Жених напрокат

Глава 14

Каждый год перед Днем независимости начинается повальное бегство с Манхэттена. Люди едут в Хэмптонс, Кейп, даже в Нью-Джерси. Никого нет на месте. Представьте себе, Лэса тоже. Тем летом, когда мы сдавали экзамен на адвоката и остались с Натом в городе, чтобы готовиться, я была удивлена, каким мирным, непохожим на самого себя оказался обезлюдевший Нью-Йорк. Конечно, в этом году я тоже собираюсь остаться дома — не вынесу, если мне придется смотреть на Декса и Дарси вместе. Звоню ему и сообщаю это. Он говорит именно то, что мне так хотелось от него услышать.

— Я тоже остаюсь.

— Правда? — У меня начинается сердцебиение, стоит мне только представить еще одну ночь с Дексом.

— Да. Давай проведем время вдвоем.

Продумываем план: в последний момент перед отъездом выяснится, что нам нужно работать. Мы будем плакать и проклинать все на свете, но все-таки убедим Дарси ехать и развлекаться без нас. Пусть себе заново делает педикюр, покупает шмотки, ходит на вечеринки и заказывает столики в любимых ресторанах. Да— Да, ей просто незачем сидеть дома — а мы с Дексом неотлучно проведем наедине несколько дней. Будем вместе засыпать и просыпаться. И хотя Декс об этом не упомянул, я уверена, что в какой-то момент мы решим: пора поговорить.

Делюсь этими соображениями с Хиллари, которая преисполнена самых радужных надежд. Она думает, что выходные, проведенные вдвоем, окажутся поворотным пунктом в наших отношениях. Уходя с работы накануне праздника, она заглядывает ко мне в кабинет и желает хорошо провести время.

— Удачи! — Она скрещивает пальцы.

— Что ты хочешь сказать? Думаешь, что нас могут застать врасплох?

— Нет. Я не то имею в виду. Пусть ваш разговор состоится. Ты ведь собираешься поговорить с Дексом о том, что будет дальше?

— Да. Думаю, что да.

— Ты так думаешь?

— Уверена, что мы наконец поговорим. Это входит в мои планы.

— Отлично. Думаю, вы это сделаете. — Она строго на меня смотрит. — Настал решающий момент.

Морщусь.

— Рейчел, не трусь. Если хочешь остаться с Дексом, теперь самое время решиться.

— Знаю. Я решусь, — говорю я. На секунду представляю себя похожей на Хиллари. Сильной, смелой и уверенной.

— Я позвоню, если твоя подруга что-нибудь заподозрит.

Киваю и чувствую укол совести из-за того, что замышляю заговор против Дарси. Хиллари знает, о чем я думаю.

— Делай то, что делаешь, — говорит она. — Теперь не вздумай отступать.

Ровно в семь, как и было решено, приезжает Декс. У него новая стрижка, которая еще сильнее подчеркивает скулы. Он привез бутылку красного вина, свой ковровый саквояж и букет белых марокканских лилий. Их можно купить в любом корейском магазинчике по три доллара за штуку, но, даже несмотря на то что они недорогие и уже чуть привядшие, эти лилии милы мне ничуть не меньше, чем роскошные розы.

— Это тебе, — говорит он. — Прости. Они уже поникли.

— Мне очень нравится, — отвечаю я. — Спасибо.

Он идет за мной на кухню, где я ищу вазу. Указываю

ему на свою любимую, синюю, которая стоит на верхней полке, слишком высоко для меня.

— Можешь достать?

Он дотягивается до вазы и ставит ее на стол. Начинаю подрезать стебли и приводить букет в порядок. В его глазах я просто олицетворение домашнего уюта.

— Мы все-таки это сделали, — шепчет он мне на ухо.

По спине у меня побежали мурашки. Ставлю цветы в вазу и наливаю воды, затем оборачиваюсь и целую его. Шея у него теплая, и волосы сзади еще влажные после парикмахерской. Пахнет одеколоном — не таким, как обычно. Я и сама побрызгалась не повседневными духами. Сегодня особый случай. Когда привыкаешь урывать минутку, череда дней кажется бесконечной. То, что я чувствую, напоминает мне последнюю поездку в школьном автобусе накануне летних каникул. Думаешь только о том, чем бы сейчас заняться: покататься на велике, пойти в бассейн, поиграть с Дарси и Аннелизой в «веришь-не-веришь» в моем прохладном недостроенном шалаше? Впрочем, сегодня я знаю, с чего начну; уверена, мы скоро этим займемся. Целую Декса в шею и чувствую приятный запах его кожи и аромат лилий.

— Кажется, мы готовы потерять над собой власть, — говорит он, через голову стягивает с меня топик и бросает его на пол. Расстегивает бюстгальтер, прикасается сначала к моей груди, потом к лицу. Его пальцы у меня на затылке.

— Я так рада, что ты здесь. Просто счастлива.

— Я тоже, — отвечает он, расстегивая мне джинсы.

Ложимся на постель, я освобождаю его от одежды, в очередной раз восхищаясь его телом, целуя его снова и снова. Колени. Локти. У нас много времени.

Занимаемся любовью не спеша, пробуя все новые и новые позы, не отрываясь друг от друга, пока только хватает сил. Задыхаясь. Не думая ни о чем. Декс полностью принадлежит мне — больше, чем когда-либо, и я знаю почему: сегодня он не вернется домой к Дарси. Ему не придется отмываться в душе или как-то иначе скрывать следы нашей близости. Я вцепляюсь в него и сильнее прижимаю его к себе.

Потом мы заказываем еду из закусочной и при свечах поглощаем гамбургеры. Снова возвращаемся в постель, болтаем и слушаем музыку, борясь с усталостью и стараясь получить максимум удовольствия за то время, которое нам отпущено. Неохота тратить его на сон.

Нам приходится прерваться только в полночь, когда Декс говорит, что должен позвонить Дарси. Я сообщаю, что это хорошая идея, и задумываюсь, нужно ли мне оставить его в одиночестве или не стоит вылезать из постели. Наконец решаю пойти в ванную, пусть улаживает свои дела. Включаю воду, так что разговора мне не слышно. Через минуту Декс зовет меня.

Приоткрываю дверь.

— Ты все?

— Да. Иди сюда. Не нужно было уходить.

Возвращаюсь, беру его за руку.

— Прости, — говорит он.

— Ничего. Я понимаю.

— Простая предосторожность... теперь она уже не будет звонить сама. Я сказал, что еду домой спать.

— Чем она занимается?

— Они все в «Толкхаусе». Пьяные и счастливые.

А мы, трезвые, счастливы вдвойне — лежим, завернувшись в одеяло, и наши головы покоятся на одной подушке. Когда Декс садится, чтобы задуть свечу, горящую на подоконнике, я замечаю у себя на наволочке обрезанные кончики его волос. И эти крошечные черные волоски отчего-то меня так умиляют, что хочется плакать.

Закрываю глаза, чтобы удержаться.

И мы засыпаем.

Просыпаюсь и вспоминаю, какая паника охватила меня в то воскресное утро, когда мне стукнуло тридцать и мы впервые проснулись в одной постели. Сегодня я ощущаю прямо противоположное чувство. Тихую радость.

— Привет, Рейчел.

— Привет, Декс.

Оба улыбаемся.

— С Четвертым июля, — говорит он, поглаживая мое бедро.

— И тебя тоже.

— Это будет необычное Четвертое июля. Ни пикников, ни пляжа, ни салюта. Ты согласна? — спрашивает он.

— Да. Конечно, согласна.

Занимаемся любовью, а потом вместе лезем в душ. 3 Сначала мне неловко, но несколько минут спустя я расслабляюсь и позволяю ему потереть мне спину. Он так же любит горячий душ, как и я; мы стоим под струей воды так долго, что пальцы у нас покрываются морщинками. Потом выходим из дому, спускаемся по Третьей авеню в кафе. День сырой и пасмурный — видимо, будет дождь. Но нам хорошая погода ни к чему. Я переполнена счастьем.

Стоим одни перед кассой, из динамиков льется музыка. Заказываю «супер»-кофе со сливками. Декс говорит:

— Еще один большой кофе с молоком, пожалуйста.

Мне нравится, что он избегает слова «супер» и делает свой заказ именно так, как положено настоящему мужчине.

Бойкая девица за кассой передает наш заказ товарке, и та немедленно помечает две кружки черным фломастером. Работники в этой закусочной неизменно удивительно бодры, даже утром, в те ужасные часы, когда им приходится обслуживать толпы раздраженных посетителей, которые рвут и мечут, дожидаясь своей дозы кофеина.

— Минуточку, — говорит девушка, улыбаясь. — Вместе или отдельно?

Декс быстро отвечает:

— Да, мы... то есть — да, считать вместе.

Улыбаюсь его оговорке. Мы вместе.

— Что-нибудь еще?

— Э-э... Да. Черничный пирог, — говорит Декс и смотрит на меня. — Рейчел?

— Мне тоже, — отвечаю я, подавляя в себе желание заказать что-нибудь низкокалорийное. Не хочу ни в чем походить на Дарси.

— Значит, два пирога. — Декс расплачивается и опускает сдачу в специальную кружку перед кассой — на чай. Девушка улыбается мне, как бы говоря: твой парень не только красивый, но и щедрый.

Мы высыпаем в кофе сахар из пакетиков, размешиваем и садимся на свободные места за стойкой, лицом к улице. Тротуар пуст.

— Таким Нью-Йорк мне нравится, — говорю я, пробуя пенку. Смотрим, как тащится по Третьей авеню одинокое желтое такси. — Послушай... никаких гудков.

— Да. Все просто вымерло, — отвечает он. — Спорим, что сегодня мы сможем заказать столик где угодно. Хочешь?

Я смотрю на него:

— Нам нельзя этого делать.

Пойти выпить кофе — одно дело. Поужинать — совсем другое.

— Мы можем делать все, что захотим. Разве ты не воображала себе ужин вдвоем? — Он подмигивает мне и прихлебывает кофе.

— А если кто-нибудь нас увидит?

— Никого нет. — Он кивком указывает на улицу. — А даже если и так, то что? Нам ведь никто не запрещает пойти поесть. Черт возьми, я мог бы даже заранее сказать Дарси, что мы с тобой собираемся где-нибудь вместе перекусить.

Она знает, что мы оба здесь по горло завалены работой.

— Верно.

— Ну же! Хочу куда-нибудь с тобой пойти. Я ведь никогда еще не приглашал тебя на свидания как положено. И мне стыдно. Так что скажешь?

Удивленно поднимаю бровь и фыркаю.

— И что это значит? — спрашивает Декс, губами касаясь края чашки.

— То, что у нас с тобой едва ли хоть что-нибудь было «как положено».

— Ах, это, — говорит он и отмахивается, как будто я указала ему на самую несущественную деталь наших отношений. — Ну, дело ведь было не в нас. Я хочу сказать, что обстоятельства... складывались далеко не идеально.

— Слабо сказано. Давай называть вещи своими именами, Декс. У нас роман.

Впервые решаюсь обозначить то, что между нами происходит, таким громким словом. Знаю, что Хиллари меня не похвалит за спешку, но сердце так и колотится. Для меня это слишком дерзко.

— Знаю, — нерешительно говорит он. — Но когда мы вместе, я просто не думаю о том, что наша связь... незаконна. Не чувствую, что мы поступаем неправильно.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — отвечаю я, думая, что очень немногие могли бы с этим поспорить.

Жду, что он скажет еще что-нибудь. О нас. О нашем будущем. Или хотя бы о том, как удачно у нас все устроилось. Но вместо этого он заговаривает о том, что можно заказать кофе на дом и поваляться с газетой в постели.

— Звучит неплохо, — соглашаюсь я. Интересно, с чего он начинает читать газету? Хочу знать о нем все, до мельчайших подробностей.

Целый день идет дождь, и поэтому мы сидим дома, перебираясь с кровати на кушетку и обратно, разговариваем и не следим за временем. Болтаем обо всем — о школе, колледже, университете, родителях, друзьях, любимых книгах, фильмах. Но не о Дарси. И не о нашем положении. Даже когда она звонит ему на мобильник, чтобы узнать, как дела. Я изучаю свои ногти, а он говорит, будто только что улучил на работе минутку и выбрался перекусить. И что совсем измучился, целый день работал как проклятый. В конце их короткого разговора Декс бормочет: «Я тоже», и я знаю, что он имеет в виду. Говорю себе, что многие парочки почти автоматически заканчивают телефонную беседу словами «Я тебя люблю», и это все равно что «До свидания». Ровным счетом ничего не значит.

Декс закрывает телефон, он выглядит огорченным. И тут же звонит мой мобильник. Это Дарси. Декс смеется.

— Она только что сказала мне, что ей надо бежать по делу. Разумеется! Чтобы позвонить тебе!

Я не нажимаю кнопку вызова, а предварительно прослушиваю. Она жалуется на погоду, но сообщает, что им все равно весело. Говорит, что скучает по мне. Без меня и без Декса все не то. Нет, я не буду чувствовать себя виноватой. Не буду.

Вечером мы с Дексом на несколько часов расстаемся: он должен сходить домой и переодеться к ужину, потому что с собой у него только джинсы, шорты и туалетные принадлежности. Скучаю, пока его нет, но мне кажется, что это ожидание сделает предстоящий ужин похожим на настоящее свидание. Кроме того, я рада возможности привести себя в порядок. Можно заняться такими вещами, которые не следует видеть мужчине, если ты только что начала с ним встречаться, — например, пощипать брови, побрызгать духами в некоторых интимных местах и нанести макияж так, чтобы его почти не было заметно.

Декс встречает меня без четверти восемь, и мы едем в один из моих любимых ресторанов на Манхэттене — в «Балтазар», где обычно почти невозможно заказать столик, если, конечно, не позвонить за месяц или если это не глухая ночь. Приезжаем ровно в восемь и получаем уютное, прямо-таки идеальное место. Я спрашиваю, знает ли Декс, что Джерри Сейнфилд сделал предложение своей будущей жене именно в «Балтазаре». Возможно, мы сидим именно за тем столиком, за которым он подарил Джессике Склар обручальное кольцо от Тиффани.

— Я этого не знал, — говорит Декс, изучая карту вин.

— Ты знаешь, что ради Джерри она бросила мужа, с которым прожила всего четыре месяца?

Он смеется.

— Да, кажется, я это слышал.

— Так что «Балтазар» — подходящее место для людей с дурной репутацией.

Он качает головой и укоризненно улыбается.

— Пожалуйста, перестань так о нас говорить.

— Ведь правда, Декстер. Это скандально... мы совсем как Джерри и Джессика.

— Сердцу не прикажешь, — убедительно отвечает он.

Да. Должно быть, именно это Джессика шептала Джерри по телефону, в то время как ее ни о чем не подозревающий супруг хохотал в соседней комнате перед телевизором.

Изучаю меню и понимаю, что мое отношение к Джерри и Джессике могло и в самом деле измениться. Я привыкла повторять вслед за всеми, что он просто бессердечный разрушитель семей, а она — бессовестная охотница за деньгами, которая без колебаний променяла своего законного супруга на богатого болтуна в ту же секунду, как только представилась такая возможность — а это, как я читала, произошло в спортивном клубе «Рибок», в том же тренажерном зале, куда ходит Дарси. Теперь я уже не столь безапелляционна. Может быть, все это было к лучшему. Может быть, Джессика вышла за Эрика и полюбила его просто на безрыбье, а потом, буквально на следующий день после возвращения из Италии, где они провели медовый месяц, она встретила Джерри и тут же поняла, что еще не испытывала настоящей любви и что ее чувства к Джерри очень сильно отличаются от чувств к Эрику.

Что ей оставалось делать? Жить в браке не с тем человеком ради приличия? Джессика знала, что вываляется в грязи по самые уши — что ее возненавидят не только друзья, семья и муж, которому она клялась в вечной верности (а ее хватило лишь на сто двадцать дней), но и по крайней мере те из нас, кому собственная жизнь кажется слишком пресной и кто мгновенно сметает с журнальных стоек свежие выпуски «Космополитен». И все-таки она это сделала, вспомнив о том, что живешь только раз. Бросилась поперек течения и, как лягушка в моей любимой компьютерной игре, целой и невредимой добралась до противоположного берега, где нашла спасительный приют... пусть не маленькую коробочку вверху экрана, а шестимиллионный особняк с видом на Центральный парк. Чтобы признать свою ошибку, требуется много мужества и смелости. И Джерри, может быть, тоже достоин доверия — он, не обращая внимания на человеческую злобу, сделал то, что подсказывало ему сердце. Чего бы ему это ни стоило. Может быть, победила настоящая любовь.

Но и безотносительно к тому, что на самом деле случилось между Джессикой, Эриком и Джерри, мои понятия о правилах и приличиях изменились.

— Ты уже выбрала, что будешь заказывать? — спрашивает Декс.

Улыбаюсь и говорю, что хочу услышать перечень фирменных блюд.

После ужина Декс спрашивает, не хочу ли я пойти куда-нибудь выпить.

— А ты? — отвечаю я, желая угадать и сделать ему приятное.

— Я первый спросил.

— Я бы лучше пошла домой.

— Отлично. Согласен.

Вечером распогодилось, так что когда мы подходим к моему дому, то можем полюбоваться фейерверками, которые запускают вдали через Ист-Ривер. Огни синие, розовые, золотые — город как будто полностью принадлежит нам. Держимся за руки, смотрим в небо и стоим так, не говоря ни слова, несколько минут, прежде чем заходим в дом и желаем спокойной ночи Хосе, который теперь уже уверен, что Декс — мой возлюбленный.

Идем к себе, раздеваемся и забираемся в постель. Это вовсе не мое воображение — секс раз от разу все лучше. Потом мы не в состоянии ни говорить, ни двигаться — просто засыпаем, сплетясь руками и ногами.

Утром я просыпаюсь с первыми лучами солнца. Слушаю, как Декс дышит, и рассматриваю крутой изгиб его подбородка. Внезапно он открывает глаза. Мы лежим лицом к лицу.

— Привет, детка. — Голос у него спросонок сиплый.

— Привет, — нежно говорю я. — Доброе утро.

— Чем ты занимаешься? Еще рано.

— Смотрю на тебя.

— Зачем?

— Мне нравится твое лицо.

Он искренне удивлен. Почему? Ведь наверняка знает, что красив.

— Мне тоже ты нравишься, — говорит он. Обнимает меня, прижимает к себе. — Нравятся твои чувства.

Я краснею.

— Твой запах. — Он покрывает поцелуями мою шею, лицо. Мы избегаем целоваться в губы, как и всегда с утра. — Мне важна каждая мелочь...

— Почему?

— Ну, потому что...

Он глубоко вздыхает и, кажется, взволнован — даже испуган. Я хочу взять с ночного столика презерватив, но Декс отводит мою руку, и мы обходимся просто так. Потом он снова говорит:

— Потому что...

— Почему?

Думаю, что знаю ответ. Надеюсь, что знаю.

— Потому что, Рейчел... — Он смотрит мне в глаза. — Потому что я люблю тебя.

Он говорит именно так, как я себе и представляла, когда боролась с искушением сказать эти слова первой. А теперь уже не нужно.

Пытаюсь запомнить все. Выражение его глаз, прикосновение кожи. Даже то, как свет пробивается сквозь жалюзи. Эти моменты — не просто вершина, они прекраснее всего, что мне до сих пор доводилось испытывать. Слишком трудно их переживать. Меня не заботит, что Декс обручен с Дарси и мы вынуждены таиться, как разбойники. Я не думаю о том, что мне нужно почистить зубы и что у меня несвежие волосы. Есть только Декс и то, что он сказал, и я знаю, наверняка знаю, что это самая счастливая минута в моей жизни. В моей памяти, наподобие мгновенных снимков, проносятся картинки. Мы ужинаем при свечах, пьем шампанское. Сидим, уютно свернувшись, у ярко горящего камина на старой ферме в Вермонте, в доме со скрипучими половицами, в то время как снаружи валят хлопья снега размером с серебряную монету. Мы на пикнике в Бордо — на лугу, усеянном желтыми цветами, и он дарит мне старинное кольцо с бриллиантом.

Все это могло случиться. Он любит меня. Я люблю его. Что еще нужно? Конечно, ему не следует жениться на Дарси. Они просто не смогут быть счастливы после всего этого. Собираюсь с силами и говорю ему те же самые три коротеньких слова. Фразу, которую я не произносила уже очень, очень давно. Слова, которые до сих пор не значили ровным счетом ничего.

Мы не размышляем над тем, что именно мы сказали друг другу, но что-то в этот день витает в воздухе, вокруг нас. Это еще более ощутимо, чем уличная влажность. Я вижу это в его взгляде, когда Декс смотрит на меня, и чувствую, когда он произносит мое имя. Мы вместе, и признание придало нам отваги. Когда мы гуляем по Центральному парку, он берет меня за руку. Всего на несколько секунд, на пять или шесть шагов, но я чувствую прилив адреналина. Что, если нас застанут? Что тогда? Мне в какой-то степени этого даже хочется — хочется встретить здесь кого-нибудь из знакомых Дарси, какую-нибудь ее подругу по работе, которой пришлось остаться в городе и которая вышла ненадолго прогуляться в парке. Утром в понедельник она нас выдаст, сообщив Дарси, что видела, как Декс гулял с какой-то девушкой и держал ее за руку. Она все подробно опишет, но у меня достаточно заурядная внешность, для того чтобы Дарси ничего не заподозрила. А если и так — я просто буду все отрицать и говорить, что целый день работала. Скажу, что у меня вообще нет розовой блузки (она новая, Дарси ее еще ни разу не видела). Страшно обижусь, и тогда она извинится и снова будет говорить, что Декс ей изменил. Захочет его бросить, а я ее поддержу, стану твердить, что она поступает правильно. В этом случае Дексу не придется делать ровным счетом ничего. Так что все будет нам на руку.

Поднимаемся к пруду, обходим его, наслаждаясь открывающимися видами. Мальчишка в камуфляжных штанах выгуливает старую собаку; полная женщина бежит медленной трусцой, неуклюже оттопырив 6 локти. Мы идем по многолюдной дорожке. Слышу, как гравий хрустит у нас под ногами. Шагаем довольно быстро. Я довольна. Этот пруд, город, вся эта красота и весь мир принадлежат мне и Дексу.

Когда мы выходим из парка, на небе начинают собираться тучи. Мы решаем не переодеваться к обеду и идем прямо в «Атлантик гриль» — ресторан по соседству. Нам обоим хочется рыбы, белого вина и ванильного мороженого. После обеда мы под проливным дождем бежим домой и смеемся, поднимая фонтаны брызг на перекрестке, попадая в лужи, скопившиеся возле тротуара. Добравшись до квартиры, сбрасываем с себя мокрую одежду и вытираем друг друга полотенцем, продолжая смеяться. Декс натягивает семейные трусы, а я — его футболку. Мы включаем музыку и открываем вторую бутылку вина, на этот раз красного. Вытягиваемся на кушетке и несколько часов подряд болтаем, прервавшись только для того, чтобы пойти почистить зубы и перебраться на кровать, где нам снова предстоит спать вместе.

Потом внезапно, как это всегда бывает, времени остается всего ничего. И точно так же, как первая ночь с Дексом была похожа на начало летних каникул, наши последние сутки вдвоем все время напоминают мне конец августа, когда по телевизору вместо жизнерадостных детишек, потягивающих коктейль на бортике бассейна, появляется реклама этих противных «товаров для школы». Хорошо помню это чувство — смесь грусти и страха. Именно так я чувствую себя теперь, когда мы сидим в субботу на моей кушетке, а день плавно переходит в вечер. Упорно твержу себе, что не стоит омрачать грустью нашу последнюю ночь. Что все лучшее впереди. Он любит меня.

Словно прочитав мои мысли, Декс смотрит на меня и говорит:

— Я помню, что мы решили.

Это первое напоминание о запретной теме.

— Я тоже. — Уверена, что настало время для разговора, и мне очень этого хочется. Наш разговор, отложенный на потом. Мы собираемся понять, как нам жить дальше. Нам обоим тяжело огорчать Дарси, но придется это сделать. Я жду, что он начнет говорить. Он должен начать этот разговор первым.

И он говорит:

— Я хочу сказать... не важно, что будет.

Как будто игла царапает пластинку. Меня внезапно охватывает слабость. Вот почему никогда не следует признаваться в своих надеждах. Вот почему ты говоришь, что стакан наполовину пуст. Если проливается полный, чувствуешь себя опустошенной. Мне хочется плакать, но я стараюсь сохранять спокойствие и посылаю самой себе мощные волевые импульсы. Реветь нельзя по нескольким причинам. И не последняя из них та, что если он спросит, я не смогу внятно объяснить, почему плачу.

Борюсь за то, чтобы спасти эту ночь, действую испытанным способом. Твержу себе: он любит меня, любит. Но ничто не помогает. Декс в беспокойстве смотрит на меня:

— В чем дело?

Качаю головой, и он спрашивает снова, на этот раз очень нежно.

— Эй, эй, эй... — Он приподнимает мое лицо за подбородок, смотрит в глаза. — Что случилось?

— Просто мне грустно. — Мой голос отчетливо дрожит. — Это наша последняя ночь.

— Это не последняя ночь.

Глубоко вздыхаю.

— Нет?

— Нет.

Что значит это «нет»? Мы будем продолжать в том же духе еще несколько недель? До праздничного ужина накануне бракосочетания? Или он хочет сказать, что это еще только начало? Почему бы ему не выразиться поточнее? Не могу заставить себя спросить. Боюсь ответа.

— Рейчел, я тебя люблю.

Он замирает, вытянув губы трубочкой, и выжидает, пока я не нагибаюсь к нему и не целую его. Поцелуй — это мой ответ. Не могу произнести ни слова, пока мы не поговорим наконец. Надо остановиться.

Мы целуемся, расстегивая друг на друге пуговицы и молнии и пытаясь избавиться от белья, что в данный момент невозможно. Шуршим разрозненными страницами «Тайме» и сбрасываем их на пол. Наслаждение — панацея от всех бед. Мы занимаемся любовью на кушетке, но мысли мои не здесь. Я думаю, думаю, думаю. У меня в мозгу как будто что-то звенит и крутится, точь-в-точь как шестеренки в швейцарских часах. Что он собирается делать? Что будет дальше?

Наутро я просыпаюсь рядом с Дексом и вспоминаю его слова: «Не важно, что будет». Но во сне я переосмыслила их и пришла к очень логичному объяснению. Декстер всего-навсего имел в виду вот что: не важно, что мы вляпаемся по самые уши, не важно, что скажет или сделает Дарси. И если из-за нее нам придется провести некоторое время порознь, он все равно будет меня любить, и в конце концов все у нас сложится. Вот что, должно быть, он хотел сказать. Но — спокойствие. Я хочу, чтобы он выразился определенно. Конечно, он еще раз заговорит об этом, прежде чем вернется к себе на Уэст-Сайд.

Мы встаем, вместе принимаем душ и идем в закусочную. Это уже становится распорядком. Время — одиннадцать часов. Скоро приедет Дарси. У нас остались считанные минуты, а мы еще не поговорили и ничего не решили. Допиваем кофе и заходим в магазин игрушек. Декс должен купить подарок для младенца кого-то из своих сотрудников. Всего лишь маленький сюрприз, говорит он. Никак не могу определить, нравится ли мне это ощущение — что мы ходим вместе за покупками, как настоящая пара, — или мне жаль тратить последние секунды совместной жизни на это глупое занятие. Скорее — жаль. Я хочу побыстрее вернуться домой, чтобы мы еще успели провести немного времени вдвоем. Чтобы он успел изложить свой план, Но Декс медлит, перебирая игрушки и книжки, спрашивает мое мнение и в конце концов машет рукой: не все ли равно, что купить? Останавливается на зеленом тряпичном динозавре с глупой мордой. Не самый подходящий подарок для новорожденного, но мне нравится его уверенность. Надеюсь, что в отношении нас он преисполнен такой же уверенности.

— Классно. Как тебе? — спрашивает он, наклоняя динозавру голову то на один бок, то на другой.

— Просто очаровательно.

Собираясь платить, он замечает лоток, полный игральных костяшек. Выбирает два красных кубика с золотыми точками и взвешивает их на ладони.

— Почем?

— Сорок пять центов за штуку, — говорит продавец.

— Отлично. Я их беру.

Мы выходим из магазина. Люди толпами возвращаются в город, магистрали приобретают свой обычный вид. Мы уже почти дошли до дома. Декс несет в правой руке пакет с динозавром, в левой — игральные кости. И всю дорогу их встряхивает. Интересно, испытывает ли он сейчас такое же тоскливое чувство в животе?

— О чем думаешь? — спрашиваю я. Жду развернутого ответа — жду, что он отчетливо выразит мои же мысли. Пусть разуверит меня, подаст хоть крупицу надежды!

Он пожимает плечами, проводит языком по губам.

— Ни о чем таком.

«Ты женишься на Дарси?» Эти слова сокрушают мой мозг. Но я молчу и думаю, что давить на него — плохая тактика. Как будто то, что я скажу ему (или не скажу) в последние минуты нашей близости, сыграет какую-то роль. А может быть, все это так незначительно — судьбы трех людей, которые висят на волоске. Точь-в-точь как колыбель на елке в детском стишке.

— Хочешь бросить? — спрашивает Декс, разглядывая на ходу костяшки.

— Нет, — говорю я. Просто удивительно! Рейчел не рискует. — А ты?

— Хочу, — говорит он. — Люблю азартные игры. Мое счастливое число — шестерка. Четыре и два. А у тебя есть счастливый номер?

— Нет... Но мне нравится, когда выпадает два по шесть, — отвечаю я, пытаясь скрыть прилив отчаяния. Отчаявшиеся женщины малопривлекательны. Они всегда проигрывают.

— Почему именно два по шесть?

— Не знаю, — отвечаю я. Не хочется объяснять, что это еще из детства, когда мы с отцом играли в нарды. Я прямо-таки молилась, чтобы выпала двойная шестерка, и, когда она выпадала, папа называл меня Паровозик Вилли. До сих пор не знаю, что это такое, но мне очень нравилось, когда он так говорил.

— Хочешь, чтобы я выкинул для тебя два по шесть?

— Да, — говорю я, указывая на грязный тротуар, чтобы подыграть ему. — Давай!

Мы останавливаемся на углу Семидесятой улицы и Третьей авеню. Мимо проплывает автобус, и какая-то женщина чуть не въезжает детской коляской в Декса. Он, кажется, не замечает никого и ничего вокруг и трясет кости в кулаке с выражением предельной сосредоточенности. Если бы я увидела его с такой миной в Атлантик-Сити, то могла бы с уверенностью сказать, что он ставит на кон все, что скопил за целую жизнь.

— На что мы играем? — спрашиваю я.

— На что? Мы в одной команде, детка, — говорит он, как уроженец Куинса, и изо всех сил дует на зажатые в кулаки костяшки. Его гладко выбритые щеки раздуваются, как у ребенка, который гасит свечки на праздничном пироге.

— Выкинь мне две шестерки.

— А если я это сделаю?

Думаю: «Если выпадут две шестерки, мы останемся вместе. Никакой свадьбы с Дарси не будет». Но вслух говорю:

— Значит, нам повезет.

— Ладно. Сейчас будут тебе две шестерки. — Он облизывает губы и яростно трясет кости.

Солнце бьет мне в глаза, когда он подбрасывает оба кубика в воздух, ловко перехватывает их и широким жестом опускает руку вниз, как будто собирается пустить шар в боулинге. Разжимает пальцы, и кубики со стуком падают на асфальт многолюдного манхэттенского перекрестка.

Один из них тут же ложится шестеркой кверху. Сердце у меня уходит в пятки, я думаю: «А вдруг...» Мы склоняемся над вторым кубиком, который крутится так, словно собирается вечно вращаться вокруг своей оси. Вряд ли по твоей воле, Декс! Но вот кубик становится на ребро, поблескивая золотыми крапинками, наклоняется, наклоняется, наклонятся, пока не ложится рядом с первым. На его боку два ряда золотых точек. По три в каждом.

Два по шесть.

Паровозик Вилли.

Ох, черт, думаю я. Никакой свадьбы с Дарси. Он сказал: «Не важно, что будет» — и вот полюбуйтесь! Как будто кто-то свыше направлял нас. Две шестерки. Наша судьба.

Перевожу взгляд с кубиков на Декса, соображая, не сказать ли ему, что я загадала. Он смотрит на меня, приоткрыв рот. Наши взгляды вновь обращаются наземь, как будто мы могли ошибиться.

Каковы были шансы на успех? Один из тридцати шести. Меньше трех процентов.

Конечно, не один из миллиона. Но никакая статистика не может помочь, если речь идет о таких обстоятельствах, как наши. Заканчиваются самые важные в нашей жизни, исполненные огромного значения выходные, которые мы провели вдвоем. И через

несколько минут нам предстоит расстаться. На день? Навсегда? Декс из какой-то прихоти покупает игральные кости и, вместо того чтобы сунуть в пакет вместе с тряпичным динозавром, ведет себя как азартный мальчишка. Я ему подыгрываю, хотя и не расположена шалить. Делаю ставку, пусть даже и про себя. И он выбрасывает два по шесть. Как бы говоря мне: элементарно, детка!

Смотрю на эти грошовые кубики с почтением, с каким подобало бы смотреть на хрустальный шар в богато обставленной комнате, в присутствии всемирно известной, обожженной египетским солнцем предсказательницы судьбы, которая только что сообщила тебе, что было, что есть и что будет. Даже Декс, который понятия не имеет, что сотворил, и тот поражен; он говорит, что если бы взял меня с собой в Лас-Вегас, то мы наверняка бы всех раздели.

— Да уж.

Он улыбается и говорит:

— Тебе обязательно повезет, детка.

Молчу, поднимаю кубики и прячу в карман шорт.

— Эй, ты украла мои кости.

Наши кости.

— Мне они нужны, — говорю я.

Мы возвращаемся ко мне; Декс собирает вещи и прощается.

— Спасибо за прекрасные выходные, — говорит он, и лицо у него сейчас такое же, как у меня. Ему тоже грустно.

— Да. Было здорово. И спасибо тебе. — Я пытаюсь казаться уверенной в себе.

Он покусывает нижнюю губу.

— Ну, я пошел... Хотя мне совершенно не хочется.

— Да, тебе пора идти.

— Я тебе позвоню. Во что бы то ни стало. Как только сумею.

— Хорошо. — Я киваю.

— Пока.

Он целует меня на прощание и уходит.

Я сижу на кушетке, зажав в кулаке кубики. Они придают мне уверенность: удачный бросок — это почти так же хорошо, как и важный разговор. Может быть, даже лучше. Мы не поговорили, потому что все и так ясно. Мы любим друг друга, хотим быть вместе, и кости только это подтвердили. Бережно убираю их в пустую коробочку из- под пастилок с корицей, аккуратно положив на белую бумажку шестерками вверх. Касаюсь пальцами, как будто под рукой у меня шрифт Брайля. Кости говорят, что мы будем вместе. Это — наше предназначение. Я верю этому. Закрываю коробочку и кладу ее рядом с вазой, в которой стоят лилии; они еще не увяли. Кости, коробочка, лилии — настоящий алтарь нашей любви.

Окидываю взглядом свою строгую, аккуратную комнату, безукоризненно опрятную, если не считать смятой постели. Простыни еще хранят контуры наших тел. Я снова хочу быть там, хочу прижаться к нему. Снимаю туфли и залезаю в кровать, забираюсь под холодное одеяло. Встаю, опускаю жалюзи и включаю музыку. Проникновенно поет Билли Холидэй. Я возвращаюсь в постель, сворачиваюсь калачиком на самом краю, так что ноги свешиваются с матраса. Все мои чувства заняты Дексом. Видеть его лицо. Ощущать его рядом с собой.

Интересно, он уже дома или застрял в пробке? Поцеловал ли Дарси при встрече? Не показались ли ему незнакомыми ее губы после того, как все выходные напролет он целовался со мной? Не почувствовала ли она чего-нибудь странного — будто что-то изменилось, хоть и нельзя объяснить этого словами? Но уж точно она не заподозрит ни на мгновение, что подружка невесты и игральные кости на ее столике как-то связаны с отсутствующим взглядом ее жениха.