Вторую ночь возле усопшей Клары Израилевны Фрося провела в окружении близких и друзей.
Но на этот раз Фросе не дали долго бодрствовать и отправили спать, аргументируя тем, что завтра её ждёт очень тяжёлый день, и ей, как хозяйке надо будет находиться в сносной форме, будет крутиться много людей, столько ожидается всяких предвиденных и не предвиденных событий, поэтому её вменяемость просто необходима.
Фрося не стала перечить, особо настаивающим Ане с Аглаей и отправилась в спальню, тем более ей надо было обдумать в тишине разговор, состоявшийся только что на кухне.
А здесь было, что…выпад Андрея, а затем подробное объяснение ситуации Мишей, сложившейся у них с Аней, не добавили ей оптимизма, а посеяли в её душе ещё больший разброд.
Долго размышлять у неё не получилось, незаметно она быстро провалилась в глубокий сон, сказалась прошлая бессонная ночь и сегодняшний напряжённый день.
Душа просто вымоталась от всех этих разговоров, дум, встреч и слёз…
Солнечные лучи упали на лицо Фроси, она как обычно радостно открыла глаза, но реальность тут же вернула в действительность.
Она поспешно привела себя в порядок и вышла в зал.
Возле гроба сидел один подрёмывающий Алесь, с кухни доносились голоса Миши с Андреем.
Фрося присела рядом с когда-то любимым человеком и тот сразу встрепенулся:
— Фросенька, я отправил Аглаю с Аней поспать, сам же я в последнее время мало сплю.
Фрося пропустила мимо ушей слова Алеся о его плохом сне:
— А, эти обормоты, так и не ложились…
— Похоже, и не собирались, они даже не удосужились заглянуть сюда, надо их остановить, а то на похоронах будут никакими, перед людьми ведь будет стыдно.
— Сейчас мигом разгоню эту братию, то были как кошка с собакой, то водой не разлить, похоже, общую тему оседлали, два умника.
— Фросенька, как думаешь дальше жить, ведь со смертью Клары Израилевны многое тебе придётся поменять в жизни…
— Алесик, тут ты прав.
Первым делом уволюсь с работы, три смены мне сейчас никак не подходят, пацана в таком возрасте одного кидать не резон, это всё же Москва и ребят тут не сравнить с Поставскими или Сибирскими.
Я тебе честно признаюсь, ведь работала не ради денег, сам понимаешь, мама Клара получала приличную пенсию и только последние два года не работала, и у меня в заначке кое-что имелось, и многое из того ещё осталось…
— Ох, Фросенька, в тебе я нисколько не сомневался, как ты умеешь жить и устраиваться в жизни, знаком не понаслышке.
— Алесик, я ведь никого в жизни не обманула, ну, если только Степана и то с тобой…
Алесь восхищённо посмотрел на некогда такую любимую женщину:
— Фросенька, я совсем не покривлю душой и уже не в первый раз скажу, что эти три года с тобой, самые счастливые мои в жизни…
— Ладно, Алесик, не будем ворошить, то, что быльём поросло, расскажи лучше про себя сегодняшнего, что-то плоховато выглядишь…
— Фросенька, я ведь в Москву приехал не на похороны, это просто так совпало.
Прибыл я сюда с направлением в онкологический центр на обследование, а Андрей так или иначе собирался сопровождать меня.
Невольные слёзы побежали по щекам Фроси:
— Алесичек, как же так, и насколько это серьёзно?…
— Не знаю Фрося, не знаю, для этого и приехал на обследование, может скоро и финиш, а может быть и порыпаюсь ещё немного.
Жаль, я уже почти одной ногой был в Москве, руководство нашего университета согласилось отпустить меня в МГУ, я ведь уже защитил кандидатскую, и готовил докторат, при чём мои докторские работы сразу по двум языкам, немецкому и польскому весьма одобрительно встретили в нашем университете и Москва заинтересовалась…
— Алесик, может быть диагноз не подтвердится, бывает же такое, дай бог, всё ещё обойдётся…
— Очень хочется в это верить, мы тогда будем с тобой жить в одном городе, часто встречаться, надеюсь, нам ничего не мешает оставаться друзьями…
— Алесик, мы же все последние годы поддерживаем связь, перезваниваемся и когда ты бываешь в Москве, всегда встречаемся с тобой, и даже уже есть облюбованные нами рестораны…
— Фросенька, иди успокой, пожалуйста, этих нигилистов, а то скоро начнут люди приходить и будет весьма неудобно.
Фрося резко поднялась со стула и решительно вошла на кухню.
Картина была красочная, от дыма не продохнуть, на столе стояла уже третья, почти допитая бутылка из-под Столичной, в тарелке валялись надкусанные хлеб, колбаса, сыр, кое-как нарезанные солёные огурцы и помидоры, да, и ещё какая-то снедь украшала этот шикарный натюрморт.
Фрося подошла, сгребла все тарелки со стола и вывернула остатки еды в мусорное ведро, туда же последовали бутылки, включая и недопитую, вымыла и вытерла насухо стол, и взялась за мытьё посуды:
— Мамань, что это за произвол, мы же не подростки слюнявые, всё же мужчины в годах…
— Андрюша, тссс, тссс, с тёщей шутить опасно, у неё же тарелки в руках.
— Так, ребята, мигом в душ и в люлю, вы на похороны приехали или досуг в душещипательных беседах проводить.
Скоро люди начнут приходить, в два часа похороны, а на ваши морды посмотришь и подумаешь, что на свадьбу приехали.
— Мать, как ты красиво стала изъясняться, даже твоего деревенского выговора почти не слышно, что делает с людьми Москва и окружение.
— Андрюша, сделайте, пожалуйста, то, о чём я вам раннее говорила, сами не позорьтесь и не позорьте меня, а тем более, память моей мамы Клары.
— Мамуль, в двенадцать скажи, чтоб разбудили, нас уже нет.
После ухода подвыпивших ребят, Фрося закрыла дверь на кухне и растворила настежь окно, пусть уйдёт этот тяжёлый табачный дым.
А не такие уж плохие ребята, просто я наверно подхода к ним не находила, мне бы всё командовать, да поучать, вот, мама Клара умела находить общий язык со всеми, и с малыми, и старыми, и с лоботрясами, и с людьми из культуры, искусства и с работниками из высших эшелонов власти.
Наверно, за эти годы, что я прожила с ней рядом чему-то и научилась, по крайней мере, хочется на это надеяться.
В дверь на кухню тихонько постучали, Фрося оглянулась, и сквозь матовое стекло узнала силуэт своей дочери.