Глава 18. Давид

Сука! Ну какая же она дрянь!

Мало того, что сбежала, возвращаться не хочет, так она еще и смотрит на меня как дерьмо под своими ногами.

Хочет остаться в тюрьме? Так она сгниет здесь! Будет потом на коленях меня умолять о прощении, о том, чтобы взял ее обратно!

Уважения хочет?

Я покажу ей, как сильно я ее уважаю.

Грудь рвет от закипающего с утра гнева.

Желание сделать ей больно, унизить, просто невыносимое!

Я ее подобрал!

Поселил у себя!

Готов был дать фамилию!

А что она?

Позвонила, помощи попросила у какой — то бабы, только чтобы не возвращаться ко мне.

И это после того, как был с ней нежен?! После того как она кончала податливая в моих руках. После моей доброты!

Сука! Сука! Сука!

Кидаю суку на стол, вжимаю животом в его поверхность. Дергаю штаны вниз. Скулит, дрянь такая.

— Скули, скули сука. Знай что такое жестокость, оцени, блять, насколько тебе повезло, что на той дороге встретился я, а не потный грязный дальнобойщик. Думаешь, он бы церемонился с тобой? Думаешь, доводил бы снова и снова до оргазма, гладил?

— Хватит, хватит! — кричит, а я рот закрываю пальцами. В рот их толкаю. Растягиваю. Уже дергаю ремень в нетерпении, освобождаю налитый, гудящий член.

— Получай, — направляю хуй, давлю на мягкие складки. Сухо, но ничего. — Что, детка не возбуждает тебя такое? В грязи, а не на шелковых простынях, когда не гладят, а сжимают.

Пихаю пальцы дальше, чувствуя, как по ним стекает слюна и слезы.

Аня пытается укусить, но я давлю большим пальцем на скулу, плюю на кончик головки и пихаю член в нутро.

Морщусь от того как сухо.

Как по наждачке, но я терплю.

Пусть терпит и она.

Наконец головка проталкивается глубже. Еще немного и предел.

Бедра бьются об круглую задницу. Чувствую пахом всю нежность ее промежности.

Ну какая же сладкая дрянь. Взять бы и трясти. Спросить, какого хрена?!

Ее лицемерие буквально кипятком ошпаривает. Ломает изнутри. Ну хорошо же было. Охуенно просто.

По настоящему, блять.

А что теперь? Пусть терпит, пусть ноет и захлебывается слюнями.

Вытягиваю член обратно, толкаю снова. Не жалею, продолжая остервенело вбиваться со скоростью печатного станка.

Сильнее. Жестче. Грубее. Еще. Еще.

Мне хочется видеть ее глаза, но сейчас есть опасность, что я просто придушу эту гордую будущую училку. Нотации мне читала. Учила. Воспитывала. Пусть тоже кое — чему поучится. Как минимум уважать тех, кто ее старше и сильнее.

Просто разорву на части за то, что посмела даже смотреть на меня вот так….

Вытаскиваю пальцы из горячего влажного рта, растираю слюну по всему лицу, пухлым мягким губам.

Я бы мог подумать, что они искусственные, если бы не трогал их и целовал.

Аня хнычет, я дергаю волосы, почти ломая шею, смотрю во влажные от слез глаза. Потемневшие от ненависти, что горит в них.

— Ну как тебе, — вбиваюсь членом в стенку матки — Нравится тебе в тюрьме? Запоминай, потому что тебя теперь будут пользовать так всегда… Всегда, — удар по матке. — Всегда. — Еще один.

Она качает головой, шипит, когда бью по тугой заднице, тут же сжимая кожу пальцами удерживая ее в одном положении. Беру, беру, беру. Трахаю на полной скорости. Газ до упора, шестая скорость и двести лошадиных сил и все туда. В нутро девки, что отказалась быть со мной добровольно.

Теперь она будет жрать баланду всю свою жизнь, теперь ей ничего не поможет…

Стягиваю с нее футболку, сдергиваю лямки лифчика, смотря, как на сливочной коже остаются следы. Отпечатки моих пальцев.

Внутри все кипит, рвет грудную клетку, в которой сердце качает кровь в такт бешеной ебли. В такт толчков, на каждый их которых она кричит.

Мог бы уже кончить насколько тугая у нее пизда, но злость мешает, позволяет мучить ее снова и снова. Вытаскивать член и снова вгонять до упора. До хлюпающих, чавкающих звуков, что эхом оглушают как и ее хныкающие стоны. Ее запах буквально проникает в поры, заставляет дышать им, задыхаться.

Пихаю Аню на стол, вдавливаю поясницу, другой рукой удерживая задницу и смотря как член снова и снова входит, теряясь во влажной горячей глубине. Прямо передо мной тугое кольцо задницы.

Работаю на износ, смахиваю пот, что льется по вискам, смотрю, как на теле Ани выступает испарина.

Наклоняюсь и слизываю этот вкус, дурея.

Не могу остановиться, не могу оторваться от того ощущения скручивающего внутренности. Запоминаю его.

Запоминаю вкус.

Скоро она станет шлюхой и будет мне не интересна. Лишь миг. Короткое воспоминание о том, насколько меня ломало когда я в ней. Насколько остры углы эмоций, выворачивающих мои нервы наизнанку. Никто так не бесил. Никто не вызвал такой злости. Просто бабы. Калейдоскоп лиц и лишь ее отпечатано как клеймо. Выжжено на сетчатке глаз.

Вытаскиваю член, смотр на покрасневшие от трения складки, собираю с них вытекающую влагу.

— Что, теперь тебе нравится? — глотаю воздух жадно. Разворачиваю ее к себе посмотреть во влажное от слюны и слез, покрасневшее лицо. И тут же получаю плевок прямо в лицо.

— Ты животное! Ты не можешь мне нравится, — хрипит она сквозь рыдания.

Во мне шевелится чертова жалость, но я глушу ее, врезаясь в прокусанные в кровь губы своими. Не поцелуй, а пытка. Ощущаю этот вкус крови, терплю укус.

— Мне тоже есть чем в тебя плюнуть, — толкаю ее коленями на пол.

Не даю упасть, держу за волосы и дрочу дрожащей рукой, наконец освобождая одеревенелое тело от спермы.

Спускаю ей на лицо, марая волосы и губы. Плевков много, это тебе не слюна, ее так просто не сотрешь.

Она ревет в голос, надрывно, а я просто отхожу назад, пошатываясь от этой бешеной гонки на выживание. Что она со мной сделала? Вот что превратила?

— Ненавижу! — кричит. — Ненавижу.

Находит в себе силы подняться и напасть, ударяя по лицу, раз, другой. Терплю два удара и пихаю ее обратно на пол.

— Ты кажется кого — то ждала? — сглатываю, чувствуя как нутро разъедает от непонятного, непривычного чувства. — Удачной встречи.


*****

Загрузка...