Финал

Где твое место, изгнанница?

В старенькой двухкомнатной квартире изменились только обои и мебель, да и та стояла на прежних местах. Цветы на подоконниках свидетельствовали о том, что мама вернулась к выращиванию декоративных растений. Ведь после гибели отца она совсем забросила это занятие.

— А я все думал, что у нее никого не осталось, — говорил Евгений, допивая чай.

Оставшиеся члены семьи и гости сидели на кухне. Настя, падчерица, смотрела на объявившуюся нежданно-негаданно сестру с недоверием и опаской. Ей откровенно не нравилась Юля.

— Наверное, и она так думала, — вздохнула девушка. — После смерти отца и сестры у нас не ладились отношения. Я жила с бабушкой. А после того, как она тоже… — Юля проглотила слова. — Я… В общем, уехала.

— Вам, то есть тебе, наверное, тяжело пришлось. — С понимаем отнесся к ней мужчина. — Пусть Люды нет, но ты должна знать, что у тебя есть семья. Мы!

Настя встала из-за стола и ушла в другую комнату, демонстрируя свое отношение к словам отца.

— Прости ее! Она привыкла быть единственным ребенком! — постарался сгладить неприятный момент папа девочки.

— Вы позволите? Я хочу поговорить с ней, — спросила разрешения Юля, и получив одобрение, последовала за Настей. Девочка сидела в кресле в спальне, обнимая плюшевого медведя. Сейчас она очень походила на Люси, которая обижаясь на нянечек или мальчишек, пряталась ото всех вместе со своим любимце Смоки. Юля присела на край кровати и тут же услышала:

— Я не разрешала тебе садиться здесь!

— Прости. Я просто хотела… — немного растерялась Юля, снова встав на ноги.

— Мне плевать на твои желания! — выдала девчонка.

— Не сомневаюсь. Не хочешь рассказать, почему такой настрой? — она отодвинула штору и посмотрела на сквер, виднеющийся на другой стороне улицы. — Мы ведь не знакомы с тобой. Кажется, я не сделала тебе ничего плохого. Или ты переживаешь, что я отбираю у тебя память о маме? Можешь успокоиться. Я ничего не отбираю и ни на что не претендую. Знаешь, я завидую тебе…

— Чему? — не поверила Настя. — Чему завидовать? Одна мать меня бросила, а та, которую я любила, умерла. Мы с отцом опять остались одни. И ты приходишь, ты…

— Вот! — оборвала ее речь Юля. — У тебя есть отец! Он никогда тебя не бросит. Все кого любила я и кто обо мне заботился, уже давно умерли.

Настя замолчала. Ее порыв наговорить неприятных вещей незнакомке, назвавшей себя дочерью ее приемной матери, утих.

— Когда я была в твоем возрасте, мне пришлось уйти из дома. Поэтому я толком и не знаю… Точнее не помню, что такое ласка матери. — Заговорила в полной тишине грустная девушка с яркими рыжими волосами. — Расскажи мне, какой была наша мама…

В Настиных воспоминаниях она осталась доброй, любящей, очень внимательной. Совсем не такой, какой ее видела Юля, возвращаясь домой из школы. Девочка все рассказывала, как заботилась о ней мама, когда она болела, какие вкусные блины с вареньем готовила, чтобы порадовать падчерицу, как защищала от нападок учителей и одноклассников. Она все говорила и не замечала стекающих по щекам девушки слез…

Рома все-таки осмелился заглянуть в комнату к сестрам. Они сидели обе грустные, но вместе, в одном кресле, обнявшись.

— Юль? — позвал парень. — Честер уже на стенку лезет от одиночества. Вернемся?

Настя при виде симпатичного знакомого своей новообретенной родственницы покраснела и смутилась.

— Хорошо. Я сейчас. — Махнула ему девушка, и как только парень исчез из поля зрения, поинтересовалась у девочки. — Он тебе нравится?

Красные щеки Насти подсказали Юле ответ.

— Мне он тоже когда-то нравился! — улыбнулась она.

— А сейчас? — удивилась сестра.

— Не знаю. Он менялся не в лучшую сторону. Хотя, в последнее время… — девушка задумалась. — Кажется, сейчас я рассмотрела его немного лучше! Думаю, стоит более внимательной быть к нему. Как ты считаешь? — подмигнула Юля и получила ответную улыбку.

— Сколько вы еще пробудете здесь? — остановила ее уже на пороге Настя.

— Не знаю. Может, пару дней. — Пожала плечами Юля.

— У меня никогда не было… — замялась девочка. — Старшей сестры. Но всегда хотелось…

— Думаю, мы еще заглянем к вам!

Сумки были собраны. Честер со всеми вещами отправился в аэропорт, а Юля и Рома — прощаться.

— Обычно принято ждать сорок дней, но я отдам это тебе сейчас! — сказал Евгений, вложив в руки девушки небольшой блокнотик с уцелевшими фотографиями семейства Крапивиных.

Юля чуть не всхлипнула, почувствовав холодное прикосновение прошлого. В крошечном альбоме было не так много фотографий — мама почти все сожгла.

— Спасибо! — проговорила, сглатывая застрявший в горле комок боли, она. Обняла на прощание Настю, ее отца и вместе с Ромой уехала. Они собирались в последний раз сходить на кладбище. Парню не нравилось ходить туда, где слишком тихо и слишком много мертвых. Он ведь ужастики не смотрел, и вообще старался избегать всего, что касалось смерти. А еще его раздражало видеть девушку в таком подавленном состоянии. Юля ярким живым пятном замерла около трех памятников: сестра, отец и мать. Она смотрела на образы родных так, словно видела их призраков. И они тянулись к ней. От созерцания мрачной картины у Ромы мурашки пробежали по коже. Девушка же только добавила жути, внезапно заявив:

— Мое место здесь!

Ее голос прозвучал в полной тишине, поддерживаемый скрипом деревьев, гнущихся на ветру.

— В смысле, в Украине? — с надеждой переспросил Рома.

— Нет. Здесь. — Проговорила она, и парень обомлел, понимая, что она имеет в виду.

— Юль? — с опаской окликнул ее он, подошел. А девушка продолжала стоять, как каменное изваяние. Ни слез, ни эмоций — ее лицо напоминало маску. Обняв Юлю, парень ощутил, насколько она холодная, будто действительно каменная. Он попытался ее согреть. Растирал руки, дышал на ледяные пальцы. Онемевшая и бледная девушка не реагировала.

— Не глупи! — говорил он. — Что за глупости! Ты что надумала? Чудная!

Потом посмотрел ей прямо в глаза, удержал взгляд на себе и попросил:

— Юль, если ты за хочешь вернуться обратно в Украину, скажи мне! Я поеду с тобой!

— Зачем?

— Не хочу, чтобы ты оставалась одна! — соврал парень, не готовый еще признаться в истинных чувствах.

Она скептически усмехнулась.

— Поехали отсюда! — крепко обнял ее Рома. — А то я скоро свихнусь здесь!

В самолете Юля все же открыла маленький блокнот, пересматривая фотографии сестры, отца, матери. Ее карточек практически не было. Девушка плакала, сама того не замечая. Рома просто посматривал на нее, но не мешал, не трогал, пока из альбома не выпала совсем старая, затертая фотография. На ней маленькая Юля обнимала совсем крошечную девчушку — сестру. На обороте было написано: «Мои любимые малышки!». Вот тут то все стены, возведенные девушкой, разбились и истерика вырвалась наружу. Она надрывно ревела в объятиях Ромы. Уткнулась носом ему в плечо и плакала, плакала, плакала…