Жених напрокат

Глава 1

Я училась в пятом классе, когда впервые задумалась над тем, что однажды мне стукнет тридцать. Мы с моей лучшей подругой Дарси обнаружили на последней странице телефонной книги «вечный» календарь, по которому можно найти любую дату в будущем и определить, какой это будет день недели. Вычислить наши следующие дни рождения оказалось делом нехитрым. Мой, майский, приходился на среду, то есть будний день, а ее, сентябрьский, — на пятницу. Маленькая, но очень типичная для Дарси победа. Ей всегда везло. Она быстрее загорала, у нее лучше росли волосы, и ей не ставили скобки на зубы. Она замечательно делала колесо и сальто вперед (мне сальто вообще не давалось). У нее была самая лучшая коллекция наклеек. Больше всего фотографий Майкла Джексона. Три мохнатых свитера — бирюзовый, красный и персиковый (у меня ни одного, мама говорила, что они вызывающие и вдобавок дорогие). Джинсы за пятьдесят баксов с молниями на лодыжках (точная копия «Гесс»). Проколотые в двух местах уши и младший брат — всего лишь брат, но это лучше, чем быть единственным ребенком в семье, как я.

Но зато я была на несколько месяцев старше, и в этом она не могла меня опередить. И вот я решила узнать, когда будет мой тридцатый день рождения — в таком далеком будущем, что это казалось чистой воды фантастикой. Он выпал на воскресенье — а это означало, что мы с моим преуспевающим супругом найдем ответственную няню, которая, начиная с вечера субботы, будет сидеть с двумя (а может быть, и тремя) нашими детьми, а сами поужинаем в шикарном французском ресторане и встретим там наступивший день рождения. Я незадолго до того выиграю крупный судебный процесс — так или иначе, докажу, что мой подзащитный совершенно невиновен. И муж провозгласит тост за «Рейчел, мою прекрасную жену, мать моих детей и лучшего адвоката в Индиане». Я поделилась этими соображениями с Дарси после того, как выяснилось, что ее тридцатый день рождения приходится на понедельник. Не повезло. Я видела, как она поджала губы.

— В конце концов, Рейчел, какая разница, когда именно нам стукнет тридцать? — спросила она, пожимая гладкими, оливкового цвета плечами. — Мы будем уже взрослыми. А для взрослых день рождения — уже не такая важная вещь.

Я подумала о родителях, которым как раз исполнилось тридцать, и о том, с каким равнодушием они относятся к собственным дням рождения. Папа подарил маме тостер, потому что старый за неделю до того сломался. Новый тостер поджаривал четыре хлебца за раз, а не два. Не очень похоже на подарок. Но маме, кажется, приспособление понравилось — по крайней мере она не испытала того разочарования, какое почувствовала я, когда рождественские подарки не оправдали моих надежд. Так что Дарси, возможно, была права. Такой веселый праздник, как день рождения, перестает столь много значить, когда тебе тридцать.

В следующий раз я серьезно задумалась над своим грядущим юбилеем в выпускном классе, когда мы с Дарси вместе начали смотреть «Тридцатилетних». Это было наше любимое ток-шоу — хотя мы и предпочитали комедийные сериалы вроде «Кто в доме хозяин» или «Кучи проблем». Меня забавляло, какие унылые были в шоу участники и какие заботы они выносили на всеобщее обозрение. Я, помнится, думала: «Вы же взрослые, черт возьми! Хватит размышлять над смыслом жизни, лучше составьте список покупок». Тогда мне казалось, что мои отроческие годы непомерно затянулись — а значит, и молодость тоже будет длиться вечно.

И вот мне перевалило за двадцать. Сначала казалось, что все кончено. Раньше, когда я слышала, как мои знакомые несколькими годами старше жалуются, что молодость прошла, то испытывала гордость, ибо еще не пересекла опасную черту. У меня-то было много времени. Примерно в двадцать семь, когда мне перестали слать поздравительные открытки с упоминанием возраста и я начала удивляться тому, как быстро бежит время (вспоминая ежегодные мамины монологи на Рождество), у меня начали появляться морщинки и первые седые волосы. В двадцать девять я ощутила настоящий ужас и поняла наконец, что однажды мне стукнет тридцать. Но не сейчас. Пока я не разменяла четвертый десяток и еще могу сойти за выпускницу колледжа.

Я поняла, что тридцатилетие — это именно тот возраст, когда тебе столько лет, на сколько ты себя ощущаешь. Поняла, что, исходя из природы вещей, тридцать лет — все еще молодость. Но другая. Уже позади те зрелые годы, когда, например, хорошо бы родить первого ребенка. Поздно начинать и тренироваться, чтобы, скажем, участвовать в Олимпийских играх. Да и если тебе суждено долгожительство, ты уже проделала треть пути. И потому я все время ощущала некое беспокойство, притиснутая на диване гостями во время праздничной вечеринки, которую по случаю моего дня рождения организовала Дарси — по- прежнему моя лучшая подруга.

Завтра наступит то самое воскресенье, о котором я впервые задумалась в пятом классе, разглядывая календарь в телефонной книге. Завтра я разменяю четвертый десяток, и еще одна глава моей жизни будет окончена. Примерно те же чувства испытываешь в сочельник, когда до Рождества остаются считанные секунды, а ты не знаешь, хвататься ли за фотоаппарат или еще подождать. Обычно я хватаюсь за фотоаппарат и потом жалею, что снимки не удались.

Чувствую разочарование и думаю, что праздник будет куда веселее, если не придавать ему такого большого значения и не пытаться анализировать, чего я добилась и к чему стремлюсь. Сегодня, как и в сочельник, начало и конец многому. Не люблю ни начинать, ни заканчивать. Всегда предпочитала середину. Хуже всего, что сейчас, на исходе молодости и на пороге так называемого среднего возраста, я впервые в жизни понимаю, что ни к чему не пришла. Мои стремления просты: работа, которая бы мне нравилась, и мужчина, которого бы я любила. И на исходе третьего десятка я вынуждена признать, что счет пока два — ноль не в мою пользу.

Во-первых, я адвокат в одной из нью-йоркских контор. Стало быть, по определению — ничтожество. Работа юриста ничуть не похожа на то, что преподносил наивным телезрителям сериал начала девяностых «Закон и порядок», после которого молодежь хлынула на юридические факультеты. На рабочем месте я занимаюсь самоистязанием, обслуживаю безмозглых, трусливых клиентов, берусь за самые скучные дела и постепенно начинаю люто ненавидеть то, что делаю ради хлеба насущного. Вспоминаю расхожую в среде адвокатов фразу: «Ненавижу свою работу и скоро ее брошу». Как только выплачу все долги. Как только получу премию за истекший год. Как только найду что-нибудь подходящее, дабы окупить расходы. Или кого-нибудь, кто возьмет их на себя.

Что касается второго пункта, то в городе с десятимиллионным населением я абсолютно одинока.

У меня полно друзей, что подтверждается их массовым присутствием на сегодняшней вечеринке. С ними я ходила кататься на роликах и проводила лето в Хэмптонсе; частенько мы встречались после работы, чтобы пропустить пару кружечек. Вдобавок у меня есть Дарси, моя лучшая подруга, и это святое. Но всем известно, что просто друзей недостаточно. Я вовсе не планировала остаться в одиночестве на четвертом десятке, даже в самом его начале. Я хотела замуж — с двадцати лет мечтала надеть фату. Но потом поняла, что нельзя ничего расписать заранее — так оно и вышло. И в итоге разменяла четвертый десяток с четким осознанием того, что одиночество меня страшит, а возраст заставляет чувствовать себя еще более одинокой.

Ситуация кажется мне тем более гнетущей оттого, что моя лучшая подруга работает в известном пиар-агентстве и собирается замуж. Дарси по-прежнему везет. Наблюдаю за ней сейчас. Она рассказывает какую-то историю кучке гостей, включающей и ее жениха. Декс и Дарси — замечательная пара, оба стройные и высокие, у обоих темные волосы и зеленые глаза. Несомненно, одна из самых красивых и холеных пар в Нью-Йорке. Вот, например, они покупают хрусталь и фарфор; вы можете ненавидеть их за их упоение собой, но не в силах удержаться от того, чтобы не смотреть на них, пока сами подыскиваете на том же этаже универмага не слишком дорогой подарок для какой-то там годовщины, на которую вас пригласили. Начинаете разглядывать на Дарси ее обручальное кольцо — и тут же жалеете об этом. Она замечает ваш взгляд и пренебрежительно осматривает вас с ног до головы. Вам делается неловко за то, что вы отправились в магазин в теннисных туфлях. Она скорее всего подумает, что вам не хватает денег на обувь. И, купив наконец свою вазу, вы быстренько смываетесь.

— А мораль такова: если вы делаете депиляцию на линии бикини, уточните, что именно вам нужно, и попросите оставить хотя бы узенькую полоску, иначе в противном случае получите безволосый, как у младенца, лобок, — заканчивает Дарси свою малопристойную байку, и все смеются. Кроме Декса, который качает головой, как бы желая сказать: ну и штучка моя невеста! — Ладно, я на минутку, — вдруг говорит Дарси. — Возьму текилы!

Когда она, оставив компанию, направляется к бару, я вспоминаю все минувшие дни рождения, которые мы праздновали вместе, все важные даты, к которым мы под-ходили сообща, и те, которых я достигала в одиночку, первой. Я раньше ее получила водительское удостоверение и право официально распивать спиртные напитки. Но сейчас все словно перевернулось. У Дарси впереди целое лето — неизменное преимущество всех рожденных осенью. Впрочем, возраст для нее не так уж много значит: когда ты помолвлена или замужем, тридцать лет — это самое оно.

Дарси стоит у бара, заигрывая с молодым, похожим на актера барменом, которого она, по собственному же при-знанию, наверняка бы окрутила, если б была одна. Словно Дарси может быть одна! В выпускном классе она как- то сказала: «Я не жду, я показываю товар лицом». Так оно и было. В школе, в колледже и потом, все эти годы, она никогда не оставалась без кавалера, и, как правило, вокруг нее, теша себя надеждой, увивалось сразу несколько парней.

Кстати, вот этого бармена могла бы подцепить и я. Я не особенно обременена моралью, тем более что месяца два уже ни с кем не встречаюсь. Конечно, это вовсе не то, чем может похвастаться тридцатилетняя женщина. Случайные связи — для двадцатилетних. Не то чтобы это закон. Но я всегда следовала путем добродетели, без всяких отклонений: хорошо училась в школе, с отличием окончила колледж, прошла вступительный тест на юридический факультет, отправилась учиться, а потом стала работать в крупной конторе. Никаких диких путешествий по Европе, сумасшедших историй, нездоровых плотских увлечений, секретов и интриг. А теперь, кажется, для всего этого уже не время, ведь моя цель сейчас — выйти замуж, родить детей и обрести уютный домик с гаражом, газоном и тостером, который поджаривает четыре хлебца за один раз.

И потому я чувствую некое беспокойство по поводу своего будущего и определенные сожаления по поводу прошлого. Говорю себе, что завтра будет время поразмышлять, а сейчас надо веселиться. Это не представляет трудностей для внутренне дисциплинированного человека. А я чрезвычайно дисциплинированна — в детстве за уроки садилась даже в пятницу вечером, придя из школы, а став взрослой женщиной (начиная с завтрашнего дня я теряю право именоваться «девушкой»), каждый вечер исправно чищу зубы и по утрам аккуратно застилаю постель.

Дарси возвращается со стаканами. Декс пить отказывается, так что обе порции достаются мне. Прежде чем я это осознаю, события принимают какой-то безумный оборот — так всегда бывает, когда ты, незаметно напившись, теряешь счет времени и происходящее видится тебе в искаженном виде. Дарси, очевидно, достигла этой стадии еще раньше, поскольку сейчас она танцует на стойке бара. Изгибается и вихляется в своем коротеньком алом платье, на десятисантиметровых шпильках.

— Красуется на твоей вечеринке! — шепчет Хиллари, моя ближайшая коллега. — Бессовестная!

Смеюсь:

— Да-а... Это в ее стиле.

Дарси издает вопль, хлопает в ладоши и зовет меня с таким выражением лица, которое не оставит равнодушным ни одного мужчину, который хотя бы раз в жизни воображал себе женский междусобойчик.

— Рейчел! Рейчел! Давай сюда!

Разумеется, она знает, что я не пойду! Танцевать на столе? Единственное, что из этого выйдет, — полет вверх тормашками. Улыбаюсь и качаю головой. И жду, что Дарси выкинет дальше. Она крутит бедрами, медленно изгибается, резко распрямляет спину, ее длинные волосы рассыпаются по плечам. Эти телодвижения напоминают мне, как замечательно она в детстве подражала Тауни Китайн, героине фильма «И вот я снова здесь»: задирала ноги на капот отцовского «БМВ», к великой радости соседских мальчишек. Смотрю на Декса. Видно, что он не может решить, нравится ему это зрелище или нет. Несомненно, терпения у него в избытке. Этим мы с ним похожи.

— С днем рождения, Рейчел! — вопит Дарси. — Давайте за нее выпьем!

Что все и делают. Не сводя глаз с Дарси.

Минутой позже Декс стаскивает ее со стола, забрасывает к себе на плечо и ставит одним легким движением на пол рядом со мной. Ясно, что он проделывал это и раньше.

— Все в порядке, — говорит он. — Я везу домой своего маленького любителя устраивать вечеринки.

Дарси проливает вино на стойку и топает ногой.

— Ты мне не указчик, Декс! Так ведь, Рейчел? — Утверждая свою независимость, она оступается и выплескивает мартини Дексу на ботинки. Он морщится.

— Зря стараешься, Дарси. Никому, кроме тебя, не смешно.

— Ладно, ладно. Я иду... что-то мне нехорошо, — говорит она. Видимо, ее мутит.

— С тобой все в порядке?

— Не беспокойся, я в норме, — отвечает она, разыгрывая этакую отважную маленькую девочку. Благодарю ее за вечер, говорю, что получился настоящий сюрприз — это неправда, ведь я давно знала, что Дарси выложила целое состояние, чтобы приобрести новое платье к моему дню рождения, снять забегаловку и пригласить не только моих, но и своих друзей. Но тем не менее очень мило с ее стороны устроить такой праздник, и я благодарна ей за это. Она — такой человек, который все вокруг делает особенным. Дарси крепко обнимает меня и говорит, что на все для меня готова и что ей было бы очень скверно без верной подружки, которая заменяет ей несуществующую сестру. Она плачет; так всегда бывает, когда Дарси выпьет лишнего.

Декс отталкивает ее.

— С днем рождения, Рейчел. Созвонимся завтра. — И целует меня в щеку.

— Спасибо, Декс, — говорю я. — Спокойной ночи.

Наблюдаю, как он выводит ее на улицу и поддерживает под локоть: ей приходит в голову прогуляться по бордюру. Как приятно, когда о тебе кто-то заботится! Можно напиться в полной уверенности, что тебя в целости и сохранности доставят домой.

Чуть позже Декс вновь появляется в баре.

— Дарси потеряла сумочку. Говорит, оставила ее здесь. Такая маленькая, серебристая. Не видела?

— Новенькую сумочку от Шанель? — Я качаю головой и смеюсь. Это совершенно в духе Дарси — терять все подряд. Обычно я подбираю ее вещи, но на этой вечеринке мои обязанности отчасти вылетели у меня из головы. Конечно, я помогаю Дексу в его поисках и наконец обнаруживаю сумочку под табуретом у стойки. Декс тут же собирается уходить, но его приятель Маркус, один из шаферов, уговаривает его остаться:

— Ну же, старик, посиди еще немножко!

Декс звонит домой, и Дарси милостиво разрешает ему повеселиться без нее. Хотя, возможно, думает, что это нереально.

Постепенно гости расходятся, на прощание поздравляя меня еще раз; мы с Дексом пересиживаем всех, даже Маркуса. Сидим у стойки и болтаем с барменом, у которого татуировка «Эми» и никакого интереса к женщинам в возрасте. В три мы решаем, что пора идти и нам. Ночь скорее летняя, чем весенняя. Теплый воздух внушает мне внезапную надежду, что летом я встречу хорошего парня.

Декс ловит такси, но, когда оно останавливается, вдруг спрашивает:

— Может быть, заглянем еще в одно местечко?

— Давай, — отвечаю я. — Почему бы нет?

Мы садимся, и Декс просит таксиста просто ехать вперед. Он соображает, куда бы нам отправиться. В конце концов мы высаживаемся около бара на пересечении Седьмой улицы и Би-авеню, сокращенно именуемого «Севен-би». Место не самое спокойное — «Севен-би» полон табачного дыма. Но мне там все равно нравится — не слишком роскошно и без всяких претензий. Бар недорогой. Проходим на свободное место.

— Садись, а я сейчас. Что тебе принести?

Говорю, что мне безразлично, сажусь и жду его. Наблюдаю, как у стойки он разговаривает с девушкой в штанах цвета хаки и топике с надписью «Падший ангел». Она улыбается и кивает. Тихонько звучит «Омаха». Меланхоличная и в то же время веселая песня. Через минуту возвращается Декс. Он принес пиво.

— «Ньюкасл», — сообщает он, улыбается, и вокруг его глаз появляются лучики. — Любишь?

Я киваю. И тоже улыбаюсь.

Боковым зрением вижу, как Падший Ангел поворачивается на своем табурете и смотрит на Декса, внимательно изучая его грубоватые черты лица, волнистые волосы, полные губы. Дарси как-то сетовала, что Декс привлекает взглядов больше, чем она. В отличие от своей невесты он вызывает скрытый интерес. Затем Падший Ангел переводит взгляд на меня, явно удивляясь, что Декс нашел в этой немолодой особе. Надеюсь, она

сочла нас парочкой на свидании. Сегодня никто не узнает, что я — всего лишь гостья на грядущем свадебном торжестве.

Мы с Дексом болтаем о работе, о снятом на паях домике в Хэмптонсе (срок аренды начнется на следующей неделе) и о многом другом. Но не о Дарси и не о свадьбе, которая назначена на сентябрь.

Допив пиво, мы подходим к музыкальному аппарату, суем в него долларовые банкноты и ищем хорошую песню. Я выбираю «Путь через грозу». Это моя любимая песня, и я говорю об этом Дексу.

— Ага. Я тоже люблю Спрингстена. Была на его концерте?

— Да. Даже на двух. «Рожденный в США» и «Тоннель любви».

Хочу рассказать ему, что на концерт ходила вместе с Дарси, еще когда мы учились в школе, и мне пришлось уводить ее чуть ли не силой, хотя она всегда предпочитала «Пейзи» и Бон Джови. Но удерживаюсь. Потому что тогда он вспомнит, что ему пора домой, к ней, а мне не хочется оставаться одной в последние минуты своей молодости. Разумеется, я бы предпочла быть со своим парнем, но все же лучше Декс, чем никто.

«Севен-би» подводит итог всему. Мы заказываем еще пару пива и возвращаемся на свое место. Потом снова едем в такси, на Первую авеню. Декс говорит таксисту, что ему придется сделать две остановки, потому что мы живем по разные стороны Центрального парка. Он держит сумочку от Шанель — в его больших руках она кажется маленькой и неуместной. Я смотрю на серебристый циферблат его часов. Часы — подарок Дарси. Уже почти четыре утра.

Сидим тихо, минуем один квартал за другим, каждый смотрит в свое окно, но вот такси поворачивает, я съезжаю на середину сиденья, и мы соприкасаемся коленями. Декс внезапно целует меня. А может быть, это я его. Так или иначе, мы целуемся. Я

забываю обо всем. В какой-то момент Декс поднимает непрозрачное стекло между нами и шофером и в перерыве между поцелуями говорит таксисту, что остановка будет только одна.

Останавливаемся на углу Семьдесят третьей, около моего дома. Декс дает таксисту двадцать долларов и не дожидается сдачи. Мы выходим из такси, целуемся на тротуаре и еще раз — на глазах у консьержа Хосе. Целуемся, пока едем в лифте. Он прижимает меня к стенке кабины, и я сцепляю руки у него на затылке. Удивительно, какие мягкие у него волосы!

Вожусь с ключом и поворачиваю его не в ту сторону — руки Декса у меня на талии, его губы — на моей шее... Наконец дверь открывается, и мы начинаем целоваться посреди гостиной, держась друг за друга, потом натыкаемся на мою застеленную кровать и ударяемся о ее жесткую спинку.

— Ты пьяна? — шепчет он в темноте.

— Нет, — говорю я. Всегда отрицаешь, когда это правда! И хотя на самом деле я пьяна, в какое-то мгновение вдруг четко осознаю, что именно упустила я в молодости и так хотела обрести в зрелые годы. Приходит в голову, что и то и другое я могу получить сейчас, этой ночью, когда мне исполнилось тридцать. Декс будет моей тайной, моим последним шансом и в каком-то смысле предвестником того, кого я жду на самом деле. Думаю о Дарси, но она тут же отходит на второй план — под натиском куда более мощной силы, чем наша дружба и моя совесть.

Декс придвигается ко мне. Я закрываю глаза, открываю их и снова закрываю. А затем, как вы понимаете, занимаюсь любовью с женихом своей лучшей подруги.