Жених напрокат

Глава 5

Возможно, у меня вообще нет определенных предпочтений в отношении мужчин. Когда я размышляю о своих прошлых романах, то никакого законченного образа не складывается. Мне, конечно, трудно заниматься статистикой — ведь, не считая Брэндона в средней школе, у меня было всего три парня.

Впервые я начала встречаться по- настоящему на первом курсе колледжа. У нас было смешанное общежитие, и каждый вечер мы собирались в холле, чтобы позаниматься (или хотя бы сделать вид), поболтать и посмотреть «Беверли-Хиллз 90210» и «Мелроуз-Плейс». Случилось так, что я сильно влюбилась в Хантера Бретца из штата Миссисипи. Хантер был тощий и занудный, но я просто потеряла голову. Мне нравились его ум, его медленный ровный голос, его манера приподнимать брови во время разговора, как будто ему действительно было интересно то, что ему говорят. Моя соседка по комнате, Пэм, джерсийка с роскошной шевелюрой, говорила, что мои чувства — это «сплошная хреновина», но подбивала меня пригласить Хантера на свидание. Я этого не делала, но старалась упрочить нашу дружбу, упорно заставляя его переломить свою застенчивость и поговорить со мной о литературе или о кино. Я и в самом деле верила, что дела у меня с Хантером идут на лад, когда появился Джоуи Мерола.

Джоуи был полной противоположностью Хантеру — горластый, спортивного вида парень с оглушительным смехом. Он всегда приходил в холл весь мокрый, чтобы рассказать нам, как его команда сделала отчаянный рывок на последней секунде. Он был из тех ребят, которые гордятся тем, что они много едят и умудряются учиться в гуманитарном классе, не прочитав в жизни ни единой книги.

Однажды в четверг вечером Джоуи, Хантер и я засиделись в холле, ведя разговор о религии, смертной казни и смысле жизни — вещах, о которых, по моим представлениям, и должны беседовать студенты в отличие от Дарси и ее пустоголовых поклонников. Джоуи был атеистом и сторонником смертной казни. Хантер, как и я, был приверженцем методистской церкви и осуждал убийство в любом его проявлении. И никто из нас не представлял себе в точности смысла жизни. Мы говорили и говорили, и я уже преисполнилась решимости пересидеть Джоуи и остаться наедине с Хантером. Но в третьем часу ночи Хантер встал и набросил на плечи полотенце.

— Ну ладно, ребята, мне завтра с утра на лекции.

— Брось, парень. Плюнь на них. Я никогда не хожу на первые пары, — гордо сказал Джоуи.

Хантер засмеялся:

— Боюсь, мне все же придется пойти, раз я за них заплатил.

Этим он мне тоже нравился. Он сам платил за свое образование в отличие от большинства студентов в Дьюке, у которых были богатые родители. Хантер пожелал нам спокойной ночи, и я с тоской смотрела, как он уходит. Джоуи, не умолкая, продолжал трепаться — дескать, как здорово, что мы родом из Индианы, жили буквально бок о бок, и у нас у обоих там выросли отцы (его папа к тому же был запасным в местной баскетбольной команде). Мы стали вспоминать общих знакомых; Джоуи знал Блэйна, бывшего бойфренда Дарси, — читал о нем в спортивных известиях, и оба мы были знакомы с Трейси Парлингтон, весьма распущенной девицей из соседнего городка.

Наконец я объявила, что иду спать. Джоуи проводил меня наверх и поцеловал на лестничной площадке. Я подумала о Хантере, но поцеловала его в ответ, в восторге от того, что у меня есть возможность получить реальный опыт студенческой жизни. Аннелиза в это время встречалась с Грэгом, своим будущим мужем (и уже успела потерять невинность), а Дарси, по моим подсчетам, крутила романы сразу с четырьмя парнями.

На следующее утро я уже раскаивалась в том, что поцеловала Джоуи, — особенно когда увидела Хантера, который сидел в библиотеке, согнувшись над книгой. Однако недостаточно сильно для того, чтобы это помешало мне снова целоваться с Джоуи в выходные, в этот раз — в прачечной, где мы дожидались своей очереди. И так продолжалось до тех пор, пока все в нашем корпусе, включая Хантера, не узнали, что мы с Джоуи встречаемся.

Пэм страшно разволновалась и сказала, что Джоуи опередил Хантера и заполучил «самую клевую попку во всей общаге». Я написала Дарси и Аннелизе, рассказала им о своем новом парне, о том, как я «бросила» Хантера (что было правдой лишь отчасти), и о том, как я счастлива (на самом деле). У них был только один вопрос: собираюсь ли я идти до конца?

Мое отношение к сексу было двойственным. С одной стороны, я предполагала дождаться серьезной любви — которая придет, может быть, только в браке. Но с другой стороны, страшно хотелось узнать, почему вокруг этого всегда такая шумиха; мне не терпелось стать опытной и грешной. И поэтому, целых шесть недель 66 спустя, я отправилась в клинику при колледже и

вернулась оттуда с рецептом на противозачаточные пилюли, которые, по словам Дарси, не способствовали набиранию веса. Через месяц, вдобавок обезопасившись презервативом, мы с Джоуи это сделали. У него тоже все было впервые. На две с половиной минуты время остановилось. Дарси сказала, что когда она в первый раз занималась сексом с Карлосом, ощущала то же самое. И вовсе не было так больно, как пугала Аннелиза. Мне стало по-настоящему легко оттого, что это наконец случилось; я с гордостью готова была присоединиться к своим подругам, которые уже стали настоящими женщинами. Мы с Джоуи обнялись, лежа на нижнем ярусе кровати, и сказали, что любим друг друга. Наш первый раз был лучше, чем у большинства моих знакомых.

Но той же весной два тревожных сигнала сообщили мне, что Джоуи — вовсе не мужчина моей мечты. Во-первых, он вступил в студенческую организацию и отнесся к этому чересчур серьезно. Однажды, когда я поддразнила его насчет «секретных знаков», он сказал, что если я не уважаю организацию, то не уважаю и его. Скажите пожалуйста! Во-вторых, Джоуи был помешан на баскетболе, готов был спать в палатке возле касс, чтобы получить билет на большую игру, раскрашивал лицо в синий цвет и прыгал как сумасшедший вместе с другими фанатами «Кэмерон крэйзи». Все это было чересчур, но я думаю, что была бы снисходительнее к его энтузиазму, будь он родом из Нью-Хэмпшира или какого-нибудь другого штата, где не так сильно любят баскетбол. Но он приехал из Индианы. Его отец играл за тамошнюю команду, и девизом Джоуи как болельщика было «Я люблю Университет Дьюка с самого начала и особенно Бобби Харли, потому что однажды он выпивал с моим отцом». Я закрывала глаза на все это, и мы оставались вместе еще два года.

Однажды вечером, после того как «Уэйк-Форест» выиграл у команды Дьюка всухую, Джоуи пришел ко мне злой как черт. Мы начали ссориться. Поводом послужили сущие пустяки: он сказал, что я храплю и раскачиваю кровать, когда ворочаюсь (а как бы вы сумели не раскачивать двухъярусную кровать?). Я пожаловалась, что он периодически путает наши зубные щетки («и это ты мне говоришь?»), потом мы начали обвинять друг друга в более тяжких грехах. Остановиться было уже невозможно. Он назвал меня занудной зубрилкой, я его — мартышкой, которая искренне верит в то, что рожа, раскрашенная синей краской, приведет команду к победе. Он посоветовал мне сбавить обороты и вспомнить об элементарных приличиях, прежде чем лезть на стену.

На следующий день Джоуи пришел с очень торжественным видом, и его характерное вступление «нам надо поговорить» разительно отличалось от слов «мы всегда будем вместе». Я была более удивлена, нежели огорчена, но согласилась, что, может быть, нам действительно стоит идти по жизни в одиночку — то есть фактически поискать себе других партнеров. Мы пообещали, что навсегда останемся друзьями, даже несмотря на то что, как я знала, у нас для этого было слишком мало общего.

Я не пролила и слезы, пока не увидела, как на вечеринке он держит за руки первокурсницу Бетси Уингейт. Мне бы не хотелось, чтобы он снова взял меня за руку — я знала, что испытаю от этого лишь грусть и обиду. И горечь при мысли о том, что я упустила Хантера, у которого теперь в подружках такая же интеллектуалка, как и он сам.

В редких случаях, когда мы как бы менялись ролями, я звонила Дарси, ища у нее утешения. Все же родственные души. Она советовала мне не оглядываться назад, говорила, что у меня в любом случае останутся хорошие студенческие воспоминания, которых, возможно, не было бы в случае с Хантером. И вдобавок связь с ним понизила бы мой социальный статус.

— Кроме того, — говорила она, — с Джоуи ты научилась основам традиционного, незамысловатого секса. А это ценный опыт.

Аргумент в ее духе. Думаю, он мне помог.

Я продолжала надеяться, что Хантер расстанется со своей подружкой, но этого не произошло. Больше в колледже я ни с кем не встречалась, так же, как и в университете. Долгий период воздержания завершился, когда возник Нат Менк.

Ната я встретила на вечеринке, когда только начала учиться на юридическом факультете, но последующие три года мы лишь изредка беседовали и здоровались при встрече. Затем вместе попали на один и тот же семинар «Полноправная личность: закон и общество в эпоху индивидуализма». Нат часто выступал с докладами, но не для того чтобы полюбоваться собой, как это делала половина студентов. Ему действительно было что сказать. Когда однажды в перерыве я сделала несколько замечаний, он спросил, не хотела бы я продолжить обсуждение этой проблемы в столовой. Он заказал себе черный кофе, и я, помнится, сделала то же самое, потому что это выглядело куда солиднее, чем кофе со сливками и сахаром. Потом мы долго гуляли по окраинам, заходили в видеосалоны и букинистические магазины, затем пошли обедать, и еще до исхода дня нам стало ясно, что мы — настоящая парочка.

Было страшно начинать сначала, но почти все в Нате меня покоряло. Нравилось его лицо. Спокойный взгляд. В нем было что-то азиатское, несмотря на светлые волосы и кожу, Меня притягивал его характер. Нат был мягок, но у него была сильная воля, он был способен на дерзость и даже агрессию. По сравнению с Джоуи, который кипел страстью только когда болел за свою команду, Нат был совершенно нормальным, к тому же активным в постели. Хотя до меня у него было мало женщин, он казался очень опытным и частенько подбивал меня на что-нибудь новенькое. Всегда запоминал, что мне нравится, и умело использовал это в следующий раз.

Мы с Натом окончили университет и провели лето в городе, готовясь к экзаменам. Каждый день мы ходили в библиотеку, делая перерывы только на сон и еду — час за часом, день за днем, неделю за неделей вбивали себе в головы тысячи статей, параграфов, фактов и теорий. Мы оба были движимы не столько желанием преуспеть, сколько всеобъемлющим страхом провалиться. Нат говорил, что мы совсем как дети. Это суровое испытание сблизило нас. Мы оба страдали и находили утешение друг в друге.

Но только одному из нас улыбнулось счастье. Нат начал работать помощником прокурора округа в Квинсе, а я попала в юридическую контору в Мидтауне. Он любил свою работу, я же ненавидела. В то время как Нат беседовал со свидетелями и готовил дела к слушанию, я была обречена на то, чтобы перебирать бумаги — самую непрестижную для юриста обязанность. Каждый вечер сидела в конференц-зале, изучая кипы документов в бесчисленных картонных коробках, сверяла даты и думала: «Это письмо, одно из многих в бесконечной тяжбе, было отпечатано, когда я получила водительские права». Все казалось совершенно бессмысленным.

Моя жизнь была тусклой во всем, кроме отношений с Натом. Я все больше и больше относилась к нему как к единственному источнику отдохновения, часто говорила, что люблю его, и чувствовала больше облегчения, чем радости, когда слышала то же самое в ответ. Я начала подумывать о свадьбе, даже заговаривала о наших будущих детях и о том, где мы будем жить.

Как-то вечером мы отправились в бар послушать фолк певицу из Бруклина — Кэрли Вайнштейн. После концерта, когда она с нежностью молодой матери отложила гитару, я, Нат и еще несколько человек заговорили с ней.

— У вас прекрасные песни, что вас вдохновляет? — спросил ее Нат, расширяя глаза.

Я была удивлена, потому что точно так же он смотрел на меня во время нашей первой встречи за чашкой кофе. И еще больше обеспокоилась, когда он купил ее диск. Она не была так уж хороша. Должно быть, они встретились через неделю, потому что был один вечер, когда он не брал трубку до поздней ночи и так и не объяснился. Я боялась спросить, где его носило. Была уверена, что знаю ответ. Он переменился. Смотрел на меня иначе, с отсутствующим видом, и думал о своем. Разумеется, вскоре после этого у нас состоялся серьезный разговор. Нат был очень откровенен.

— Я люблю другую, — сказал он. — А я ведь обещал, что поставлю тебя в известность.

Я хорошо помнила наше взаимное обещание. Помнила, как мне нравился мой решительный тон, когда я говорила ему, что если он кого-нибудь полюбит, то должен будет честно мне сказать, и я это переживу. Конечно, тогда я и не думала, что такое когда-нибудь случится на самом деле. Хотелось бы мне взять назад все свои наставления и сказать Нату взамен, что я предпочту красивую ложь горькой правде. Пусть бы он соврал, что ему просто захотелось новых ощущений.

— Это Кэрли? — спросила я, и у меня перехватило горло.

Он, казалось, был удивлен.

— Откуда ты знаешь?

— - Могла бы предположить, — сказала я, не в силах подавить рыдания.

— Мне очень жаль, — сказал он, обнимая меня. — Так не хочется причинять тебе боль, но я должен быть с тобой честным. Ведь я тебе обещал.

Стало быть, у него появилась другая, и вместе с тем он хотел проявить благородство. Я пыталась разозлиться, но как можно сердиться на человека за то, что он не хочет быть с тобой? Я дулась, набирала вес и проклинала мужчин.

Нат звонил мне в течение нескольких следующих месяцев после нашего разрыва. Я знала, что это простая любезность, но его звонки внушали мне ложную надежду. Никогда не могла удержаться от того, чтобы не расспросить про его нынешнюю подружку.

— Кэрли славная, — говорил он застенчиво. А однажды сказал: — Она переехала ко мне. Думаю, что мы поженимся. — И тут его голос упал.

— Поздравляю. Здорово. Я действительно рада.

— Спасибо, Рейчел. Приятно слышать это от тебя.

— Да. Удачи и все такое, но не думаю, чтобы тебе стоило звонить еще. Хорошо?

— Понял, — сказал он и, возможно, был рад моим словам.

После того разговора я больше не виделась с Натом. Не уверена, что они действительно поженились, но иногда, покупая музыкальные диски, ищу имя Кэрли Вайнштейн. Впрочем, дисков у нее было немного.

Оглядываясь в прошлое, спрашиваю себя: действительно ли я любила Ната — или мне импонировала стабильность наших отношений? Думаю, что во многом мои чувства к нему проистекали из того, что я ненавидела свою работу. Весь этот кошмарный год, начиная с выпускных экзаменов, Нат был моим единственным прибежищем. А иногда такие отношения становятся очень похожи на любовь.

После разрыва с Натом прошло немало времени. Я сбросила вес, сменила прическу и стала ходить на свидания со случайными парнями. В худшем случае они были ужасны. В лучшем — просто неприятны и быстро забывались. Потом в баре, в Сохо, я встретила Алека Каплана. Мы были там с Дарси и ее друзьями по работе, когда он со своей компанией подошел к нам. Алек, конечно, сначала стал ухаживать за Дарси, но она переправила его ко мне. В буквальном смысле. Слегка подтолкнула в спину и твердо наказала: «Поболтай лучше с моей подругой». С ее точки зрения, это был верх самоотверженности. Даже встречаясь с Дексом, она не собиралась отказываться от мужского внимания.

— Он классный, — шепнула Дарси. — Так что давай.

Она не ошиблась, Алек был классный. Но с другой стороны, он помешался на своем имидже. Он был из тех парней, кто, отвергнув образ «настоящего студента», сменяет потертые кепки, футболки с эмблемой клуба, плетеные кожаные пояса на стиль крутого городского парня «чуть за двадцать»: дорогие, изысканно помятые безрукавки, облегающие черные брюки и уйма геля для волос. Он сыпал анекдотами о «мужике, который пришел в бар» (не смешными), заказывая выпивку, бросил на стойку стодолларовую купюру и громко сообщил бармену, что, к сожалению, мелких у него нет. Короче говоря, мы с Дарси решили между собой, что он просто из кожи вон лезет.

Но Алек был довольно симпатичный, забавный и достаточно приятный. Поэтому, когда он попросил у меня телефон, я не стала ломаться. И когда он позвонил и пригласил меня пообедать, я пошла. И когда он четыре дня спустя, извлекая из кармана презерватив, предложил мне переспать, я внутренне вздрогнула, но согласилась. У него было классное тело, но удовольствие получилось из средних — в процессе я думала о чем угодно, в том числе и о работе. Много раз была на грани того, чтобы порвать с ним, но Дарси уговаривала меня дать ему еще один шанс, напоминая, что он богатый и «крутой». Богаче и круче, чем Нат, имелось в виду. Как будто это была точка отсчета!

А однажды вечером Клэр увидела, как он целуется с некоей миниатюрной и, судя по всему, доступной блондинкой. Едва девушка ушла, Клэр налетела на него с угрозами, что, если он не сознается в измене, она сама мне все расскажет. На следующий день Алек позвонил и начал оправдываться. Сказал, что возвращается к своей бывшей подружке (это и была, полагаю, та самая блондинка). Поскольку я и так уже намеревалась с ним расстаться и он был мне безразличен, я даже не стала утруждать себя окончательным выяснением отношений. Просто сказала, что все в порядке, и пожелала ему удачи. Вот и все.

Сейчас я иногда встречаю Алека в нью-йоркском спортивном клубе неподалеку от моего офиса. Мы не стесняемся друг друга — однажды я занималась на тренажере бок о бок с ним, нимало не беспокоясь о том, что лицо у меня все горит и что на мне мой потертый серый свитер (Дарси говорит, что его нельзя носить на людях). Пользуясь случаем, перебросились парой слов. Я расспросила о его девушке, а он сказал, что они собираются съездить на Ямайку. Мне вовсе не трудно было с ним общаться — еще один явный признак того, что по-настоящему я даже не считала Алека своим парнем. Но поскольку я с ним спала (и считала себя женщиной, которая спит с мужчиной только при наличии более или менее прочных отношений), то занесла его в этот несчастливый список.

Вспоминаю трех своих бойфрендов — трех мужчин, с которыми у меня был роман после двадцати, — и думаю, что между ними общего. Ничего. Никаких сходных черт, будь то внешность, цвет волос, фигура или характер. Только одно их роднит: все они со мной спали. А потом бросали меня. Я играла пассивную роль. Ждала Хантера, а получила Джоуи. Ждала настоящей любви с Натом. И дождалась, что чувства ослабли. Ждала, пока Алек уйдет и оставит меня в покое.

А теперь Декс. Номер четвертый. И я все еще жду.

Жду, пока все пройдет.

Жду его свадьбы в сентябре.

Жду того, кто заставит меня испытать то же чувство, которое я переживала, наблюдая за ним, спящим в моей постели ранним воскресным утром. Того, кто не помолвлен с моей лучшей подругой.