Фрося. Часть 3

Глава 52

Мать с дочерью почти не спали в эту ночь, предшествующую до крайности опасному и важному визиту Ани в КГБ.

Фрося несколько раз просыпалась, слыша тихие шаги Ани по коридору, залу и кухне.

Молодая женщина не находила себе места, а материнская чуткая душа и слух болезненно реагировали на переживания дочери.

Это были не просто переживания, это был страх перед заведением, о котором до нынешних времён, с тридцатых годов, а то и раннее, люди вспоминают и упоминают с содроганием.

Намного опережая назначенное время, Фрося с Аней на метро прибыли на Лубянку.

Мимо памятника железному Феликсу проследовали ко входу в громоздкое серое здание, где на проходной проверили списки визитёров и во внутрь пропустили одну только Аню.

Оставив мать снаружи, та скрылась за тяжёлой дверью и душу Фроси поглотила мрачная неизвестность.

Время тянулось невероятно медленно.

Прошло уже больше часа, как Фрося окутанная страхом за дочь, вышагивала взад вперёд мимо сурово глядящего на неё Феликса Эдмундовича.

Дзержински даже вылитый в железе излучал строгость и непримиримость.

Вдруг в дверях показался дежурный и позвал её по имени отчеству:

— Ефросинья Станиславовна?

Сердце вдруг остановилось, в глазах на мгновенье потемнело.

Наконец она почувствовала в груди нерешительный толчок и вместе с ним выдохнула:

— Да, это я.

— Ефросинья Станиславовна, у вас есть с собой паспорт?

Женщина утвердительно кивнула.

— В таком случае вас просят подняться на второй этаж и проследовать в кабинет номер сорок шесть.

Фрося на негнущихся ногах поднялась по лестнице и, очутившись в длинном коридоре, отыскала дверь с нужным ей номером, где прочитала табличку — капитан Соколов Евгений Николаевич.

Постучала и решительно толкнула массивную дверь.

За пустым столом сидел молодой симпатичный человек в штатском костюме, может быть только немного старше её дочери.

Сама дочь сидела напротив, на краешке стула и по напряжённой её спине, мать догадалась, насколько нелегко складывается здесь разговор.

Аня не оглянулась на мать, наверное, ей так было определено вести себя.

Молодой человек привстал со своего места и указал рукой на стул, стоящий в стороне:

— Меня зовут Евгений Николаевич, я следователь особого отдела в нашей организации, прошу вас присесть и ответить на ряд возникших к вам вопросов.

Ефросинья Станиславовна, надеюсь на ваше благоразумие и хочу получить от вас чёткие, короткие и честные ответы.

Фрося от сдавившего грудь волнения, не смогла произнести утвердительных слов, а только кивнула.

— Аня, ваша родная дочь?

— Да, но я её не рожала.

— Сколько у вас детей?

— Трое сыновей и дочь.

— Дочь, это Аня?

— Да.

— Каким образом она попала в ваши руки?

— В августе сорок первого мимо моего дома гнали колону евреев, среди которых были Меир и Рива Янковские, врачи из нашего города, которые спасли мне жизнь при родах сына.

По моему предложению Рива собственноручно передала девочку мне, чтобы я её укрыла и спасла от вероятной смерти.

— У девочки были документы, вы её удочерили?

— Нет, сами понимаете, война и послевоенное время, было не до этого, я её записала на себя, только перед тем, как ей надо было идти в школу.

— Сколько раз вы были замужем?

— Официально один раз, но я не гулящая и всем своим старшим детям дала образование.

— Вы, не кипятитесь, я вас пока не в чём не обвиняю, а просто сравниваю ваши ответы с показаниями Ани.

— Все мужчины от кого у вас дети живы?

— Нет, только двое, отец младшего умер.

— Вы носите его фамилию?

— Да.

— Простите, это вне протокола, Клара Израилевна Вайсвасер вам кем-то приходилась?

— Да, это мать моего любимого мужчины, от которого я ращу сына, мы с ней проживали вместе последние восемь лет.

— Примите мои соболезнования, героическая была женщина, настоящая большевичка.

Фрося, молча приняла казённые слова молодого человека и ещё больше подобралась, понимая, что разговор сейчас может принять другой характер.

— Скажите, уважаемая, как такое случилось, что в семье человека, занимавшего высокую должность в нашем правосудии, пригрелся подобный вражеский элемент?

— Клара Израилевна последние два года очень болела и не выходила из дому.

Моя дочь, как вы знаете, проживала со своей семьёй далеко от нас, в Вильнюсе и поэтому нам ничего не было известно о его деятельности.

Должна вам заметить, что Клара Израилевна отрицательно относилась к высказываниям и деятельности, подобных моему зятю.

— О каких высказываниях и деятельности вы говорите?

Фрося напряглась, разговор начинал принимать серьёзный оборот и она не знала, как правильно отвечать, чтобы не навредить своей дочери, и в то же время, не показаться скрывающей что-то незаконное от властей:

— Я имею в виду книгу, о которой мне рассказала дочь, после ареста моего зятя, антисоветского содержания, переданную на Запад.

— Ваша дочь говорила мне просто о книге.

— Возможно, это я добавила от себя, ведь за антисоветские высказывания он был уволен из газеты ещё десять лет назад и вам, наверное, хорошо известно, что и два года назад история повторилась.

— Какие у вас лично сложились отношения с Михаилом Шульманом?

— Мы никогда не жили рядом и практически не общались.

— Мягко говоря, вы недолюбливаете Михаила?

— А вот это, мне кажется, к делу не относится.

Лицо капитана расплылось в улыбке:

— А вам, Ефросинья Станиславовна палец в рот не клади.

Я вам только вкратце опишу ситуацию, чтобы задать ещё несколько вопросов, Ане об этом я уже поведал.

Михаил Шульман обвиняется в серьёзном преступлении перед государством, это действия, связанные с подрывом Социалистического строя.

Следствие ещё в самом разгаре, поэтому я не буду вам больше ничего на эту тему говорить.

Во время пока идёт следствие, ваша дочь не может получить свидание с мужем, все ходатайства об этом напрасны.

А теперь ещё несколько вопросов, на которые мне очень важно получить честные и чёткие ответы.

Вы поддерживаете связь с Ривой Янковской?

— Да, мы иногда переписываемся, Аня чаще.

— Она могла узнать от вас, что Ане пока не дано право на выезд на постоянное жительство в Израиль?

— Да.

— А о нынешней ситуации, связанной с арестом Михаила Шульмана, мужа вашей дочери?

— Да, я недавно обратилась к ней, за помощью, с просьбой спасти нашу дочь из создавшегося положения.

— Нашу?

— Да, нашу, она не виновата, что так сложилась жизнь, что проклятая война разлучила её с дочерью на долгие годы.

— Не буду скрывать от вас, что Рива Янковская развернула бурную деятельность, обратившись в какие только можно мировые инстанции, чтобы наша страна выпустила к ней её дочь.

— Евгений Николаевич, миленький, это возможно?

— Да, в случае развода Ани с Михаилом Шульманом.

Я думаю, что у меня нет больше к вам вопросов по этому делу.

Молодой человек, встал, обошёл свой массивный стол и уселся на его край, напротив Фроси:

— О содержании нашего разговора с Аней, вы узнаете от неё самой.

Оставьте адрес, по которому мы сможем вас известить о решении подследственного в отношении развода, в случае его согласия, будет предоставлено одно единственное свидание для официальных подписей, в присутствии адвоката и заинтересованных лиц.

Написав московский адрес матери, Аня по велению капитана, покинула кабинет.

Евгений Николаевич оглянулся на закрывшуюся за Аней дверь, а затем, внимательно вгляделся в глаза Фроси:

— Ефросинья Николаевна, не скрою от вас, инициатива из Израиля Ривы Янковской значительно повлияла на быстрейшее разрешение вопроса по вашей дочери.

Я не буду говорить сейчас про официальный взгляд на этот вопрос, о нём вы сами можете догадаться, лично я, вами восторгаюсь.

Не смею больше задерживать, рад был познакомиться с такой замечательной женщиной.

Симпатичный капитан придержал Фросю за локоть перед закрывающейся перед ним дверью и прошептал:

— Ефросинья Станиславовна, вы второй раз спасаете жизнь Ане.