Жена из России

18

Утром Машу разбудил звонок в дверь.

Показалось, подумала она спросонья. Кого это могло принести в такую рань? Разве что соседи… Ведь телефон выключен… А вдруг что-то случилось с Антошкой, с матерью, с отцом… ну, как там его теперь называть…

Маша вихрем сорвалась с тахты, второпях накинула валяющийся на кресле халат и рванулась в переднюю. Забыв о грозных предупреждениях и строгих наказах милиции, даже не глянув в "глазок", она распахнула дверь. На пороге стоял Антон…

Маша в замешательстве молчала.

— Ты?.. — наконец растерянно прошептала она.

— Хорошо, что я, а не чужие дядьки, — вполне логично заметил всегда разумный Закалюкин — Я тебя разбудил? Странно… А почему ты не на работе? Уже одиннадцатый час… Я звонил на Сухаревку… У тебя, видимо, отключен или сломан телефон…

Антон разделся, спокойно прошел в большую комнату и включил аппарат.

— Зачем ты приехал? — спросила Маша, входя в комнату вслед за ним. — На тебя тоже, как на некоторых, не действует по ночам расстоянья наркоз?

Прозвучало зло. На Маню непохоже. Удивился даже Антон и взглянул непонимающе. А кто же эти некоторые?.. Но Закалюкин, по обыкновению, ничего выяснять не торопился. Завидное качество. Почему Маша так мало ценила своего бывшего мужа?..

Сейчас встанет Бертил… Что она будет объяснять тому и другому? Да нужно ли вообще что-нибудь объяснять? Они с Антоном, в конце концов, разошлись, она взрослый и свободный человек…

И, кроме того, Маня уезжает… Навсегда…

Зачем она это делает?..

— Чаем напоишь? — спросил Закалюкин. — На улице прохладно…

— Ты приехал ко мне пить чай?! — окончательно вышла из себя Маша. — В одиннадцатом часу утра? В будний день? Из Звенигорода? Кому рассказать — не поверят!

— А ты никому не рассказывай, — Антон сел к столу и выжидающе взглянул на Машу. — Да и кому тебе рассказывать? Последнюю подругу — и ту потеряла.

Маша готова была вцепиться Закалюкину в хилые волосики и выдрать последние. Чтобы уж никакая рекламная фирма не помогла.

— Я тебя не звала, не ждала и на чаи не приглашала! — отчеканила Маня, еле сдерживаясь.

Если бы не Бертил за стеной, стоило бы закатить распоясавшемуся бывшему мужу настоящий скандал. Но приходилось терпеть.

— Тебе очень хочется мне нахамить? Еще не все было высказано? Но вряд ли ты для этого проделал такой далекий путь сюда да еще разыскивал меня по двум телефонам!

Закалюкин понял, что ошибся и выбрал неверную тактику.

— Прости, — миролюбиво сказал он, — но ты как-то слишком недобро меня встретила… Почему бы нам не посидеть вдвоем, не поговорить?..

Машу бросило в жар.

Сколько же за последние несколько дней ей приходится вот так сидеть и разговаривать за чашкой чая или за рюмкой коньяка?.. И сколько еще придется… Интересно, на какое количество подобных бесед рассчитан человек? Сколько он их в состоянии вынести?.. Кажется, еще немного — и Маша сорвется…

Только деваться некуда — придется сидеть и дискутировать еще и с этим… Какая милая у нее собралась компашка…

Маша встала, рывком открыла колонку и накрыла стол на троих. Потом включила чайник и направилась в комнату одеться. Все-таки сидеть за столом в халате неудобно даже возле своих близких мужчин…

Закалюкин невозмутимо остановил ее на пороге.

— Одну секунду… Кто же будет третьим?

— Сейчас увидишь! — злобно сказала Маша и ушла в спальню.

Странно, но Бертила не разбудили ни звонок, ни болтовня на кухне.

— Берт, вставай! — неласково тронула Маня жениха за плечо. — Пора завтракать. Кроме того, нежданно-негаданно явился мой муж… Мой бывший муж…

Швед открыл светлые глаза и удивленно взглянул на Машу.

— Мари, ты ведешь довольно бурную жизнь, — справедливо заметил он. — Сколько же у тебя мужчин?

До недавнего времени не было ни одного, хотела сказать Маша, но передумала. Кто ей теперь поверит? Смешновато… И как это получилось, что они все разом появились в ее жизни, одновременно свалились на ее голову?..

— Мы ждем тебя на кухне, — мрачно сказала Маша, проигнорировав его вопрос. — Где туалет и ванная, ты знаешь…

Появление подтянутого чисто вымытого и причесанного Бертила не вызвало у Антона ни тени замешательства или смущения. Он вежливо и бесстрастно поприветствовал шведа (знал бы он, что это жених его бывшей жены!), извинился за свой английский и стал разливать чай.

Правда, Маша заметила, что мужчины поздоровались почти без слов, чуть приоткрыв рты, как рыбы. Ей это очень понравилось. Было страшно любопытно наблюдать за дальнейшим развитием событий. Только сейчас Маше стал понятен азарт зрителей на трибунах поля боя тореадоров с быками… Раньше ей казалось это настоящей дикостью и варварством.

Она смутилась от своих мыслей и привычно поискала на столе шоколад. Шоколада не находилось… Она была дома, а не у Вовки. И Вовки тоже не было…

Рядом сидели двое близких ей, слишком чужих, непонятных и ненужных мужчин… Да, милая и неожиданная у нее собралась компашка… И каждый из этих двоих верил, будто ей необходим именно он, подозревая, что главный все-таки другой… И каждый хотел добиться, чтобы стать ей единственно необходимым… И убрать, устранить соперника… Интересно, а они смогли бы подраться из-за меня? — подумала Маша. Оба такие накаченные… Это было бы просто здорово! И мгновенно устыдилась своей новой кощунственной мысли. Что ей сегодня лезет в голову?.. Просто ужас какой-то… Как быстро, как стремительно она изменилась… И всего за несколько месяцев… А Инна Иванна всегда утверждала, что взрослому человеку очень трудно, почти невозможно переделаться…

Бертил вежливо рассказывал Антону о своих сыновьях и маме Берте. А потом доложил, что они с Мари собираются сегодня на рынок. За шапкой.

— Да-да! — спохватилась Маша. — Обязательно! Я ведь договорилась на работе об отгулах. В общем, у нас дела. Так что ты бы лучше заглянул ко мне как-нибудь вечером… Когда ты собираешься снова приехать в Москву?

— Я не хочу откладывать наш разговор в долгий ящик, — сказал по-русски Антон.

Вот привязался!.. Маша выразительно показала ему глазами на шведа: пожалуйста, говори по-английски! Иначе невежливо. И почему я должна переводить?

— И вообще, не надо спешить и суетиться, когда уже так много пройдено… — философски заметила Маня. — Ты мне уже давно обо всем поведал. К чему снова обсасывать одни и те же подробности? Правильно я говорю, Берт?

Бедный швед деликатно кивнул и учтиво, через силу улыбнулся. Он старался быть галантным и остаться джентльменом до конца. Но это удавалось с большим трудом. Разве он мог предположить, отправляясь в Россию за своей невестой, что столкнется с таким непонятным множеством влюбленных в нее мужчин? Хотя Мари — очаровательная женщина, и ее действительно должны окружать толпы поклонников… Это даже приятно, но… Здесь что-то не так.

Да, он довольно многое скрыл от Марии в письмах. Зачем ей знать все детали его жизни? Но и она тоже, оказывается, постоянно лукавила и скрытничала… Писала, что с мужем разошлась… Да, разошлась, но это пустая формальность… Бертил тоже разошелся с двумя женами, но никогда в жизни не смотрел ни на одну из них после развода, да и до него, как сейчас смотрел на Мари ее бывший муж…

И еще этот подозрительный журналист вчера в метро…

А эти странные телефонные звонки, после которых Мари словно уходит куда-то далеко от Бертила, в неизвестные темные дали… И оттуда ее очень трудно дозваться, потому что ей там хорошо…

Да, ей хорошо там, а не с Бертилом…

Конечно, смешно рассчитывать на любовь с первого взгляда… Тем более, в их возрасте… И вообще непонятно, почему Мари рвется уехать из России… Правда, за причинами ходить далеко не придется, они все лежат на поверхности… Сейчас многие торопятся прочь из этой страны… Куда угодно, лишь бы получить вид на жительство…

Но у Мари есть какие-то другие, личные, ее собственные проблемы и причины. И они куда важнее и значительнее всех остальных, общих и привычных, вполне объяснимых. Мария отличается от других. Она непохожа на шведок, испанок, немок, американок, гречанок… Но она не очень напоминает и русских. Приятели Бертила женились совсем на других: более ясных и открытых. Или это только кажется?..

Кто она по национальности? Мари утверждает, что русская. В ней есть, правда, примесь украинской и польской крови, но все равно славянской…

— Антон, ты можешь приехать через два дня? А еще лучше — через три! — сказала Маша. — Бертил в Москве ненадолго.

Но Закалюкина крепко заглючило.

— Лучше я дождусь вас здесь, — сказал он. — Покупайте свою шапку и возвращайтесь. Надеюсь, вы недолго. Сейчас на рынке холодно, не лето.

И снова по-русски! Просто хам!

— Приберу пока твою замызганную квартиру, куплю что-нибудь поесть… Бертил может подождать, пока мы поговорим. Я не хочу ничего откладывать. Ты собираешься уехать? Мне сказал Антон. А почему ты не спросила моего разрешения на отъезд? В конце концов, это мой сын. И я могу его не отпустить!

Маша снова взвилась.

— Можешь не отпустить? — зашипела она. — Только попробуй! Мало того, что ты сволочь, так еще и дурак!

Берт в недоумении переводил глаза с одного на другого.

— Тебе никогда не был нужен Антон! Ты абсолютно не интересовался его судьбой! Ни раньше, ни теперь! И нечего разыгрывать страстные отцовские чувства и демонстрировать свою нежную привязанность к дитяти! Это просто смешно! Я сама, одна буду решать свою судьбу и судьбу моего сына! Моего, понятно? И ты здесь совершенно ни при чем! Можешь делать что угодно! Я выиграю у тебя все суды! Меня выручит Ленька!

У Закалюкина вытянулось лицо: это еще кто?

Бертил подавленно смотрел в стол. Угораздило же Джону Лоуренсу когда-то встретить именно эту женщину…

— А девочка? Ты помнишь нашу девочку? — Маша накалилась до предела.

Ее заносило совсем не туда… Неужели Бертилу так необходимо выслушивать их семейный скандал? С него хватает и его собственных.

Швед встал и вежливо поклонился.

— Я поеду, Мари…

Маша схватила его за руку.

— Берт, прости! Он вывел меня из себя! Ты все равно не сможешь без меня добраться ни до рынка, ни до Татьяны! Еще пять минут, я убью его, и мы поедем покупать шапку!

— А куда мы денем труп, Мари? — логично спросил швед.

Маша фыркнула.

— Об этом я как-то не подумала… Ну, его счастье! Придется оставить его жить! Тем более, что мы скоро уедем… Собирайся, я буду готова через десять минут!

Они вышли на проспект. Ополоумевший Закалюкин остался в Машиной квартире, решив, вероятно, сидеть в засаде до победного конца. Вот только как он представлял себе эту свою обязательную победу?..

— Едем на рынок! — сказала Маша, стараясь оставаться спокойной. — Потом поедим в каком-нибудь стоячем кафе. Или заедем к твоей Татьяне. Надо все-таки навестить и как-то утешить твою бедную хозяйку. А вечером вернемся ко мне… Антон к тому времени заскучает, потеряет всякое терпение и уберется восвояси.

Она сама не верила в то, что говорила. У Закалюкина титаническое терпение, его темных мыслей она до конца не знает, поэтому… Ну да ладно, обойдется!.. Но… Что же она несет?! Ведь ее сегодня вечером будет ждать на вокзале Вовка…

Маша остановилась. Бертил посмотрел себе под ноги и осторожно повел ее дальше.

— Очень скользко, Мари, — заметил жених. — В Москве совсем не убирают улиц?

— Местами, периодами… — буркнула Маша, опять вспомнив Вовку.

Что же ей делать?.. Она действительно запуталась в трех соснах, как предостерегала мать… И как лучше объяснить шведу ее отсутствие вечером и ночью? Что бы такое придумать? Ночная работа? Глупость! Откуда вдруг? Хотя почему нет?.. У журналистов все бывает… Мысли стали коротенькие, как у Буратино…

Но у Бертила был свой план действий, и он сам вышел из неловкого положения

— Нет, Мари, — сказал он, — мне что-то не хочется ехать сегодня на рынок. Я устал и притомился от вчерашней экскурсии. Да и тебе, по-моему, надо немного отдохнуть.

Маша искоса взглянула на него. Врет!.. Хотя изображает очень честные правдивые искренние глазки. Ничего, все будет хорошо, даже если все будет плохо… А дистанция между ними по-прежнему сохранилась… Несмотря на прошедшую ночь…

— Только, пожалуйста, проводи меня к Татьяне, мне одному трудно будет найти дорогу. Хотя если ты занята и у тебя неотложные дела, я постараюсь добраться сам. Я купил карту московского метро. Как там у тебя дела на работе? Наверное, тебе нужно туда съездить? Иначе тебе ничего не заплатят…

Он прямо помешан на деньгах!..

— Решай сегодня свои личные проблемы. А мы с тобой увидимся завтра. И тогда поедем на рынок.

Маша кивнула, не поднимая головы.

— Да, Мари… — вспомнил вдруг жених, — я хотел тебе что-нибудь подарить… Как-то ничего не нашлось… Там в ванной я оставил очень хорошую зубную пасту… Это тебе.

Зубная паста в подарок… Маша с трудом удержалась от улыбки, чтобы не обидеть шведа. Он стремился соблюсти все приличия до конца. Стандартный дешевый джентльменский набор.

— Спасибо, — сказала она. — Я позвоню тебе завтра утром. Часов в одиннадцать. Выгоню бывшего мужа и позвоню.

— Хорошо, — бесстрастно согласился жених. — Только не убивай его! Он мне даже чем-то приглянулся…

Великая мужская солидарность… Или пресловутая привычная европейская деликатность и учтивость?..

"Мы все начнем сначала, любимый мой… Итак…"

Маша уже довольно давно ждала на вокзале. Было холодно. Она переминалась с ноги на ногу, прыгала на месте, пытаясь согреться, и в который раз пристально изучала знакомые концертные афиши напротив. "Басков", "Носков" и "Песков"… Она прочитала их несколько раз сначала, потом — наоборот, с конца, выучила наизусть и, в конце концов, возненавидела и прокляла идиотические афиши и всех троих вместе с их программами.

Смурные и подозрительные вокзальные люди без конца шастали вокруг да около. Вовки не было. Куда он подевался?.. И что ей теперь делать. Ехать домой?.. Ее давно мечтают видеть Закалюкин и Бертил… Она действительно заблудилась в трех соснах…

Или нет, лучше поехать в Мытищи и подождать в подъезде… Ведь Вовка должен, к конце концов, приехать домой…

Он неожиданно возник рядом, подошел откуда-то сбоку, откуда она не ждала, и уткнулся длинным носом в ее волосы.

— Я наблюдал за тобой из-за угла. Но так и не сумел вволю наглядеться. Ты здорово смотришься на фоне вечерней публики и этой грязной стены. Прости, что заставил тебя мерзнуть!

И он сунул ей в ладони привычную шоколадку.

— Ты гад! — сказала Маша, с трудом удерживаясь, чтобы тоже не уткнуться носом в его волосы у всех на виду.

— Да… — задумчиво согласился Вовка. — Пожалуй… Я вообще собирался уехать домой без тебя, оставив тебя тут замерзать… Ты понимаешь, мне вдруг жутко захотелось, чтобы ты снова ко мне приехала… Как тогда, месяц назад, после стольких лет… Чтобы я открыл тебе дверь… И мы долго стояли бы молча, уставившись друг на друга, как два идиота…

Маша с трудом вдохнула холодный воздух, вдруг ставший таким жестким и неподатливым.

— Зато в тепле… — еле слышно выдавила она из себя.

Вовка схватил ее за руку и потащил к электричке, бесцеремонно расталкивая на бегу пассажиров. Маша с трудом поспевала за ним.

— Шевели, шевели ножками! — подбадривал он. — Я совсем тебя заморозил, гад ползучий! Бегом, длиннушка, бегом! Сейчас мы прыгнем в электричку и согреемся! Ты же тренированная девушка! Что же так медленно тянешься? Скорее!

В вагоне он усадил Машу возле себя и положил голову ей на плечо.

— Буду спать до самой станции! — объявил он. — Вчера жутко нализался в одиночку. Утром пришел на работу на бровях. Весь день отпаивался крепким чаем. Думал, умру… Но вспомнил о нашем рандеву и решил немного подождать. Ты скучала без меня? Я ужасно… "Жизнь прошла, как не было — не поговорили…"

Не дожидаясь ответа, он закрыл глаза и сонно засопел. Электричка медленно набирала ход. За окном тянулись белые поля, пытаясь в упорной неравной борьбе разбить вечернюю темноту. Не поднимая жестких ресниц, Вовка сунул руку в карман, вытащил какой-то сверток в подарочной упаковке и сунул его Маше.

— Это тебе…

— А что это? — Мася удивленно повертела сверток, с любопытством разглядывая его.

— Открой — узнаешь… — сонно отозвался Вовка. — Дерни дверь за веревочку… Ты опять мешаешь мне спать…

Маша разорвала бумагу. На колени упал яркий шелковый шарф.

— По-моему, ничего… — удовлетворенно пробормотал в полусне Вовка. — Это тебе не кот начихал…Подойдет к твоему носу… Сиреневый… Или ты предпочитаешь красный? Можно поменять…

Маша молчала, глядя в темное окно.

— Это в честь чего?

— Не чего, а кого! В твою честь… Ты иногда задаешь на редкость бестолковые вопросы. Словно глупая!

— Я замерзла. И хочу есть, — сказала Маша. — Это как раз я, а не ты, могла умереть от холода на вокзале! Пока ты любовался мной из-за угла!

— Начались капризы… — с удовольствием констатировал с закрытыми глазами Вовка. — А где же поцелуй за шарфик? Я так на него рассчитывал! Я ведь очень корыстный! Особенно в любви. Хорошего много не бывает! Ну, ладно, не хочешь сейчас, придется по полной программе расплачиваться дома, когда приедем. В тепле и уюте. Заодно и ножки твои измерим, наконец. Все время забываю. Хоть бы ты напомнила один раз бедному Вовке! Ты злой и нехороший мышонок! И всегда не даешь мне спать!

Дома Вовка сразу налил им обоим по рюмке водки, а потом охотно взялся помогать Маше накрывать на стол.

Ужин начался в молчании. Но долго Вовка не продержался.

— Объяснимся? — предложил он, подвигая Мане открытую коробку конфет. — Если бы вдруг тебе очень повезло и выпало на долю прожить вторую жизнь, ты провела бы ее здесь, со мной, в Мытищах, а не в Простоквашино? Слабо/?

— Да, слабо/! И потом я не хочу никакой второй жизни, — сказала Маша. — Ее и быть не может. А если бы даже была… Это непохоже на везение. Скорее, наоборот. Мне вполне достаточно одной, и возвращаться сюда в любом другом виде и качестве я не мечтаю.

— Вот оно что как… — протянул Вовка. — Впрочем, ты права… Я бы тоже не хотел… Но, видишь ли, "и вроде бы немного до конечной, но снова начинается кольцо…"

Он встал, немного постоял, исподлобья поглядывая на Машу, потом невесело засмеялся и вышел. Маня услышала, как в гостиной стукнула крышка пианино.

Дверь осталась открытой. Маша смотрела на Вовкину лохматую голову с проседью, склоненную к клавишам… Он тихо наигрывал, а потом запел:

Маша встала и вошла в гостиную. Он мельком взглянул на нее, улыбнулся и снова склонился над клавишами.

Весной… Ее не будет здесь весной… Она скоро уедет навсегда… Прочь и подальше отсюда… И это единственно правильное решение…

Вовка снова внимательно взглянул на нее.

Маша села на тахту, не замечая, что давно уже плачет. Слезы текли медленно и незаметно, словно боясь помешать Вовкиной песне…

Да, она скоро уедет… Навсегда…

В комнате застыла вязкая липкая тишина. И они оба долго боялись ее нарушить. Потому что хорошо знали, что последует за ней…

Наконец Вовка облокотился на пианино и посмотрел на Машу.

— Итак, ты, по-моему, что-то там нарешала без меня? — задумчиво спросил он.

Маша молчала.

— Значит, я опять угадал?..

— Я не сказала "да", милорд… — с трудом прошептала Маша.

— Вы не сказали "нет"… — хмыкнул Вовка. — Но это еще не завтра… Или ты хочешь уйти прямо сейчас? В ночь? В холод и ветер? Дело твое… Я провожу…

И он встал.

Маша уставилась на него широко открытыми, полными слез, мало что замечающими глазами. Уйти прямо сейчас?.. Ну да, это вполне логично и разумно… Что же тянуть и откладывать, если все уже решено?.. Нельзя рубить хвост у собаки по частям… Краткость — близкая родственница милосердию…

Уйти прямо сейчас… Но, оказывается, она совершенно не готова к этому поступку, абсолютно не готова…

Вовка наблюдал за ней с каким-то странным выражением лица. Маша никак не могла понять, как ни старалась, что у него на уме.

— Собирайся, — сказал он. — И прекрати реветь. Кисель киселем… Не размазывайся по стенке. Иначе ты проплачешь все последние электрички и будет слишком поздно ехать. Мне ведь еще нужно успеть вернуться домой… Я не местный…

— А разве ты хочешь ехать до Москвы?

— Да, хочу… — пробормотал Вовка. — "И снова путь неимоверно длинный, и рельсы, что никак не поменять…" Ты не согласна?

Но Маня поменяет, ерунда… Она сделает это запросто… Должна сделать… Уже почти сделала… Она успеет… И она не согласна с этой песенной формулировкой.

Маша встала и побрела в переднюю, с трудом шевеля непослушными руками, оделась и села на табуретку поджидать Володю. Он застыл в дверях, скрестив на груди руки.

— Я забыла свой сиреневый шарфик… — пролепетала Маша, поднимаясь и пытаясь проскользнуть мимо Вовки на кухню.

Но он ее неожиданно крепко зажал, намертво стиснул ладонями, не давая пройти.

— Не надо… — прошептала она. — Ничего не выдумывай… Мы не будем больше начинать все сначала… Это невозможно…

— Мы не будем?.. — эхом вопросительно повторил за ней Вовка. — Ну да, конечно! Еще как будем! У меня опять начинает задумываться одна мысль…Только для разнообразия сменим наш главный и любимый постулатик…

Он больно прижал ее к себе. Маша слышала его тяжелое прерывистое дыхание.

— Не отпущу! Ты никуда не уйдешь и никуда не уедешь! Никогда!

Маня сделала беспомощную попытку вырваться из его рук и отчаянно замотала головой.

— Нет, нет, нет! Больше ни за что! Уйду! И уеду! Так надо! Ты ничего не знаешь! И тебе не нужно ничего больше знать! Можешь сколько угодно менять свои постулаты!..

Темные волосы наотмашь били ее по щекам: справа — слева, слева — справа!.. Нет, нет, нет! Ни за что на свете!

Вовка сбросил с нее шубку, упавшую на пол. Вслед за ней полетели шапка и кофточка, затрещали молнии на сапогах…

Он присел, расстегивая их, и Машка исхитрилась и с силой толкнула его ногой в грудь. Но Володе удалось ловко перехватить ее ногу и рвануть на себя. Маша упала. Сразу заныла ушибленная коленка… На глаза снова навернулись слезы.

— Мне больно… Я ударилась… — прошептала она. — Ты сначала поешь милые песни, а потом неожиданно набрасываешься на человека как зверь!

— Покажи, где ты ушиблась!

Вовка сел рядом с ней на ковер, быстро вытер ей слезы и весь превратился во внимание и слух. Маша ткнула пальцем в колено. Вовка погладил его и снова попросил:

— Покажи по-настоящему! Что я могу увидеть через джинсы? Я не Алан Чумак! Покажешь — и мы сразу поедем с тобой в Москву! Или в травмопункт. А вдруг у тебя серьезная травма, и нужен врач? Ну, хотя бы йодом стоит дома намазать!

— Хитрый! Покажи!.. Йодом намазать! — передразнила его Маша. — Смотри сам, если так надо!

И прикусила язык. Ну что она несет?!..

— Надо… — пробормотал Вовка. — Очень надо… И мне, и тебе… Злой и противный, нехороший мышонок! Но ты, кажется, по ошибке разрешила мне посмотреть…

Пока Маша пыталась встать, он внезапно резко бросил ее на ковер и рванул молнию на джинсах.

— Ты наверняка сломал молнию… У тебя гнусные замашки насильника от природы… — прошептала Маня. — Интересно, как я теперь поеду в Москву в расстегнутых брюках?.. Ты подумал об этом?..

— Конечно, подумал… — выдохнул ей в ухо Вовка. — Ты наденешь мои… У нас абсолютно одинаковые размеры… Можешь оставить мои джинсы себе навсегда… Мне будет приятно, что ты их носишь…

Его рука медленно поползла вниз, одновременно стягивая колготки…

— А если ты сейчас заодно порвешь и колготки, что тогда?..

— Да, второй вопрос так просто не решить… Это тебе не джинсы… — пробормотал Вовка. — Придется ехать в Москву в драных… Под брюками не видно… Но колготки — еще не край света… Завтра я куплю тебе сразу двадцать пар, и тогда смогу спокойно раздирать их в свое удовольствие… Мне нравится их рвать на тебе… Очевидно, я действительно грязный насильник по натуре… Это моя суть… Ты попала в точку… Молодец… — Его рука опускалась все ниже… — Да, я забыл… — трансово шептал он, — теперь у нас будет новый постулатик… Помолчи… Ты уже сказала достаточно на сегодняшний вечер… Запомни его: "условимся друг друга любить, что было сил…" Это тебе не кот начихал… — Он провел языком по ее носу и коснулся груди. — Все такой же… И они все так же любят меня… В отличие от тебя… Знаешь, я все-таки до сих пор до конца не понял: почему ты меня так не любишь?.. Почему орешь свое бестолковое "Нет!" и вопишь "Ни за что"? Что за неясные необоснованные протесты?..

Сосок правой груди мгновенно затвердел и приподнялся навстречу его пальцам.

— Вот видишь, длиннушка… Это моя группа крови…

На сей раз он тоже не ошибся…

Вовка коснулся языком ее губ и раздвинул их.

"И вроде бы немного до конечной, но снова начинается кольцо…"