Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Глава 19. Новая старая знакомая.

Иногда кажется, что время тянется, как густая карамель за ложкой. Медленно, утомительно. А иногда появляется ощущение, что оно бежит вперед, как спортсмен, сдающий марафон, не оглядываясь назад, не давая возможности остановиться и подумать над своими поступками. Довольно сложно уследить за ним, практически невозможно предугадать, как будут разворачиваться события в тот или иной период. Пытаться заглянуть в будущее – вообще дело неблагодарное, лучше жить и радоваться жизни сейчас, не думая о том, что принесет новый день.

Бывает такое, что новый день приносит с собой ещё большее разочарование. Случается, что он радует человека неожиданными приятными сюрпризами, и это становится поводом еще раз улыбнуться. А от улыбки, как известно, всем становится светлее.

Дитрих Ланц забыл, когда последний раз улыбался. Со дня смерти Люси прошло почти два месяца. Все это время он неизменно думал о ней, постоянно возвращаясь в мыслях к событию, произошедшему тогда, во время занятий. О судьбе тех, кто устроил перестрелку в школе, Дитрих знал мало. Слышал, что один из подростков закончил жизнь самоубийством, не сумев вынести психологического гнета со стороны окружающего мира. Им многие желали смерти, в особенности те, у кого погибли в перестрелке родственники. Иногда и Дитрих задумывался о том, что ничто в мире не должно оставаться безнаказанным.

Странно, но он был благодарен Кристине за то, что она заставила его перейти в другую школу. Продолжать учиться в том же учебном заведении, Дитрих и так не смог бы. Воспоминания поглотили бы его с головой. Он и так постоянно пребывал в состоянии черной депрессии. Место, где разыгрались трагические события, наверняка, не могло способствовать освобождению от гнета воспоминаний. В новой школе было спокойно. Туда Дитрих ходил без особого желания, по необходимости. Там не было противостояния между учениками, все относились друг к другу прохладно, равнодушно. Не проявили особого интереса к новичку, он ответил им взаимностью. С некоторых пор Дитрих решил держаться подальше от попыток перевести школьные знакомства в нечто большее. Ему хотелось забыть о прошлом, вычеркнуть его из памяти. Но Ланц понимал, что у него это не получится при всем желании. Он не сможет внушить себе мысли о том, что Люси в его жизни никогда не существовало, и он её сам придумал, чтобы жизнь не казалась беспросветным дерьмом. А именно в таком свете Дитрих сейчас свою жизнь и видел.

К тому же, воспоминания эти были для Ланца чем-то вроде проверки. Когда он понимал, что они все ещё затрагивают что-то в его душе, вновь накатывает желание зарыдать, а в сердце будто кто-то острую шпильку вгоняет, – становилось отчего-то очень легко на душе. Это свидетельствовало о том, что Дитрих сам еще жив и умеет чувствовать. Чувства не умерли вместе с Люси и не атрофировались. Они есть...

Дитрих как-то разговорился с Эшли о Кристине. Ему было интересно, чем живет женщина после смерти дочери. Паркер поведал о том, что мисс Вильямс всерьез озадачена вопросом усыновления. Собирается взять себе приемного ребенка взамен потерянной дочери. Сама рожать не намерена. Во всяком случае, такие слухи ходили по школе.

У Эшли сложились проблемы иного толка. Он разрывался между двух огней. У него, с одной стороны, была Керри, которую он считал своей девушкой. С другой стороны, рядом все время крутилась Эмили, не собиравшаяся мириться со своей отставкой. Она снова жила в одном городе с Эшли, ходила в ту же школу, где учился он, да и после уроков не давала ему прохода, практически насильно себя навязывала. Ланц наблюдал за этими игрищами с нескрываемым отвращением. Эмили в точности копировала поведение его бывшей девушки, а подобная тактика навязывания собственной персоны всегда Дитриха отталкивала. Он теперь с усмешкой думал о том, что когда-то считал Бланш симпатичной. С Эшли он поведение девушки не обсуждал, только мысленно сочувствовал. Сначала в нем кипела праведная ярость, стало обидно за сестру, когда же ситуация открылась для Дитриха с иной стороны, победу одержала мужская солидарность. Он случайно познакомился с Эмили. Когда Паркера не было дома, девушка решила свести знакомство с Дитрихом. Непреднамеренно. Просто заметила, как он копается в саду, сметая мусор с дорожек, обратилась с вопросом. Ланц ответил. В итоге они разговорились.

Девушка поведала о своем недавнем переезде. Рассказывала о том, что ей заново приходится адаптироваться к городу, в котором она провела много лет, но от которого так быстро отвыкла. Да и еще много ненужной информации на голову Ланца свалилось в тот день. Он все так же продолжал подметать дорожки и подстригать траву на газоне, а Эмили стояла, опершись на забор, прижимала сумку к груди и говорила о ерунде, время от времени задавая вопросы. Дитрих отвечал односложно, очень неинформативно. Эмили это явно было не по душе, отчего она обиженно надувала губы, но тут же проглатывала обиды и снова начинала трещать, как сорока о том, о сем.

Появление Паркера стало практически спасением для Ланца от неприятного соседства. Эмили почти мгновенно потеряла интерес к нему и принялась атаковать Эшли своими вопросами. Она не собиралась мириться с отказами Паркера, считала своим долгом попытать счастья ещё и ещё раз. Отказы не отпугивали и не давали поводов для размышлений. Девушка не понимала, что своим поведением только отталкивает Эшли от себя. Демонстрирует отсутствие у себя характера, унижается, едва ли в ногах у парня не ползает, а такое поведение не способно пробудить любовь в душе другого человека.

Эшли после общения с назойливой поклонницей чувствовал себя выжатым лимоном. Его уже начинало трясти от одного только упоминания имени Бланш. Паркер начинал медленно, но верно закипать. Своей назойливостью девушка уничтожала те теплые отношения, которые сложились между ними раньше, когда на горизонте еще не маячила Керри. Теперь теплота постепенно вытеснялась отвращением. Оно грозилось разрастись до катастрофических размеров со временем. Ведь уже сейчас все чаще Эшли ловил себя на мысли, что хочет послать девушку матом, при этом такое явление, как угрызения совести мучить его не будут. Это будет самая нормальная реакция на действия Эмили.

Видимо, только этого девушке и не хватало, ведь отказов, озвученных нормальными словами, она не понимала. Или старательно делала вид, что не понимает. Ведь на деле она была умной девочкой. Посетовать на отсутствие у Бланш ума Паркер не мог. Скорее, давала о себе знать непоколебимая уверенность в том, что мир обязан вращаться вокруг Эмили Бланш, если ей того хочется.

Совершенно ненормальная логика, основанная на эгоизме и самолюбии.

Эшли злился, Дитрих иногда над ним посмеивался, но в глубине души сочувствовал, вспоминая о существовании Гретхен, когда-то старательно отравлявшей ему жизнь. С ней он тоже учился в одном классе, как и Эшли с Эмили теперь. Наверняка, она так же пытается окружить со всех сторон показной заботой, отгоняет других поклонниц, а сама постоянно вешается ему на шею. Если бы она просто отталкивала надоедливых поклонниц, цены бы ей не было. А при таком раскладе она сама была ничуть не лучше тех же поклонниц. Могла похвастать лишь тем, что её допустили чуть ближе к телу, чем всех остальных. Что, в общем-то, выглядело со стороны довольно глупо. Паркер понимал, что вечно это продолжаться не может, пора указать девушке на дверь. Так, чтобы поняла, а не проигнорировала его намеки в очередной раз. Следовало как раз избавиться от намеков, сказав все открытым текстом.

Пока Паркер занимался проблемами своей личной жизни, Дитрих разбирался с проблемами Керри. Это немного отвлекало его от мыслей о Люси. Эти мысли посещали его с завидным постоянством, стоило только закрыть глаза, ложась в постель, как тут же всплывали под сомкнутыми веками воспоминания о том, что было всего пару-тройку месяцев назад. Не такой уж большой срок. Видимо, потому и были они настолько яркими, красочными. Каждое царапало по душе, оставляя в ней кровавый след. Дитрих и сам себя продолжал накручивать, будто нравилось ему ходить по острию, никак не получалось отпустить воспоминания вместе с погибшей девушкой. Возможно, пока ему и не нужно было отказываться от этих воспоминаний. Они оказались лучшим, что произошло в жизни Ланца за его семнадцатилетнюю жизнь. Странно, учитывая тот факт, что раньше он весьма скептически относился к такому явлению, как любовь. Отчаянно от нее отказывался, считая выдумкой, а потом неожиданно для самого себя влюбился.

Он не мог точно определить тот момент, когда это произошло. Да и не пытался этого делать. Сейчас это никакого значения не имело. Зачем размышлять о том, что было, стараясь подвергнуть все чувства исследованию, распластать их, как бабочку под микроскопом, едва ли не препарировать? Лучше просто сохранить в душе теплые воспоминания, иногда возвращаясь к ним, когда станет особенно грустно.

Иногда, в особо трудные моменты, когда на душе становилось невыносимо тяжело, Дитрих выбирался на каток. В одиночестве, конечно. Среди фигуристов знакомых у него не было, да и не нужны были ему собеседники. На каток он ходил не для того, чтобы развлекаться. Просто в подсознании его соединились две разбитые мечты: счастье с Люси и карьера фигуриста, о которой он когда-то грезил. Каток тоже стал кем-то вроде непосредственного участника в событиях его жизни. Сначала многочасовые тренировки, падения и победы, соперничество и дружба, ненависть и любовь... Все это у Дитриха было на льду. С Люси ведь и первое, и последнее свидание тоже проходили на льду. И коньки так же резали лед, и другие посетители ледового царства осторожно ступали по зеркальной глади, кто-то – уверенно, кто-то – едва-едва, делая неуверенные шаги. Тогда Ланц не обращал на них внимания, сейчас невольно подмечал способности всех и каждого. Почему-то все посетители катка замирали в немом восхищении, когда Дитрих выходил на лед, делал первые шаги, имитируя неуверенность, а потом творил такое, что им только и оставалось, что смотреть на его выступления с открытым ртом. Иногда к нему даже подъезжали другие посетители, интересовались, не занимается ли он профессионально фигурным катанием, и, получив отрицательный ответ, наперебой начинали советовать связать свою жизнь со спортом. Дитрих только смеялся в ответ. Он трезво оценивал свои способности, видел шероховатости в своей работе, да и особого желания возвращаться к данному занятию не было. Фигурное катание сейчас было чем-то вроде способа сбросить скопившееся напряжение, отдохнуть от повседневности. Преврати его в работу – вся радость исчезнет. Дитриху хотелось хоть в чем-то видеть способ отвлечься от житейской суеты.

После посещения катка Дитрих уже по привычке отправлялся на кладбище. Он подолгу стоял у могилы, разговаривал с Люси. И, хотя не получал ответа, на душе все равно становилось спокойнее. Ланц больше ни разу не заплакал на кладбище. Его слезы в день похорон стали последними. Раньше он осуждал людей, что не умеют держать эмоции при себе, лишь играют на публику, кликушествуя. Не хотелось однажды прийти к выводу, что сам превратился в подобный экземпляр. Да и без того было понятно: слезами горю не поможешь, все как было, так и останется. Люси никто не вернет, плакать бессмысленно.

В один из таких визитов он и столкнулся лицом к лицу с девушкой. Раньше Дитрих всегда оказывался у могилы Люси в одиночестве, даже как-то не задумывался, что однажды может встретиться там с кем-то из своих знакомых, или, что ещё хуже, с Кристиной.

Практически забыл об осторожности. Но в тот день не его застали врасплох. Наоборот Дитрих пришел позже и увидел девушку, положившую на могилу Люси букет цветов. Девушка была одета во все черное. Волосы она тоже красила в черный цвет, что не особо ей шло, как выяснилось, когда она обернулась, услышав шаги.

Лицо её показалось Дитриху смутно знакомым, но он не мог точно сказать, где и когда видел её. Может, и вовсе не видел, просто лицо было типическим, вот и показалось, что она ему знакома. Мало ли.

Аманда узнала Ланца сразу, как только обернулась. Она впервые решилась прийти на могилу одноклассницы. Грант и на похоронах у Лайтвуд не была. В тот же самый день в их семье тоже занимались похоронами. На похороны Эштона никто из одноклассников не пришел. Кто-то решил проводить в последний путь Люси, кто-то – Алика, а вот об Эштоне все позабыли. Странно, но Аманда была этому рада. Не хотелось ей предстать перед одноклассниками с заплаканным лицом и красными глазами. В тот день она выглядела не лучшим образом. Почти всю ночь провела без сна. Когда проснулась, поняла, что усталость её не покинула. Наоборот, она чувствует себя разбитой ещё больше, чем до того, как уснула. Эштона похоронили на том же самом кладбище, что и Люси, Грант краем глаза даже видела эту процессию, но не подошла тогда к одноклассникам. Да и не считала нужным это делать. С Люси они никогда особо не общались, закадычными подругами не были, да и так от силы парой слов перебросились. Аманда почти не знала свою одноклассницу, и это не казалось чем-то постыдным. В конце концов, какая разница, что происходит в жизни человека за пределами школы? Школа – это место, где получают образование, а не клуб по интересам, каковым его считают некоторые.

Пожалуй, чуть сильнее Аманда заинтересовалась личностью Люси в тот момент, когда по школе поползли слухи о личной жизни дочери директрисы. Казалось чем-то невероятным сообщение о том, что такая примерная девочка, как Люси Лайтвуд ушла из родительского дома и отправилась жить к своему любовнику. Отчего-то все в школе были уверены, что Люси покинула родные пенаты по собственному желанию. Лишь малое число людей знало, как дела обстояли, на самом деле. Аманда и её брат в этот круг избранных, посвященных в тайну, не входили, так что им было простительно вторжение в личную жизнь Люси и стремление узнать о произошедшем чуть больше. Впрочем, у Аманды интерес быстро угас. Она поняла, что это очередная грязная сплетня, когда в школе впервые заговорили о том, что Ланц подрался с кем-то из школьников, посмевших отозваться нелицеприятно о Люси. Аманда, знавшая о том, как разрастается система закулисных сплетен, сделала определенные выводы, вспомнив, что жизнь – это большая сцена. Здесь все развивается по тому же сценарию, только обсуждают не за достижения или провалы, а просто так. Чтобы быть в теме, не выделяться. Так и начинается травля. Иногда достаточно одного неосторожно брошенного слова, и вспыхнет пламя.

В тот день, когда случилась трагедия, Аманда как-то выпустила из вида все, что происходило рядом с ней. Ничего не видела, не слышала. На окружающих внимания не обращала. Её занимали только две мысли. Почему умер Эштон, и почему выжила она? Все, что кроме, осталось за гранью понимания и осознания.

Сейчас все воспоминания возвращались к ней с новой силой. Внезапно в голове вспыхнула мысль: она тогда видела Ланца. Пробегая по коридору, когда спешила на улицу, чтобы подышать воздухом и поскорее избавиться от ужасного запаха крови и гари в носу, она заметила его. Он тоже был в крови. В чужой крови. Тогда ещё она отметила его сумасшедший вид. Растрепанные волосы, окровавленные губы, руки, также перепачканные кровью, глаза, ставшие будто стеклянными. Потухшие, если говорить откровенно. Люси была на руках Ланца. Возможно, тогда она еще была жива. А, может, нет. Скорее всего, нет. Ведь, если была надежда спасти, не стал бы Ланц сидеть в ступоре, ожидая чуда. Он бы действовал. «Скорую», во всяком случае, мог вызвать.

Выходит, тогда уже шансов на спасение не было. Поэтому и выглядел Дитрих не лучшим образом.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ланц.

– Пришла проведать одноклассницу, – честно призналась Аманда.

Попутно отмечая, что собеседник относится к ней враждебно, потому и в голосе его проскальзывает настороженность, смешанная с агрессией.

Словно ждет подвоха от всех, кто встречается на его жизненном пути. Аманду это открытие не насторожило. Скорее удивило, потому как во многом было схоже с её собственным отношением к окружающим людям. Неудивительно, учитывая её богатый жизненный опыт, наполненный, отнюдь, не самыми приятными воспоминаниями.

– Ты училась вместе с Люси? – подозрительно переспросил Дитрих.

– Да.

– Странно. Совсем тебя не помню.

– Я всегда ношу с собой плащ-невидимку, – отозвалась Грант, прежде чем удалиться.

Направляясь к выходу, чувствовала на себе тяжелый, подозрительный взгляд, но, несмотря на желание обернуться, она так этого и не сделала.

О существовании Дитриха Аманда на время позабыла. Сразу после трагических событий он исчез из школы, будто его и не было. В параллельном классе появилась какая-то вертлявая девица, а вот Ланц в школе так и не показался. Поползли слухи, что директриса лично указала ему на выход. Не хотела видеть в школе человека, из-за которого погибла Люси. Как выяснилось позже, девушка закрыла Ланца собой, оттого и погибла. Аманда невольно проводила параллель со своей ситуацией. Эштон сделал то же самое, что и Люси. Стараясь спасти дорогого человека, пожертвовал своей жизнью.

Чего больше в этом поступке: благородства или безумия?

Грант часто задавалась этим вопросом, пытаясь понять, чем руководствовался её родственник в своем поступке. Хотела понять, что заставило Люси поступить аналогично? Выводы напрашивались сами собой. Просто такая сильная любовь. Ничего больше. Любовь, любовь и ещё раз любовь. Огромная, с головой поглощающая, когда своя жизнь становится менее важной, чем жизнь любимого человека.

А ещё Аманда понимала, что сама так не смогла бы. Наверное, никогда не любила настолько сильно, чтобы пожертвовать собой ради другого человека.

– Бессердечная сука, что поделать, – фыркнула она, подводя итог своим размышлениям.

Странно, но после той встречи на кладбище она стала относиться к Ланцу иначе. Не так, как раньше.

Он всегда казался ей отмороженным ублюдком, что не знает о существовании страданий, вообще с таким понятием, как чувства, не знаком, и знакомиться не собирается. Она смотрела на него в школе раньше, понимала, что он чем-то напоминает ей Алика. Во всяком случае, он не менее самоуверен. И, наверняка, так же стремится к победе любой ценой. Знала, что он конфликтует с Паркером. Правда, причины конфликта оставались для девушки неизвестными. Возможно, именно Люси. А, может, нечто иное.

Тогда у Грант были другие интересы и цели в жизни. Распространять сплетни по школе – совсем не её любимое дело. В тот момент девушка мечтала о мести, теперь понимала, что месть и смерть Алика от рук других людей облегчения ей не принесли. Все стало ещё хуже. Во всяком случае, на душе было тяжело.

Появление Ланца на кладбище стало для Аманды полной неожиданностью. Она думала, что он легко вычеркнул Люси из своей жизни, позабыл о событиях прошедших дней и сейчас живет в свое удовольствие. Выяснилось, что это не так. У девушки проснулось уважение к Ланцу. Она понимала, что ему от этого уважения никакой пользы нет, но все равно чувствовала, как Дитрих растет в её глазах.

Загадка прозвища доберман тоже решилась сама собой. Достаточно было один раз увидеть его вблизи и заглянуть в глаза. Казалось, что сейчас он сорвется с места и вцепится ей в глотку, если она скажет что-то, что придется ему не по душе. Задушит без особого труда, не прикладывая к этому усилий. Глаза... Его глаза были очень странными. Не цвет, разумеется, а именно их выражение. Словно с радужки можно эмоции считать.

Ничего хорошего глаза не обещали. В них была подозрительность. Будто человек, стоявший напротив, изначально враждебно настроен. Аманда невольно поежилась под взглядом Дитриха, хотя давно ничего подобного не испытывала. Редко встречались люди, способные вызвать в душе Грант сильные переживания, всколыхнуть эмоции.

Такие же чувства, как сейчас отражались на лице Ланца, когда он вступался за свою девушку в школе. Неудивительно, что его старались избегать, боясь увидеть проявление гнева. Судя по всему, это было страшное зрелище.

Ещё Аманда невольно подметила странность. Она была одной из тех, кто видел поцелуй Люси и Дитриха в коридоре. И тогда он выглядел иначе. Как будто два разных человека. Один – жестокий, холодный, равнодушный, закрытый от мира. Другой – нежный, заботливый, не чуждый ласковости, способный окружить любовью свою вторую половину. Быть может, в том была заслуга Люси? Именно она помогла снежному принцу оттаять? Вероятно, эта догадка оказалась правдивой.

Аманда недолго размышляла над отношениями Лайтвуд и Ланца. Добравшись до дома, она уже успела позабыть о встрече.

Второй раз они столкнулись там, где Аманда Дитриха точно не ожидала увидеть. На своем законном месте. Конечно, оно таковым не являлось, но Аманда искренне считала, что там она никогда не встретит никого из знакомых. Это было то самое место, где она отдыхала от окружающего мира.

Дитрих стоял на мосту и смотрел вниз, словно приноравливался спрыгнуть в воду. Аманда и сама нередко стояла в той же самой позе. Сейчас невольно вздрогнула, представив, что могло казаться Эштону со стороны, когда он заставал её здесь. Стала ясна причина его беспокойства. Выглядело довольно странно, будто человек, на самом деле, собирается покончить с жизнью.

Грант поняла, что сегодня ей явно не удастся постоять на своем любимом месте. Не хотелось мешать Ланцу, вторгаясь в его личное пространство. Во всяком случае, после того, как они пересеклись однажды. Аманда помнила тот взгляд. Осознавала, что еще один такой же взгляд вряд ли её порадует.

Пока она размышляла, время ушло. Дитрих почувствовал чужой взгляд, оторвался от созерцания водной глади, посмотрел туда, где стояла девушка. На самом деле, вычислил без труда её местоположение или же случайно угадал, можно было лишь предположить. Теперь Аманда не видела смысла убегать. Гордо вскинула голову и направилась туда, где стоял Ланц. Он даже малейшей заинтересованности в её личности не проявил. Посмотрел и вновь отвернулся. Аманду это совсем не задело. Она не относила себя к тем девушкам, что готовы драться за мужское внимание. С некоторых пор она равнодушно относилась к вниманию со стороны, иногда оно её угнетало. Хотелось стать невидимкой. Жаль, что плаща, способного сделать её незаметной для окружающих, в природе не существовало.

Аманда засунула руки в карманы кожаной куртки, сделала музыку в наушниках потише на случай, если Ланц все же соизволит с ней заговорить, и ускорила шаг. Зачем идет туда, сама точно определить не могла. Вот и встретились два одиночества, которым есть о чем поговорить? Вполне могло оказаться, что основная причина именно в этом и кроется. Ведь других причин обращаться к Ланцу у нее просто не было.

Дитрих не ожидал увидеть девушку ещё раз. Да и тогда её появление стало для него не самым приятным сюрпризом. От всех людей он ожидал подвоха, вспоминал, сколько грязи вылилось на них с Люси со стороны её и его одноклассников, так что теперь эта притворная забота казалась издевательством.

Ланц не был точно уверен в том, что Аманда тоже входила в число сплетников, но и особого доверия к ней не было.

Подойдя ближе, она ухватилась ладонями за ограду моста. Почему-то в присутствии Ланца Аманда вновь почувствовала себя неуверенно, будто её вот-вот толкнут в пропасть, а она даже сопротивления на первых порах не окажет. Полетит, как милая, и это будет казаться само собой разумеющимся поступком. Странное чувство. Неуверенность, смешанная с малой толикой страха и сомнений в правильности совершаемых поступков. Ведь она могла сделать то, чего не сделала. Развернуться и пойти домой, а не навязывать свою кандидатуру в качестве собеседника.

Тем более, Ланц не давал повода думать, что ему необходим собеседник. Скорее, наоборот старался показать свою независимость от окружающих, стремление отгородиться от окружающего мира. В его собственном мире не было места для посторонних людей. Аманда считалась посторонней, автоматически переходила в категорию потенциальных врагов.

– Ты снова не позаботилась о плаще-невидимке? – спросил Дитрих небрежным тоном, размахиваясь и бросая в воду очередной камень.

Его это незамысловатое занятие успокаивало.

– Отправила в химчистку. Запылился. Долгое время я его активно эксплуатировала, – отозвалась Аманда.

– Что заставило сейчас отказаться от его ношения? При желании можно сделать множество копий. Носить их, когда оригинал в химчистке.

– Быть может, просто надоело бежать от общества? Пусть оно убегает от меня в ужасе, а я буду идти вперед, не обращая ни на кого внимания.

– Занятная мечта.

– Почему ты думаешь, что это просто мечта?

– Потому что люди редко меняются. Примерив на себя один образ, они редко от него отказываются. Чаще боятся экспериментов. Останавливаются на проверенном варианте.

– Для меня это не проблема.

– Да?

– Да.

– Откуда такая уверенность?

– Одно время играла в театре. Знаю, на что способна.

– Иногда творческие личности еще закоплексованнее, чем люди, не имеющие никакого отношения к искусству.

– С чего ты взял?

– Одно время занимался фигурным катанием. Тоже своего рода творчество. Насмотрелся на многое.

– Танцы на льду?

– Нет, просто фигурное катание. Почему спрашиваешь?

– Мне кажется, что в танцах на льду нужно больше актерского мастерства, чем в обычном катании.

– Возможно, – пожал плечами Ланц. – Никогда об этом не задумывался.

Аманда усмехнулась, чем вызвала недоуменный взгляд в свою сторону.

– Извини, – хмыкнула она. – Просто слабо представляю тебя на льду.

– Почему?

– Не знаю. Просто довольно странно думать о тебе, как о фигуристе.

– Довольно странно думать о тебе, как об актрисе.

– Охотно верю, – согласилась девушка.

Невольно потянулась за сигаретами, потом вспомнила, что не курит. Во всяком случае, последние несколько недель она не притрагивалась к сигаретам ни разу, решив, что пользы от них никакой, а вреда предостаточно.

– И даже спорить со мной не станешь?

– Какой в этом смысл? Тот, кто видел мои выступления, знает, какая из меня актриса. Те, кому не довелось наблюдать, редко верят.

– Вот оно что.

– А ты?

– Я?

– Не станешь переубеждать меня в том, что ты прекрасен на льду, и я просто ничего в этой жизни не понимаю?

– Нет. Не стану.

– Почему?

– Не люблю тратить время на глупости.

– К глупостям относится разговор со мной?

Дитрих удивленно посмотрел на собеседницу. Её глаза сегодня были скрыты темными очками, так что увидеть её реакцию на свои слова Ланц не мог.

– Учти, я этого не говорил.

– Но подумал.

– Подумал, – согласился он.

Аманда снова засмеялась. Она оказалась довольно прозорливой. Понимала, что к чему.

– Тогда почему до сих пор обида не отразилась на твоем лице?

– Она и не отразится.

– Правда?

– О, да.

– А почему?

– Я знала, на что шла, так что с тебя никакого спроса нет. Интересно другое.

– И что же?

– Почему ты продолжаешь со мной разговаривать? Ты же считаешь, что этот разговор – глупость. Так зачем тратить время?

– Мало ли мы в жизни совершаем глупостей? – философски заметил Ланц. – Великое множество. Этот разговор не самое страшное, что может произойти в моей жизни.

– Верно, – заметила Аманда, доставая плеер и проматывая плей-лист на пару композиций назад.

Музыка у нее всегда была под настроение. А поскольку настроение почти всегда было мрачным, то и музыка оказалась ему под стать. Временами Аманда подумывала о необходимости перемен в жизни. Когда не стало Эштона, она потеряла часть себя. Из цельной личности превратилась в осколочную, неполноценную, как ей самой казалось. В голову закрадывались мысли, что для избавления от призраков прошлого нужны кардинальные перемены. Например, в очередной раз сменить цвет волос, но не на привычные рыжий или светлый. На что-то радикальное вроде зеленого или красного. Перестать слушать готику и начать прививать себе любовь к поп-музыке, а потом и одежду начать носить ярких цветов, забросив вещи черного цвета в дальний угол. Такие мысли вызывали у Аманды только улыбку. Она понимала, что долго в том образе не продержится. Слишком утомительно играть роль, неподходящую к душевному состоянию, все равно, что раздвоение личности устроить. Сейчас ближе всего ей было именно такое состояние, – мрачное одиночество.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Дитрих.

Только сейчас он вспомнил, что не знает имени своей собеседницы. Она, скорее всего, его имя знала. Помнила ведь по школе. Не то, что он её.

– Аманда Грант, – ответила девушка. – Твое имя, впрочем, как и прозвище, мне знакомо.

– Прозвище? – хмыкнул Ланц.

– Доберман, – произнесла Аманда, отметив попутно отметив, как собеседник скрипнул зубами.

Ему эта кличка была не по душе.

Грант понимала почему. Она тоже не стала бы радоваться, назови её кто-нибудь из близких людей доберманом. О посторонних даже речи не шло, там бы она, не задумываясь, высказала в ответ все, что думает о них. Вряд ли эта речь стала бы образцом чистого, литературного языка.

– Тупое прозвище, – прошипел Дитрих, запуская в полет очередной камешек.

– Не хочу тебя обижать, но оно тебе подходит.

– Правда?

– Есть в тебе что-то такое, что невольно наводит на мысли о бойцовских собаках, – призналась Аманда. – Паркер очень наблюдателен, не могу этого отрицать. Ведь это Эшли дал тебе такое прозвище? Или я ошибаюсь.

– Он, – лаконично ответил Дитрих.

– Значит, я не ошиблась.

– Могу я задать тебе один вопрос?

– Можешь. И даже не один, – отозвалась Грант.

Пока в её планы завершение разговора не входило. Даже интересно было пообщаться с человеком, которого раньше считала заносчивым и в какой-то степени отталкивающим, но в реальности оказавшимся довольно общительным. Оказалось, что он честный, а не заносчивый. Иногда откровенность – хорошее качество. Иногда – не очень. К сожалению, мало кто в наше время может оценить данное качество личности. Аманда точно ценила, потому как и себя считала на удивление откровенным человеком. Если ей было неприятно общение с человеком, она не улыбалась в лицо, не пыталась изображать нежную дружбу, чтобы уже на следующий день полить своего собеседника грязью. Нет, такая тактика была ей чужда. Аманда предпочитала откровенные разговоры, а не кулуарные заговоры и отношения типа «девочки, дружим против кого-то».

– Хорошо, – протянул Ланц. – Обязательно воспользуюсь данным предложением. Но сейчас меня интересует всего один вопрос. Как ты оказалась на могиле Люси? Ведь вы не были подругами, я точно это знаю.

– Ты знал всех её подруг?

– Знал. Их было не так уж много. Одна, если говорить откровенно.

– Ты прав, мы не дружили. Даже не общались близко. Все наше общение заключалось в приветствии друг друга и прощаниях после уроков. Я и не думала, что однажды мне захочется отнести ей цветы, но тогда меня посетила эта идея. Я сделала то, что хотела. Вот и весь ответ на твой вопрос. Никакой загадки нет. К тому же, недалеко от Люси похоронен мой брат. Хотела проведать его, заглянула к однокласснице.

– Близнец? – спросил Дитрих неожиданно.

– Да, – кивнула Аманда.

Теперь все встало на свои места. Ланц понял, почему лицо девушки показалось ему смутно знакомым. В школе он видел парня, похожего на Аманду, только вот волосы у него были светлые, оттого черты лица казались не столь резкими, как у сестры. Но было видно, что она красит волосы, а от природы – блондинка. Сейчас волосы немного отросли, видны были светлые корни, так что и вопросы отпадали сами собой.

Дитрих вспомнил, что тот парень смотрел на них с Паркером как-то странно. То ли боялся их, то ли просто пытался продемонстрировать отчуждение и презрение, но факт оставался фактом: брат Аманды Ланцу на глаза попадался. А вот она почему-то прошла стороной, никак себя не обнаруживая.

Может, просто тогда не до нее было, вот Дитрих Аманду и не заметил.

– Ясно, – резюмировал Ланц.

– Его звали Эштон, – по неизвестным ей самой причинам Аманда решила немного пооткровенничать. – И он погиб в тот же день, что и Люси. Наверное, это и так понятно, учитывая все то, что я сказала раньше.

– Тоже закрыл тебя собой?

– Странно, но ты угадал.

– Ничего странного. Если бы у меня была сестра, я бы тоже попытался её спасти.

– А Люси?

– Что Люси?

– Её бы ты тоже попытался спасти?

– Глупый вопрос, – фыркнул Ланц недовольно. – Конечно, попытался бы. Вся проблема как раз во мне и заключается.

– Почему ты так считаешь?

– Если бы я не щелкал клювом, все могло сложиться иначе, и моя девушка осталась в живых. Но я, как всегда, пребывал в мире собственных мыслей...

Ланц замолчал на полуслове, тем самым давая понять, что тема не самая приятная. Лучше замолчать сейчас, не распространяясь о ней. Иначе финал разговора может оказаться непредсказуемым, и, вероятно, им обоим не понравится, испортив первоначально сложившееся впечатление окончательно и бесповоротно.

– Она могла спастись, позволив тебе умереть, – резонно заметила Аманда. – Разве нет? Вполне могла, но она этого не сделала, решив, что её жизнь стоит меньше твоей.

Дитрих посмотрел на девушку, прищурив глаза. Непонятно, чего в этом взгляде было больше: то ли осуждения, то ли ненависти. Но Аманда не собиралась изменять своим принципам. Она снова говорила правду. Единственную из всех возможных вариантов. Да, это звучало цинично, немного надменно, даже жестоко. Но кто сказал, что жизнь – это карамельная сказка, где каждый миг приносит только наслаждение? Совсем нет. Жизнь не похожа на сказку. Она – испытание на прочность.

– Ты осуждаешь Люси?

– Нет.

– А что тогда?

– Завидую, – хмыкнула Аманда.

– И чему тут завидовать? Ты жива, у тебя все ещё впереди, а для нее все закончилось в тот день. У тебя есть будущее, а у нее уже ничего нет.

– Силе её чувств.

– Неужели?

– Знаешь, Дитрих, да. Я не кривлю душой, заявляя, что завидую силе чувств Люси. Я никогда не любила настолько сильно, чтобы отдать свою жизнь за человека. Сейчас я не уверена даже в том, что смогла бы пожертвовать собой ради Эштона. А ведь он для меня не посторонний человек. Он мой родной брат. У тебя с Люси не было родственных связей, тем не менее, она решила, что ты должен жить, и ради тебя пошла на такой шаг.

– Спасибо за честный ответ.

– Я никогда не кривлю душой.

– Никогда-никогда?

– Никогда.

– Прекрасное качество.

– Спасибо. Польщена, – хмыкнула Аманда, слегка приподнимая уголки губ в улыбке.

– Я не пытался льстить, – ответил Ланц немного грубо.

Но Аманду это заявление совсем не задело.

Она не пыталась привлечь к себе внимание Дитриха. Сказала первое, что пришло в голову, как делала всегда. Аманда редко церемонилась со своими собеседниками, обычно всегда говорила то, что думала. Иногда эти мысли радовали собеседника, иногда разочаровывали. Но Грант давно усвоила знание: нельзя всем нравиться. Она не денежная купюра, чтобы вызывать у всех безоговорочный восторг. Скорее, наоборот есть повод задуматься о своих личных качествах, когда все только и делают, что хвалят. Быть может, хотят чего-то взамен, а за спиной обсуждают. Быть может, просто издеваются. За свою короткую, но довольно насыщенную жизнь Аманда успела убедиться в том, что истинная симпатия встречается крайне редко. Чаще бывает лицемерие.

– Да и я на комплимент не напрашивалась, – заметила девушка.

– Тебе не кажется, что продолжение обмена любезностями может привести к скандалу?

– Заметила, – ответила Аманда, поправляя очки, и так идеально сидевшие на переносице. Просто ей нужно было что-то сделать, дабы не демонстрировать состояние нервозности. – Потому и удаляюсь.

– Так как ты сказала, тебя зовут? – крикнул Дитрих напоследок.

Он и так запомнил, просто хотелось немного поиздеваться над собеседницей.

Она на это заявление отреагировала не так, как предполагал Ланц. Не стала возмущаться. Просто сняла очки, посмотрела Дитриху в глаза и произнесла четко, практически по слогам:

– Грант. Аманда Грант. Печально, что в этом возрасте у тебя уже такая дырявая память.

Выпалив это, девушка развернулась и направилась домой. Почему-то захотелось улыбнуться, что она и сделала.

Ланц шел домой, думая о странной девушке, во второй раз появившейся на его пути. Странная. Очень странная. Именно эта характеристика всплывала первой же ассоциацией с его новой знакомой. Хотя, не такой уж и новой. Если задуматься, то он и раньше с ней виделся, просто не обращал внимания, с головой погруженный в проблемы. Тогда у него на повестке дня были проблемы Люси, и ничего кроме них в поле зрения не попадало.

Аманда Грант... От этого имени веяло загадкой. Девушка казалась непредсказуемой, способной на любую дикую выходку. Она была стервой, сволочью, отменной дрянью. Той самой великолепной мразью, к разряду которых причислял себя Дитрих. До этого ему приходилось сталкиваться с парнями такого же типа, но девушек подобных встречать не доводилось. На его жизненном пути появлялись тихони, отъявленные скромницы, встречались и те, кто намеренно примерял на себя образ стерв, но таковыми не являлись в жизни, встречались дешевки, пытавшееся набить себе цену, поднявшись в глазах окружающих, но девушек, наделенных от природы качествами, присущими Аманде, не встречал. Почему-то не оставляла странная мысль о том, что однажды они снова столкнутся на улице. Быть может, это произойдет в ближайшее время, может, в далеком будущем, но встреча на мосту не станет последней.

– Какая глупость в голову лезет, – протянул Дитрих.

Он и сам не понимал, отчего думает об этой встрече. Ведь она была мимолетной, не имела особого значения. Просто пересеклись, поговорили немного. Разошлись и забыли.

Аманду Дитрих ни в коем случае с Люси не сравнивал. Лайтвуд была единственной и неповторимой. Таких, как она, больше нет и никогда не будет. Но в этом как раз и заключена вся прелесть. Дитрих понимал, что будет помнить Люси всегда. Не только потому, что она стала его первой любовью, пробудив в нем умение чувствовать, но и потому, что она единственная в своем роде. Удивительный человек, с поразительной, кристально-чистой душой.

Ланц всегда был уверен, что нет на свете людей, в которых совсем нет грязи. Все они таят камень за пазухой, старательно дожидаясь момента, когда можно причинить вред своему недругу, но Люси смогла его переубедить. Она отличалась от всех, с кем ему раньше доводилось встречаться на жизненном пути. Она научила Ланца верить в людей, пусть и не во всех, не безоговорочно, но все-таки верить.

Следовало привести мысли в порядок, а лучше всего это получалось в разговоре с кем-то. Особого разнообразия не наблюдалось. Как всегда, выбор пал на Эшли. Паркер уже стал иронизировать на тему того, что Дитрих записал его в свои личные психологи. Так что пора уже перестать бесплатно выслушивать жалобы, следует начать брать деньги за эти разговоры по душам. Ланц, конечно, этого юмора не ценил, но ограничивался лишь недовольным выражением лица. Вслух свои претензии не озвучивал. Ведь, перестань Паркер обращать внимание на крики его души, посоветоваться будет не с кем. Родители могут помочь, но с ними Ланц свою личную жизнь не обсуждал. Это казалось едва ли не кощунством вплетать родителей в свои личные переживания.

С наступлением теплых деньков работы по дому у Паркера прибавилось. Теперь он занимался не только благоустройством быта, но и за садом ухаживал, стараясь держать его в чистоте и порядке. Подстригал розовые кусты, придавая им презентабельный вид, точно так же, как и Ланц, следил за газонной травой, состригая её каждый раз, когда она вырастала, подметал дорожки, поливал цветы, растущие на клумбах. Довольно странно было наблюдать за тем, что он ухаживает за цветами. Ланц не упускал возможности отпустить остроту в адрес Паркера, да еще и наградил его прозвищем «ослик-огородник». Эшли явно не был в восторге от подобной клички, но он ведь платил Дитриху той же монетой, именуя соседа доберманом. Можно считать, что они – квиты.

Сегодня он не изменял своей привычке. Вновь без проблем обнаружился в саду. Только на сей раз не занимался цветами. Он лежал в шезлонге, надев на глаза солнцезащитные очки, с книгой в руках. Видимо, постигал азы такой интересной науки, как химия. Паркер, откровенно говоря, ненавидел химию, но ничего не мог поделать: ради него никто не стал бы вычеркивать обязательную науку из учебной программы.

– Какая муть, – прошипел он, в очередной раз перечитав параграф, но так ничего и не поняв. – Этой наукой можно пытать, честное слово.

– Грызешь гранит науки? – насмешливо произнес Ланц, остановившись напротив дома Паркеров.

– Откуда такой бодрый и веселый?

Эшли с удивлением отметил некую оживленность Дитриха. В последнее время он таким не бывал, так что сегодняшний день стал едва ли не грандиозным событием.

– Разве я выгляжу бодрым и веселым?

– Да. Даже счастливым, я бы сказал.

Ланц тут же перестал улыбаться. Нахмурился, так что Эшли мог бы забрать свои слова обратно. Теперь на лице соседа не было радости и веселья. Только задумчивость осталась.

– Я поговорить хотел, – произнес Ланц.

– О чем? – поинтересовался Паркер, вновь утыкаясь носом в учебник.

Делая вид, что намеков не понимает, и вообще не здесь. У него только появилась возможность посвятить время учебе. Эмили рядом не крутилась, работа по дому была сделана. Самое подходящее время, чтобы заняться углубленным изучением непонятной науки, как вдруг на горизонте нарисовался человек, который явно не ограничится незначительным обменом приветственными фразами, а будет цепляться с основательным разговором. Тем самым пустит под откос все планы по освоению химии.

– О девушке, – произнес Ланц решительно.

Вот это уже было интересно.

Паркер оторвался от учебника, очки снял и посмотрел на Ланца внимательно, словно ждал подробного отчета.

– Что за девушка? – поинтересовался.

– Аманда Грант.

– Кто это?

– Ты не знаешь?

– А должен?

– Она учится в нашей школе.

– В нашей? Это в какой? Где учишься ты, или где мы учились вместе, но куда теперь хожу только я?

– В царстве Кристины Вильямс.

– О, – произнес Паркер. – И что же не так с этой девушкой?

– Мы с ней сегодня разговаривали.

– Поздравляю, – равнодушно выдал Эшли.

Его совсем не волновало то, о чем говорил ему Дитрих. Даже на самую малость не заинтересовало. Хотя, конечно, в первый момент стало немного обидно за Люси. Вроде бы такая любовь была, а сейчас... Прошло всего лишь пару месяцев, и Ланц уже нашел ей замену. Какая-то очередная дурочка пала жертвой его обаяния.

– Она странная.

– В каком смысле?

– С придурью в голове.

– Лестная характеристика, ничего не скажешь.

– Она, правда, немного странная.

– И в чем эта странность выражается? Она ходит на руках? Бегает голая по городу? Что с ней не так?

– Все так. Просто она... мрачная.

– То есть?

– Я не знаю, как это объяснить. Нужно видеть и общаться с ней, чтобы понять.

– Как она хоть выглядит?

– То есть, ты тоже её не помнишь?

– Она же в параллельном классе учится. Какой смысл мне её помнить, если я из своего класса половину человек по именам не знаю?

– Здравое суждение, – согласился Дитрих.

– Она блондинка? – спросил Эшли.

– Почти угадал. Брюнетка. Крашеная.

– Мало ли крашеных брюнеток, – вздохнул Паркер, первым делом вспоминая, разумеется, Эмили, основательно его доставшую.

– У нее был брат-близнец, – произнес тем временем Ланц. – Странно, но я вспомнил её брата сразу же, как только она сказала.

– В отличие от тебя, я никогда примерным учеником не был. Занятия посещаю редко, потому и учеников в лицо знаю плохо.

– Да-да, понимаю. Но его ты точно видел. Помнишь, мы стояли тогда в коридоре, и мимо нас шел блондин... Такой... Я не знаю, как описать. Мне сложно как-то охарактеризовать внешность парня, – проворчал Дитрих. – Просто он ещё притормозил тогда, задержал на нас взгляд...

– А, – протянул Эшли. – Тот, которого ты послал?

– Я его послал? – удивленно выдал Ланц.

– Ты не помнишь?

– Нет.

– Печально.

– Не говори так! – взвился Дитрих.

– Почему?

– Аманда сегодня сказала то же самое.

– В связи с чем?

– С моей памятью.

– Вынужден заявить, что полностью солидарен с данной девушкой, хотя знать её не знаю, – произнес Паркер. – Твоя память, на самом деле, вгоняет в тоску. Она и, правда, слишком кратковременная. А, может, ты просто не запоминаешь тех, кто тебе не интересен.

– Вот это уже ближе к истине.

– Тогда у тебя прекрасная избирательная память.

– То есть, ты мне ничего об Аманде рассказать не можешь?

– Увы, – развел руками Эшли. – Мне совершенно нечего тебе поведать. Впервые слышу об этой девушке, но почему-то узнавать ничего не хочется.

– Это из-за твоей головной боли?

– Эмили? – хмыкнул Паркер.

– Да.

– Эмили – это нечто совершенно потрясающее. Знаешь, она говорит, что любит меня, а на деле демонстрирует что угодно, но только не любовь. Больше одержимость.

– Знакомая ситуация.

– Неужели?

– В Берлине у меня была девушка. Гретхен. Вела себя точно так же, как твоя Эмили.

– А потом? – заинтересовался Эшли.

– А потом отстала.

– Сама? Или кто помог?

Дитрих многозначительно хмыкнул. Это могло означать, что угодно. Паркер озадачился. Ему в данный момент не помешал бы совет, как избавляться от назойливых поклонниц. На лице его отразилась заинтересованность в разговоре, какой не было прежде. Разумеется, для Ланца перемены в настроении собеседника не остались незамеченными.

– Можно в гости заглянуть? – поинтересовался Ланц.

Ему уже порядком надоело стоять за забором.

– Заходи, – откликнулся Паркер. – Только извини, с шезлонга не слезу, место не уступлю.

– Ничего, я найду, где устроиться.

В подтверждение своих слов Ланц забрался на стол, расположенный рядом с шезлонгом. Учебники, до этого лежавшие на столешнице, положил на колени.

– Не стану же я кричать на всю улицу о своих неблаговидных поступках, – произнес чуть тише.

– Бедная девушка так тебя достала? – поинтересовался Паркер, на время откладывая учебник в сторону. – Боюсь представить, что ты натворил, если теперь не хочешь делать свои поступки достоянием общественности.

– Бедная девушка имела мой мозг во всех позах так, как ей хотелось, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывала.

– Навязывала свое общество?

– Она меня достала тогда невероятно. Ну, и плюс ко всему она умудрялась за спиной у меня распускать сплетни и крутить роман с другим парнем.

– И что ты сделал, если не секрет?

– Пришел на школьный вечер, где никто меня не ждал. И выплеснул на нее ведро с грязной водой, – откровенно признался Ланц, даже минимально не приукрашивая события.

Паркер несколько секунд изумленно смотрел на собеседника, затем сполз по шезлонгу вниз; сдавленно фыркал, пытаясь справиться со своими эмоциями. Понял, что ничего не выйдет и все-таки засмеялся в голос, даже захохотал. Представил, как это выглядело со стороны, и вновь зашелся в приступе хохота.

Идея была интересная, но практиковать подобное в отношении Эмили Паркер не собирался. Как-то... Слишком низко, на его взгляд было прибегать к таким методам.

– Хорошо, хоть файер-шоу не устроил, – заметил, отсмеявшись.

– В смысле?

– Ну, знаешь...

– Нет, не знаю.

– Был в моей школе случай. Почти идентичный тому, о котором ты рассказал. Только там предварительно волосы подожгли, а затем окатили человека грязной водой. Вроде как помогли, но при этом унизили.

– Да? И что послужило причиной?

– Я не помню. Кажется, две девушки не поделили парня. Но это давно было, я ещё в средней школе учился. Особо сплетнями не интересовался, просто доводилось слышать.

– Ясно, – подвел итог Дитрих. – Новаторства в моей идее не оказалось.

– Это обыденно уже, – произнес Эшли. – Ты же знаешь, что нередко школьники проходят через испытание, именуемое «головой в унитаз»? Грязная вода – не самое страшное.

– Трудно не согласиться. Кстати, о девушках, не поделивших парня...

Ланц сделал выразительную паузу, посмотрел на Паркера, как на подопытного кролика. Ждал реакции на свои слова. Эшли выставил руки вперед примирительно и проворчал:

– Будь другом, не напоминай.

– Ты до сих пор не знаешь, что с этим делать?

– А ты знаешь? Если да, то подскажи.

– Увы, без вариантов.

– Хотя бы какие-то идеи у тебя есть?

– Единственное, в чем я сейчас уверен на сто процентов, так это в том, что вечно это продолжаться не может. Рано или поздно тебе придется сделать выбор, остановившись на ком-то из них.

– Ты и так знаешь, кого я выберу.

– Керри?

– Разумеется.

– Кстати, а Эмили знает о существовании в твоей жизни другой девушки?

– Знает, но упорно отказывается в это верить. Кстати, что-то мне подсказывает, что и с тобой она пыталась познакомиться только для того, чтобы больше узнать о Керри.

– То есть о родстве она тоже знает?

– Конечно, – кивнул Эшли. – Даже удивительно, что Эмили не попыталась познакомиться с тобой раньше. Ей очень интересно узнать, какая Керри. Временами у меня создается впечатление, что она ждет появления твоей сестры сильнее, чем я. Постоянно забрасывает меня вопросами о Керри. Правда, зачастую они остаются без ответа.

– Не хочешь откровенничать с ней?

– А смысл?

– Раньше мне казалось, что у тебя с Бланш достаточно доверительные отношения сложились. Я ошибался?

– Фатально.

– То есть вас совсем ничего не связывает?

– Если только секс.

– И только?

– Да. Вообще, если говорить откровенно, было время, я даже задумывался об отношениях с ней. Если бы она не уехала из страны на время и все время жила в Лондоне, я бы, наверняка, начал встречаться с ней, но сейчас об этом и речи быть не может. Она стала слишком навязчивой, прилипчивой. Словно не понимает, что таким поведением отталкивает меня еще сильнее, чем раньше.

– А любовь?

– В смысле?

– Ты любил её когда-нибудь?

– Вряд ли, – ответил Паркер, не раздумывая.

На этот вопрос и не могло быть иного ответа. Он точно знал, что Эмили никогда не переходила в статус любимой девушки. Самое большее – близкая подруга, но явно не любовь всей жизни.

Керри тоже пока на это звание не претендовала, но у нее было гораздо больше шансов рано или поздно услышать от Паркера слова любви, нежели у Эмили. Да, сложно отрицать тот факт, что внешне сестра Ланца проигрывала Бланш, но дело тут было не во внешности. Иногда и признанных красавиц бросают ради невзрачных серых мышек. Не все в жизни определяется внешностью, не все измеряется критериями привлекательности, бывают и иные случаи. Именно так и сложилось все у этого любовного треугольника. Паркер, выбирая между Эмили и Керри отчего-то остановил свой выбор на сестре Ланца. И у этого выбора не было никакого двойного дна. Все получалось само собой, а не из желания досадить Дитриху, как он думал на первых порах.

– А Керри? – поинтересовался Дитрих. И прошипел чуть тише: – Только попробуй сказать «нет».

Эшли ухмыльнулся.

– Не знаю.

– Как расценивать данный ответ?

– Так и расценивай. Я не знаю, что к ней чувствую. Все несколько запутано, ты и сам это знаешь. Мы почти не общались с ней в реальной жизни. Большая часть нашего общения проходит в интернете, а так у нас было всего одно свидание, и тот, не самый приятный эпизод в школе. Ну, ты и сам знаешь...

– Знаю, – хмуро ответил Дитрих.

Сейчас, когда прошло определенное количество времени, он думал о том, что просьба его тогда была нелепа до крайности. Он сам себе виделся гениальным стратегом, а на деле совершал невероятные глупости, за которые сейчас было немного стыдно. И за свое поведение, в целом, тоже приходилось краснеть. Дитрих, конечно, в этом не признавался, но часто думал о том, как глупо они с Паркером выглядели со стороны, когда старались прицепиться к мелочам и развить скандал на пустом месте.

– Она мне нравится, – продолжил тем временем Эшли – Но симпатия – это не любовь, согласись.

– Соглашаюсь.

– Сегодня ты, на редкость, толерантен к моим заявлениям. Что с тобой случилось? Та девушка повлияла? О чем вы с ней вообще разговаривали?

– О многом.

– А конкретнее.

– У нас с ней своеобразные разговоры выходят.

– Разговоры? – на всякий случай решил уточнить Эшли.

До этого момента Дитрих ни разу не упоминал о существовании в его жизни какой-либо девушки, так что сейчас у них был едва ли не день откровений.

– Да, разговоры, – подтвердил Ланц.

– Их было много?

– Два.

– Не так уж и много, если разобраться.

– Первый раз вообще можно смело вычеркнуть из памяти. Мы просто столкнулись на могиле и обменялись не самыми добрыми взглядами. Кажется, Грант тоже не особенно рада была моему появлению.

– Могла просто испугаться.

– Могла, – согласился Дитрих.

Он и сам такой вариант рассматривал. Ведь он появился неожиданно. Выпрыгнул, словно черт из табакерки. Естественно, она испугалась, потому в глазах и промелькнул страх. Потом она оправилась от потрясения, даже язвить начала, что было ей свойственно. Ланц за время их коротких разговоров успел отметить тот факт, что Аманда никому спуску не дает и всегда стремится ответить колкостью на колкость. Молча замечание не проглотит, смирение – не её сильная сторона.

– Где сегодня столкнулись?

– На мосту. Она подошла, поболтали обо всем понемногу.

– Она тебе нагрубила?

– Нет. Но и особо не нежничала. Почему, кстати, спрашиваешь?

– Обычно ты акцентируешь свое внимание на людях, которые не падают к тебе в ноги после знакомства. Тебе нравится взращивать дружеские чувства из ненависти. Не знаю, какой в этом заложен смысл, но все именно так, как я сказал. Или я ошибаюсь?

– Наверное, ты прав. Мы же с тобой друзья?

– Ну... – протянул Эшли. – Друзья, наверное. Может, приятели. Но не враги точно. Хотя, изначально, все шло к тому, чтобы мы стали врагами. Впрочем, сейчас не обо мне речь. Мы говорим о том, что связывает тебя с Амандой. Она ведь тоже привлекла твое внимание. Заставила тебя думать о ней. Не так ли?

– Интересная она особа, – признался Ланц.

– А Люси? – тише спросил Паркер.

Он знал, что своим вопросом испортит Дитриху настроение, но не мог удержаться от этого замечания. Хотелось понять, то ли это, о чем он подумал, или же все немного проще. И Ланц, на самом деле, просто заинтересовался Амандой, как человеком, а не как девушкой.

– Таких, как Люси больше нет, и не будет, – со вздохом пояснил Дитрих.

– Аманда на нее не похожа?

– Нет. Совсем нет. Ничего общего. Разные, как небо и земля.

– Но и небо, и земля – интересные объекты для исследования, – задумчиво протянул Эшли.

– Быть может.

– Не станешь этого отрицать?

– На что намекаешь?

– Так быстро оправился от потери? – поддразнил собеседника Паркер.

– Дело не в этом, – процедил Дитрих сквозь зубы. – У меня нет никаких планов на Грант. И встречи с ней спонтанные. Я их точно не планирую. Не думаю, что она специально меня преследует. Все получилось случайно. Не факт, что повторится в дальнейшем.

– Забудь. Я просто предположил, – пожав плечами, выдал Эшли. – И ни в чем тебя не обвиняю.

Теперь Паркер невольно заинтересовался личностью девушки, что смогла привлечь внимание Ланца. После того, как Люси похоронили, Ланц вел себя тише воды, ниже травы. Практически ко всему потерял интерес, оттого вдвойне занятно было узнать, как выглядит девушка, сумевшая пробудить в нем желание выйти из анабиоза.

Аманда Грант. Имя это Паркер запомнил с первого раза, даже повторять не пришлось. Во время перемены он стоял у окна с тетрадкой в руках, перечитывая то, что написал ранее, старался вникнуть в смысл изложенного материала, но вновь и вновь возвращался мыслями к девушке, о которой говорил Дитрих. Хотелось понять, что в ней такого странного и мрачного. От прикосновения ладони к своему плечу он вздрогнул, но потом понял, что это, как всегда, Эмили. Она в школе ему буквально прохода не давала, занимая все свободное время парня собой.

Впрочем, это не мешало девушке всегда быть в курсе событий. Знать все обо всех остальных школьниках, не только из своего, но и из параллельного класса. Её любопытство могло сыграть на руку Эшли.

Повернувшись к однокласснице, Паркер решил быть милым и отзывчивым, потому даже на улыбку расщедрился, чего Эмили совсем не ожидала.

– Ты сегодня необычайно приветлив, – протянула Бланш, запрыгивая на подоконник.

Поведение Эшли, на самом деле, удивило девушку. Она смирилась с тем, что Паркер в последнее время её не жалует. Только и делает, что просит оставить его в покое, не таскаясь за ним по пятам. Однако Эмили не желала мириться с обстоятельствами, она всячески старалась привлечь к себе внимание Эшли, удержать его рядом любыми способами. Попытаться вернуть все хотя бы на исходную позицию, к взаимной симпатии.

– У меня хорошее настроение.

– А раньше было плохое?

– Просто не хотелось разговаривать.

– Со мной?

– Со всеми.

– Не любишь людей?

– Они меня быстро утомляют.

– Излишним вниманием?

– Нет. Сами по себе. Вовсе не обязательно оказывать мне знаки внимания, достаточно просто находиться поблизости.

– Я не знала, – честно призналась Эмили. Задумалась на время и добавила: – Я вообще многого о тебе не знаю. Паркер, мы с тобой долго общались, а ты, как был, так и остаешься для меня загадкой. Как у тебя это получается?

– Само собой, вероятно. Потому что я ничего не скрываю, меня достаточно просто изучить. Если есть желание.

– Желание есть, но изучить не получается.

Эмили прислонилась затылком к стеклу, сложила руки на груди и закинула ногу на ногу. Одарила Паркера задумчивым взглядом, словно пыталась понять его мотивы. Залезть в душу, посмотреть, что же там творится.

Эшли хотел ответить в язвительной манере, но потом от этой идеи отказался. Какой смысл спорить с Бланш? Все равно она сделает вид, будто ничего не заметила, и общение продолжится в уже привычном ритме. Её попытки привлечь внимание, его равнодушие. Её признания в любви, его молчание и холод в глазах. Все это уже стало стилем жизни.

– Послушай, – обратился он к девушке. – Можно кое о чем тебя спросить?

– О чем? – насторожилась Эмили.

Она ждала каких-то провокационных вопросов, потому интерес Паркера, озвученный буквально в следующую минуту, её немного удивил.

– Ты знаешь, кто такая Аманда Грант?

Эмили удивленно моргнула, стараясь удостовериться в том, что ей не послышалось. Эшли продолжал стоять и смотреть ей в глаза. Не послышалось. Парень ждал ответа на свой вопрос.

– Девочка из параллельного класса.

– Как она выглядит?

– Тебе зачем?

– Можешь мне её показать? – не обращая внимания на вопрос Эмили, продолжил Паркер.

– Зачем тебе? – повторила Бланш.

В очередной раз в глубине души её взыграла ревность.

Она знала о существовании в жизни Эшли девушки с именем Керри, но сейчас подумала первым делом о том, что Паркер отчего-то заинтересовался Амандой. Раз есть интерес, это неспроста. Видимо, имеется какая-то подоплека у этого желания узнать Грант в лицо. До этого момента Эмили относилась к ней ровно, сейчас едва ли не возненавидела.

– Интересно посмотреть, – ответил Эшли. – А что, собственно, не так?

– Нет, все нормально, – тут же отреагировала одноклассница. – Просто неожиданно было услышать из твоих уст её имя.

Эшли изогнул бровь, демонстрируя степень своего удивление без слов.

Эмили слегка стушевалась от этого взгляда. Она не привыкла к подобным взглядам. Паркер словно без слов назвал её идиоткой, и она себя именно так и чувствовала в тот момент.

– Та, кого нельзя называть? – хмыкнул Паркер.

Бланш засмеялась, решив разрядить обстановку. Эшли сдержанно улыбнулся. Он не шутил, просто бросил первое, что пришло в голову.

– Симпатичнее кинозлодея.

– Это не может не радовать. И все-таки как она выглядит?

Эмили обвела коридор взглядом, пытаясь выцепить из толпы Аманду. Грант стояла у самого дальнего подоконника. Смотрела на противоположную стену, ни на кого не обращала внимания. Кажется, что-то слушала и подпевала песне, звучавшей в наушниках.

– Видишь ту брюнетку, что стоит у окна? – спросила Эмили, кивая в сторону Аманды.

Паркер оторвался от своей тетради, посмотрел туда, куда указывала девушка. Грант в толпе обнаруживалась без труда. На самом деле, было в ней нечто мрачное. Дитрих был прав, когда говорил, что она выделяется из толпы.

Она была одета в стандартную школьную форму, но помимо этого ладони у нее были обтянуты перчатками черного цвета, а на глазах темные очки. Девушка стояла в помещении, но очки все равно не снимала, будто так и надо.

Первая ассоциация, возникшая в сознании Паркера, легко определялась словом «странная». Тут Эшли с Дитрихом поспорить не мог. Действительно, довольно загадочная девушка. Подходить к ней и заводить разговор желания не возникло. Эшли ограничился наблюдением на расстоянии.

– Это и есть Грант? – переспросил на всякий случай.

– Да, – подтвердила Эмили, продолжая сверлить взглядом девушку.

Её очень интересовал вопрос: что именно заставило Паркера заинтересоваться личностью Грант, но она пока не решилась обременить своего собеседника данным вопросом.

Аманда, почувствовав на себе чужой взгляд, обернулась. Очки сняла, повертела их в руках, потом забросила в рюкзак, стоявший на подоконнике, и теперь смотрела на Эмили открыто, глаза в глаза. Почему-то от этого взгляда Бланш почувствовала себя неуютно. В Аманде было нечто такое, что вгоняло окружающих её людей в ступор. Взгляд такой, будто королева смотрит на своих подданных, и они вынуждены подчиниться ей.

Эмили ненавидела подобные взгляды. В последнее время все чаще и чаще Паркер смотрел на нее именно так. Это было невыносимо.

Грант тоже чувствовала себя неуютно под чужими взглядами. Заметив, что девушка из параллельного класса смотрит на нее изучающе, будто экспонат на выставке разглядывает, Аманда не придумала ничего лучше, чем показать молчаливому наблюдателю неприличный жест, а затем, закинув рюкзак за спину, направиться в свой кабинет. Так и не дождавшись реакции на свой поступок. Впрочем, вряд ли девушку он обрадовал. Разозлил, а, может, удивил, но точно не обрадовал.

– Вот стерва, – обиженно выдала Эмили.

Паркер никак это заявление не прокомментировал. Аманда сделала то, что он сам давно хотел сделать. Так что оставалось лишь мысленно поаплодировать девушке.