Фрося. Часть 3

Глава 8

В окружении близких Фрося всё же умудрилась перекусить, она вдруг ясно осознала, что ей это было просто необходимо, мысленно в который раз поблагодарила душевную подругу Аглаю.

Под неизменное балагурство Андрея вместе с большой кружкой чая, она съела два бутерброда, услужливо подсунутых ей под руку Аглаей.

Последняя заметила Андрею:

— Ах, дружок, какой ты всё же баламут, а ведь, на самом деле, хороший парнишка, думаю, что мечта многих девиц и их матерей, которые бы хотели иметь тебя мужем и зятем.

— Что вы, тётенька Аглашенька, та, которая может стать моей тёщей, вряд ли благосклонно относится ко мне.

Я же не того сословия, хотя мой папан из благородных, а маманя сто очков вперёд даст той великосветской.

Моя маман по внешнему виду и по умению адаптироваться в любых ситуациях, вряд ли кому-то уступит, а умению дать отпор любому человеку и в разных инстанциях ей просто равных нет.

— Сынок, а, что я такая скандальная баба?…

— Прости мамань, я имел в виду, что только в случае надобности.

Все присутствующие заулыбались, вспоминая случаи Фросиного противостояния в некоторых жизненных ситуациях, а если бы они ещё знали, как она в своё время отбрила кэгэбиста, но про это она никому не рассказывала, стыдно как-то было.

Фрося попросила ещё кружечку чаю и взглянула на дочь:

— Анюточка, а, что ты мне хотела важного рассказать, может это связанно с твоим восстановлением на работу в больницу?

— Нет, мамочка, об этом уже речи нет, ты же знаешь, что мы ждём разрешение на выезд, на постоянное место жительства в Израиль.

А вот, дядя Ицек, как раз, получил такое разрешение и за месяц должен покинуть Советский Союз.

Он передавал свои соболезнования и убедительно просил, когда у тебя появится возможность, в течение этого срока, обязательно подъехать к нему.

Дядя Ицек сказал мне, что чуть попозже должен позвонить тебе, хочет обратиться с какими-то просьбами, но о подробностях не поведал.

Фрося горестно вздохнула, ещё один друг покидает её, хотя и так, в последнее время они очень редко виделись с Ицеком, а по телефону какие могут быть беседы.

В разговор опять встрял Андрей:

— Мамунь, а может и тебе рвануть на обетованную землю, у тебя и фамилия сейчас подходящая, и сын рядом вполне семитской наружности, а главное, твоя любимица, в конце концов, получит это злосчастное разрешение, и отправится на дорогое ей место жительства, где её ждёт, не дождётся мамочка, из рук которой ты тридцать лет, без малого назад, приняла эту малышку.

На кухне повисла напряжённая тревожная тишина.

После до неприличия язвительного выпада Андрея, всем присутствующим здесь, стало почему-то неловко смотреть друг другу в глаза.

Вначале Аглая, потом Алесь, затем и Аня с Мишей, и последним, после своего необдуманного острого заявления, поднял на мать глаза Андрей:

— Андрюшенька, всё правильно говоришь, но не в то время и не в том тоне, и честно признаюсь, никогда об этом ни думала.

Мама Клара крайне негативно относилась к капиталистическим странам и как она выражалась — оголтелый империализм несёт человечеству голод и разруху, войны и порабощённые народы и многое всякое такое, к этим странам она причисляла и Израиль, а я, если честно признаться, в этом мало смыслю, хотя не понимаю, почему так плохо, когда люди могут, благодаря своему уму, труду и сноровке жить богаче, чем ленивые, пьяницы и иждивенцы…

После полушутливого заявления Фроси, атмосфера на кухне сразу же разрядилась.

Миша взглянул на Андрея:

— Послушай, дорогой родственник и другим будет не вредно послушать, я всё же объясню суть происходящего в последнее время с нами…

Даже после Шестидневной войны, когда всё еврейство Литвы встрепенулось и люди стали подавать один за другим заявления на выезд в Израиль, мы этого с Аней не делали, ведь у каждого из нас была отличная работа, и нас вполне устраивала жизнь, и менять что-то в ней нам было не с руки.

В августе шестьдесят восьмого у нас родилась Маечка и тогда же Советские войска вошли в Чехословакию, многие граждане Литвы не согласились с этим поступком властей страны Советов, в том числе и я.

В своей газете, а работал я уже заместителем главного редактора в «Советской Литве», поместил статью, хоть и в мягкой форме, но осуждающую это решение, и, конечно же, в обход главного редактора.

После этого незамедлительно последовали санкции и я с треском вылетел с работы с лишением звания журналиста, без права работать в периодической литературе.

Все мои просьбы и ходатайства были напрасны, ведь демократия и свобода слова у нас только в конституции, а на самом деле, над всеми висит железный кулак партократов.

Помыкался я с пол года, посоветовались с Аней и подали документы на выезд в Израиль, хотя честно скажу, в ту страну меня особо не тянет, другое дело в Штаты.

Прошло ещё несколько месяцев после подачи нашего заявления и Аню успешно выпроводили с работы, видно органы подсуетились.

Вот, по сути и весь сказ, разрешения на выезд до сих пор нет, и мы, поэтому перебиваемся на своих теперешних жалких работах.

После достаточно ёмкого и полного объяснения, ни у кого не возникло вопросов, да и к чему были они, помочь молодым людям никто не мог.

После длинного монолога Миши все потянулись с кухни, но муж Ани вдруг обратился к Андрею:

— А, что, не составишь компанию, мне, пожалуй, сейчас необходимо выпить…

— А, почему бы и нет, мне кажется, что после твоего подробного разъяснения, у меня появилось к тебе очень много вопросов…

Аня грустно взглянула на мужа и брата, поднялась, и первой вышла из кухни, вслед за ней — остальные.