Инна Иванна засуетилась, торопливо вскочила со стула и, быстро собирая со стола грязные тарелки, предложила:
— Вы оставайтесь здесь, а мы с Антошей пойдем по своим делам! Тоша!..
Она грозно и выразительно взглянула на внука.
— Ты опять "затошкала"? Как надоело! Мама, ты надолго?
Инна Иванна махнула рукой и поспешила на кухню.
Антон подошел к матери и тесно прижался к ней, любовно и преданно, в расчете на внимательного зрителя, заглядывая в глаза. Искоса он наблюдал за реакцией дяди Володи. Пусть знает, как Антон привязан к матери, а она к нему! На всякий случай. Это никогда не помешает, особенно если у тебя мать слишком часто меняет кавалеров.
Маша посмотрела на него изумленно — сын не часто баловал ее своими объятьями — и ласково взлохматила его волосы.
— Надолго? Может быть, навсегда… Что уж теперь…
Она взглянула на Володю. Он стоял рядом, рассматривая ее в упор. И снова эти словно подтаявшие в тепле черные зрачки…
— Как ты меня нашел?
— Ищите — и обрящете… — отозвался он. — Я следовал этому совету.
— Но его давали совсем по другому поводу, — заметила Маша. — Антоша, пожалуйста, пойди к себе наверх, нам надо поговорить…
Антон чуточку помедлил.
— Не забудьте про компьютерного мастера! — сказал он. — А то, я вижу, у вас с памятью слабовато! Как у бабушки. Мама, может, ты не будешь выгонять хотя бы этого? Он вполне ничего! Смотрибельный! И мне нравится! А машина у вас какая? "Ауди" или "Тойота"? У Бертила была "Вольво". Тоже ничего… И собака у него, эта… как ее… шницель-птуцер!
— Ризиншнауцер! У него никогда не было такой породы! Убирайся вон! — застонала Маня. — Немедленно! Иначе будет плохо!
— На ребенка орать нельзя! — заявил сын. — Существует даже Международная Декларация защиты детских прав! Я недавно узнал.
— Я тебе сейчас покажу такую декларацию, что больше вспоминать о ней не захочется! — прошипела Маша и осуждающе посмотрела на хохочущего Вовку.
Рисковать дальше Антон разумно не стал и весело поскакал наверх, прыгая через две ступеньки.
Маша сняла шубку и сапоги, размотала шарф и устало опустилась в кресло. Володя с готовностью сел напротив и подвинул к ней оставшиеся на столе миски с сыром и колбасой.
— Ты хочешь есть? Тебе налить чаю? Или принести суп? Очень вкусно!
— Я смотрю, ты здесь без меня здорово, в один момент освоился! — недобро заметила Маня. — Прямо хозяин в доме! Знаменитый и нигде не теряющийся мальчик Вовочка!
— Не надо так, — попросил Володя. — Я этого ничем не заслужил! Оскорбление — самый примитивный выход, когда раздумываешь, что лучше сказать.
Маша закусила губу. Он прав… Разве он в чем-нибудь виноват?.. Он боролся, как мог, и вел себя, как получалось, и чувствовал, как умел… Что плохого он совершил?.. А она?.. Они не совершили ничего плохого…
Маша молчала, уставившись в стол. Володя осторожно взял ее за руку.
— Длиннушка… — он медленно перебирал ее пальцы, — объясни мне, в чем ты видишь проблему? У нас не будет детей, ты сама этого не хочешь, что же тогда так пугает тебя? Кузины…
— Я прекрасно все знаю про кузин! — прервала его Маша и выдернула свою ладонь. — Но это двоюродные сестры, а не…
Она снова осеклась.
— Родители преподнесли нам с тобой шикарный подарок ко дню рождения! Мне очень нравится их находчивость и своеобразие! Я только немножко сомневаюсь в их порядочности!
Вовка пожал плечами.
— Порядочность? Она здесь ни при чем. Любовь слишком часто очень далека от любых нравственных принципов. Люди просто не задумываются об этом: они любят, забыв обо всем и потеряв голову!
Маша подвинула к себе тарелку с пирожками и надкусила один.
— Замечательное оправдание! Забыв обо всем… Но если ты еще окончательно не потерял свой разум, будь добр, принеси мне чаю, как обещал. И еще что-нибудь… Очень хочется есть…
Володя мгновенно встал.
— У тебя на редкость красивая мать…
— Ну, конечно, как же иначе… — пробурчала Маня. — Разве наш общий дипломат влюбился бы в замухрышку?.. Подумай сам…
Вовка усмехнулся и вышел. Маша заметалась, хотя сидела неподвижно, как столб, тупо изучая свои руки. Ни одной путной мысли… Их словно вымыло напрочь заодно со всеми ощущениями. А оставшиеся рвутся, словно гнилые нитки, не желая иметь со своей хозяйкой ничего общего… Что ей теперь делать? Господи, один и тот же неотвязный вопрос…
Почему-то она не думала, что Вовка ее найдет. Поищет — и успокоится… Она ошиблась. Но все будет хорошо, даже если все будет плохо…
Володя прикатил столик на колесах, который Маша осмотрела очень мрачно. Ишь, как мать расстаралась… Явно для дорогого гостя… Хотя он уже ел… Все равно напоказ. Зачем?.. Зачем они все обманывают, лицемерят, сочиняют действительность?.. Маня тоже ее всегда сочиняет, но, по крайней мере, безопасно для окружающих. Детское, глупое: "Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, вы идете, пока врете…" Они все шли к ней. И чем ближе подходили, тем отодвигались от нее дальше и дальше…
— Можешь откусить от булки, — предложила Маша. — За компанию… Хотя тебя уже здесь, судя по всему, обкормили…
Вовка охотно сел рядом и ловко наколол на вилку кусок мяса.
— И здоров же ты есть! — неласково заметила Маша. — Только подавай! Хорошо еще, что все калории убегают в длину, а не в ширину. Иначе магазин "Три толстяка" был бы тебе давно обеспечен!
— Таким родился! — жизнерадостно поделился Вовка. — Обжора от природы! В роддоме через десять минут после появления на свет уже сосал пеленку. Акушерки обхохотались! Мать рассказывала.
Он запнулся. Маня совсем озлобилась и захмурела.
— Еще чего вспомнишь интересненького? — пробормотала она. — Из собственной биографии… Я тоже могу впасть в младенческие воспоминания. Как меня, например, пытались подменить в роддоме. Принесли матери ребенка, она смотрит: а младенец за ночь из черненького стал рыжим! Наверное, покрасился… Медсестра перепутала. Бежит и кричит: "Мама, не кормите, это не ваша девочка! Я вашу сейчас принесу!" А может, ты поделишься воспоминаниями об отце? О нашем общем отце! Я бы с удовольствием послушала. Ведь я совсем его не знаю, а вы на пару с Инной Иванной упорно прячете его от меня!
Володя положил на стол нож и вилку, грубовато взял Машу за руки и резко повернул к себе.
— Так дальше продолжаться не может! И ты сама это прекрасно понимаешь! И не только ты. Я пришел, чтобы выслушать тебя, наконец, и добиться более менее приемлемого решения! Обоюдного, а не твоего личного. Меня от твоей самостоятельности уже воротит! Матриархат был придуман для того, чтобы люди осознали женскую беспомощность и в полной мере насладились ее результатами. Мышонок…
Он взял в ладони ее лицо. "Господи, не охнуть, не вздохнуть…"
Вовкины глаза были так близко к Маше, что она поняла: еще одна секунда — и вся ее твердость, непреклонность, решимость полетят в тартарары. Ей не выдержать больше ни близости этих глаз, ни его родного любимого запаха, ни прикосновений его пальцев… Володя отлично знал об этом и как раз на это рассчитывал.
— Ты хочешь не выслушать, а объяснить мне то, чего не понимаешь сам… — пробормотала Маша. — У тебя не получится, это вообще удается очень немногим…
— Ты глупый и недобрый мышонок… Вдобавок чересчур своевольный… Пожалей Вовку… Увы, легкий жанр оказался нелегким…
Он вполне сознательно пользовался запрещенными приемами, с удовольствием играя на самых тонких струнах и наслаждаясь своей безграничной властью. Но всего-навсего в данный конкретный момент… Его власть оборвется, едва он выйдет за порог этого дома. Поэтому он должен выйти отсюда победителем. Или не выйти никогда. Он шел тяжелой дорогой своего отца, разделив его любовь чуть ли не к той же самой женщине… Ведь мать и дочь — это почти одно и то же… Хотя Маша совсем не похожа на Инну Иванну… Она как раз похожа на его отца… На их общего отца…
Почему он осенью не проводил ее до электрички?.. Зачем остановил, задержал, почти силой вернул домой?.. Ведь было все очень просто… И сейчас бы им не пришлось так терзаться, отчаянно пытаясь придумать подходящее всем решение…
Но он не мог тогда ее отпустить… У него не хватило на это сил… Хватит ли их у него теперь, чтобы возвратить Машу снова?..
— А как ты сумеешь объяснить все отцу? — прошептала Маша и потерлась щекой о его пальцы. — А тебе известно, что Инна Иванна до сих пор видится и перезванивается с ним? Например, звонит ему в Нью-Йорк?..
От неожиданности Володя выпустил из рук ее лицо. Звонит отцу в Нью-Йорк?.. Значит… Значит, они никогда не расставались?.. И просто снова ловко водили всех за нос… Вновь пригодились носы и еще раз подтвердилась Вовкина теория об их незаменимости…
— А ты думал, что знаешь все? — Маша отломила кусочек пиццы. — Помнишь, как ты меня убеждал в том, что у родителей обязательно должны быть тайны, и детям ни к чему ими интересоваться? Тогда почему же ты так огорошен?.. Жаль, что ты не принес мне сегодня шоколад… Было бы неплохо…
Наверху у Антона истерично завопила какая-то музыкальная, по обыкновению роковая группа. Володя медленно провел пальцами по Машкиной яростно жующей щеке.
— А как же мать? — неуверенно спросил он.
— Ага, вот видишь! Теперь "как же мать"! Быстро ты переключился с наших отношений на родительские! Тебя больше не волнует, как мы будем жить дальше? Какое мне дело до всех до вас, а вам — до меня…
— Но их проблемы, в общем-то, наши… И наоборот… — пробормотал Володя. — Это же ясно… Они их создали — им их и распутывать! Давай предложим им такой вариант. А что, по-моему, ничего! Вполне подходяще! Соберем их всех вместе, посадим за круглый стол переговоров и попросим обсудить сложившуюся по их вине ситуацию.
— Всех — это кого? — поинтересовалась Маша, подкладывая себе спагетти. — Павел Петрович, который меня вырастил, в нашей разборке ни к селу ни к городу. Он ничего не заваривал и вообще сидит себе теперь тихо возле своей апельсиновой тетки, напоминающей бегемота на отдыхе. Твою мать тоже трогать нельзя: зачем зря травмировать несчастного человека? Она любит отца?
Вовка потер переносицу.
— Не могу ответить на твой вопрос… Не знаю… Когда-то думал, что да… Но, похоже, это только видимость. Просто они всегда были вместе: дипломат не может нигде появляться и жить без жены. По ее просьбе он не стал переезжать в Москву. Мама любит Подмосковье. Она очень замкнутый человек, не подпускающий к себе никого, но нередко жестко диктующий свои условия. Даже бабушка плохо разбиралась в ее настроениях и чувствах.
— Тем более, — сказала Маша. — Тогда остаются эти двое… — Она выразительно посмотрела в сторону кухни. — Ну и чего ты добьешься, посадив их напротив друг друга? Они уже так сидят всю свою сознательную жизнь! Представь себе эту впечатляющую картину!
Маша встала, чтобы добиться большей выразительности и достоверности.
— Вот смотри: здесь ты, здесь я, а здесь наш отец и моя мама! Представил? А отца ты специально вызовешь для судебного разбирательства из Штатов? Это сильный ход!
Вовка кивнул и засмеялся.
— И что дальше? Мы им вообще по фигу, как всегда! Тем более, что уже взрослые. И я уверена, что наш папенька давно в курсе дела, кем я ему прихожусь. Хотя моя мать утверждает обратное. Ну, как развиваются события? Подскажи!
Володя пожал плечами и медленно, снизу вверх, провел по ней задумчивым взглядом. Маша вздрогнула.
— Не переусердствуй, наверху ребенок! А на кухне Инна Иванна! Любимая женщина дипломата Любимова! Так вот, по-моему, они будут глядеть друг на друга и молчать. Сказать-то им нечего! Ты не вытянешь из них ни звука! И было бы странно, если бы тебе это удалось. Поэтому горячиться и созывать круглые столы не стоит. Просто незачем! Лишнее и никчемное мероприятие. Придумай какое-нибудь другое! — Маша села и положила в рот финик. — Можешь, нет?
Вовка молчал. Его молчание не понравилось Маше. Она осторожно взглянула на него с опаской и ужаснулась. "Господи, не охнуть, не вздохнуть…"
— Остановись… — прошептала Маня. — Здесь невозможно… И Антон — большой мальчик… Он давно уже все понимает…
Маша начинала ненавидеть и проклинать свое тело, всегда готовое моментально ответить на Вовкин призыв. Еще одно мгновение — и… Нет, этого никогда больше не будет!..
— Вот именно… — тихо отозвался Володя. — Твой сын просил меня не прогонять… Или я ошибаюсь? А твоя мать все поймет… И потом, хоть я и не местный, у тебя здесь наверняка есть своя комната… Видимо, наверху…
— Поймет?! — прошипела Маша. — Ну, хорошо! Мы сейчас проверим, как она нас поймет!
Она вскочила и рывком распахнула дверь на кухню. Испуганная Инна Иванна отшатнулась от мойки.
— Мама! — крикнула Маша. — Мы с Володей решили пожениться! Мы любим друг друга! Что ты на это скажешь?
Прижимая мокрые руки к груди, Инна Иванна, спотыкаясь, поплелась в комнату. Володе мгновенно пожалел ее, снова вспомнил тоже стареющего отца и укоризненно взглянул на Машу. Но ее не слабо занесло. Она недобро, пристально рассматривала мать, ожидая ответа.
Инна Иванна села возле стола и робко посмотрела на Володю.
— Вы… решили? — прошептала она. — Я ждала и очень боялась этого…
— Боялась? — звонко повторила Маня. — А почему? Твоя единственная, непутевая, глупая дочь нашла, наконец, своего избранника, и, кстати, довольно толкового, в отличие от нее! Чего же ты боишься? По-моему, тебе нужно радоваться!
— Мышонок… — попробовал остановить ее Вовка.
Но удержать Машу уже было нельзя. Она напоминала прирожденного инквизитора, жаждущего крови.
— А ты знаешь, кто это? — спросила она.
Инна Иванна кивнула и виновато, жалко взглянула на дочь.
— Разве это что-нибудь меняет? — еле слышно спросила она.
Мане показалось, что она ослышалась.
— Как… это? — изумилась она. — Что ты говоришь?! Ты… считаешь, что это…возможно?! И это больше никакой ни ужас, ни кошмар, ни смертельный номер? Совсем недавно ты придерживалась прямо противоположного мнения!
— Но ведь ты же сама сказала, что вы любите друг друга… Это извиняет и оправдывает все остальное… Все на свете… Масяпка, родненькая… На Земле нет ничего выше любви!..
Инна Иванна смутилась, покраснела и замолчала. Володя смотрел в пол. Наверху у Антона орали "Битлы".
— Это ты виновата во всем! — с отчаянием сказала Маша. — Точнее, вы оба! Оба двое с моим и его отцом! Вы, и никто больше!.. Вы испортили нам жизнь!.. Вы сломали все, что только можно было сломать!.. Извратили до неузнаваемости самые простые и чистые понятия! Замолчи! — Она резко повернулась к Володе, пытавшемуся ее прервать. — Конечно, вы никогда даже представить себе не могли, что мы случайно встретимся! Но мы попались друг друга на глаза… И что же нам было делать? Травиться, вешаться, бросаться под поезд? Или бежать, как ты мне советовала, подальше из этой страны? Только нам не подошел ни один из этих вариантов! Увы!.. Теперь ты советуешь обо всем забыть, на все плюнуть и жить по закону кровосмесительства! Ведь никто не узнает и не догадается! Смухлевать нам запросто! Это тайна лишь двух злосчастных, преступных, вконец изолгавшихся семейств! Где все живут лишь тем, что врут направо и налево! Лепрозорий, а не семья! А ведь как здорово все задумано: нам сейчас не придется даже разводиться! Что еще упрощает ситуацию до предела! Или ты еще женат? — Маша взглянула на Володю, но не увидела его и продолжала: — И все-таки я предпочту свое решение! Правильное или нет, но свое! — она с трудом глотнула.
Вовка бесшумно шагнул к ней. Инна Иванна не поднимала головы.
— Уходи… — беспомощно попросила Маша. — Я прошу тебя… Уходи навсегда… Мы не должны больше видеться… Ты нашел меня, и я благодарна тебе за это… Я… люблю тебя… И… всегда… давно… ты знаешь… Я… твоя группа крови… Но я никогда не буду рядом с тобой… Именно поэтому… Ты должен понять меня… Я… не могу… Прости меня…
Комнату сковало тишиной. Она казалась бесконечной.
— Бабуля! — заорал сверху Антон. — Ты не могла бы принести мне сюда креветок? Очень неохота спускаться! Пожалуйста! В твоем возрасте полезно ходить по лестнице!
— Настоящий малолетний хам! — сказала Маша. — Мама, ты страшно распустила ребенка!
Дочери часто похожи на своих матерей…
Инна Иванна ничего не ответила, сразу облегченно засуетилась, вскочила и засеменила сначала на кухню, а потом наверх.
Они с Володей остались вдвоем. "Обними покрепче брата" — с тоской вспомнила Маша. Она понимала, что если сейчас не разрушит свою жизнь — не разрушит ее никогда. Но разрушить необходимо.
Он подошел к ней и снова взял в руки ее лицо.
— Длиннушка, послушай меня! — попросил он. — Только выслушай — а потом можешь делать, что хочешь! Основной жизненный вопрос — не пресловутый и набивший оскомину "быть или не быть". В жизни куда важнее понять другое — нужен ты или не нужен! Все определяется твоей необходимостью! И если ты твердо знаешь ответ на этот вопрос, зачем какие-то ложные и запутанные измышления? Твоя мать права. И отец, как ты говоришь — наш отец, я уверен, скажет то же самое.
— Еще бы! — съязвила Маша, резко вырвавшись из его ладоней. — Он всегда и во всем соглашается только с Инной Иванной! Мужчина всегда таков, какова его женщина.
Володя поморщился.
— Прости, ты иногда несешь несусветные глупости! Это просто удивительно: вроде, умная баба, а в голове кавардак… Никаких поправочных коэффициентов! Давай отложим решение нашего вопроса. Попробуем заключить союзный договор. Ну, куда нам спешить? Мышонок…
Давай! — почти сорвалось у Маши. Ей удалось продлить предложение.
— Давай… не будем… — сказала она. — Я не хочу больше ничего откладывать! Я не могу… И краткость — родственница милосердию… Поэтому будем учиться прощаться… Нам пора…
"Обними покрепче брата…"
Он снова шагнул к ней.
— Уходи! — крикнула она. — И, пожалуйста, никогда не оглядывайся! Я прошу тебя!.. Сделай это ради меня!..
— Дура! — неожиданно сорвался Вовка. — Ну и дура же ты, Машка! Но помни: я теперь не вернусь никогда, и все, что ты сейчас сделала, ты сделала сама! Так что винить тебе в этом некого!
— А я и не собираюсь никого ни в чем винить… — начала Маня и вдруг осознала, что осталась одна.
Дверь за Володей хлопнула, наверху по-прежнему голосила групповуха, на столе тарелки терпеливо поджидали мытья…
Маша села и опять тупо уставилась на свои руки.
Сверху осторожно спустилась мать.
— Масенька, — робко спросила она и неуверенно прикоснулась дрожащей рукой к Машкиным волосам, — Масенька… а Володя… ушел?..
Маня кивнула. Да, Володя ушел… Она победила саму себя. Это победа наполовину… Но хоть какая-нибудь…
— Масенька… — беспомощно повторила мать и заплакала.
— Прости меня, мама, — сказала Маша и встала, вытянувшись во весь свой немалый рост. — Ты ни в чем не виновата передо мной… Просто так получилось… Не плачь…
Вовкина лохматая голова над клавишами пианино… Прячущая в себе свет черная крышка…
"Жизнь — тропинка от рожденья к смерти, смутный, скрытный, одинокий путь… Господи, не охнуть, не вздохнуть…"
Что ты наделала, Маша…