручение. Я же иду к Данилу и полночи рублюсь с ним в приставку, прокручивая в голове снова и снова каждый наш секс с Аней и те моменты, когда я кончал внутрь нее. Слишком часто, почему-то даже не задумываясь о том, что она может забеременеть.
Тогда после огнестрельного в пах, мне сказали, что мои репродуктивные функции нарушены. У меня и мысли не могло возникнуть, что я смогу иметь детей. Да мне и не хотелось. Не с моей профессией. Но Аня беременна. И я точно знаю, что от меня. Вот только понятия не имею, что при этом чувствую.