Жизнь экспромтом

ГЛАВА 15

На следующее утро в шесть тридцать она ехала на машине вниз по Лавровому каньону. Крепкая задним умом, она всю ночь, не переставая, укрепляла свою оборону. По существу, в ней уже говорил даже не задний ум, а сверхзадний, суперзадний, экстразадний. О чем она себе думает, согласившись на работу помощницей фотографа? Разве для этого она три года училась в университете и получила английский диплом? Разве для этого она восемь лет после этого карабкалась по журналистской лестнице? Неужели только затем, чтобы таскать за кем-то треножники и подвесные камеры? Она умеет писать тематические статьи. Вполне себе профессиональная журналистка, которая распрямляет себе кудри и одевается в брючные костюмы. Ну, то есть, когда она поступила на работу в «Жизненный стиль», то стала одеваться в юбки и очаровательные высокие сапоги от «Рассел и Бромли». Но тут ей пришлось сделать самой себе маленькое уточнение: она когда-то была автором тематических статей. А сейчас она нелегальная эмигрантка, вынужденная работать за поденную плату наличными, собирать волосы в малопривлекательный хвост и носить старые джинсы, непритязательные спортивные пуловеры и страшного вида спортивные тапки.

По радио зазвучал мотив Стинга «Англичанин в Нью-Йорке», и она, переделав слова, принялась подпевать ему «Англичанка в Лос-Анджелесе» сквозь стиснутые зубы, потому что одновременно изо всех сил сжимала руль взятой напрокат у Риты «Жар-птицы» и ни на минуту не могла отвлечься от дороги, которая все время шла вниз и отчаянно петляла, так что ее нога просто приросла к тормозной педали. Черт-знает-что-такое-черт-знает-что-такое-черт-знает-что-такое. Она сидела в самом любимом приобретении своей лучшей подруги — две тонны небесно-голубого с белым металла, имеющего около тридцати футов в длину и десять в ширину. Разница, как небо и земля, по сравнению с бывшим Ритиным «Мини».

Впереди, перед самым носом, возник светофор. Он был красным. Фрэнки начала молиться, чтобы он переключился и она смогла бы беспрепятственно вместе с потоком машин повернуть направо. Ее молитвы остались без ответа. Ч-ч-ч-е-р-р-т! Она изо всех сил нажала на тормоза, и ее занесло в самый центр движения, прямо в начало длинной очереди машин. Ей казалось, что на нее смотрит весь мир. Несмотря на раннее утро, шоссе было забито, как в час пик: два ряда поворачивали направо, четыре ряда двигались вперед, два ряда поворачивали налево. У нее не оставалось никаких путей отступления, она могла теперь ехать только вперед.

— Перестраивайся вправо, перестраивайся вправо… — как мантру, повторяла она прощальное напутствие Риты. Позади нее стоял огромный внедорожник с какими-то огромными супернакрученными колесами и угрожающе сигналил.

— О, черт!

Кажется, Рита что-то говорила о том, что можно повернуть направо на красный свет. А может, ей так показалось? Она не могла вспомнить. Некоторое время она колебалась. Сзади уже слышался целый оркестр сигналов. О, будь что будет. Изо всех сил вцепившись потными руками в руль, она нажала на газ и рванула вперед. «Спасайтесь кто может, на улицу выехала не имеющая страховки англичанка!» — пробормотала она сквозь зубы. Потом резко взяла вправо и на бешеной скорости рванула по бульвару Заходящего Солнца. Фью, дело сделано. Одно неверное движение — и она поцеловалась бы с чьим-нибудь бампером, стала бы виновницей ДТП, была бы оштрафована на миллионы… Через некоторое время, продолжая двигаться к студии, она еще больше растравила свое воображение: ее бы приговорили к десяти годам тюрьмы за неосторожную, безрассудную езду.

Парковка тоже была набита до отказа. Огромные грузовики с осветительным оборудованием, прицепы с разного рода опорами, десятки типов машин с четырьмя ведущими колесами и множество американских марок, которых она вообще не знала по имени, — все они занимали каждую пядь свободного пространства, кроме крошечного пятачка в углу, имеющего вывеску «По договору». Хорошо, она снова выехала на улицу. Такое впечатление, что ей приходится управлять круизным лайнером. Минут пять она покрутилась вокруг стоянки, внимательно глядя по сторонам, где бы припарковаться, и все больше впадала в отчаяние, а заодно и в панику. Время приближалось к восьми: меньше всего на свете ей хотелось сегодня опаздывать.

В последний раз она окинула глазами стоянку, ища в ней хоть какие-то проблески жизни. Одну минуточку… В зеркало заднего обзора ей внезапно попалась кремовая «Хонда», выезжающая со стоянки в дальнем конце. Ура! Со вздохом облегчения она взялась за ручку переключения скоростей, дала задний ход и нажала на акселератор. Машина слегка завыла и застонала. Вот сюда… ближе… еще ближе…

Внезапный толчок бросил ее вперед, удержав только на ремнях безопасности. Одновременно раздался скрежет металла и звон разбитого стекла.

— Какого этого самого?..

Она посмотрела в зеркало. И просто не могла поверить собственным глазам. В задний бампер ей впилился какой-то огромный грузовик. Эмоции полились из нее рекой, как из бутылки теплого шампанского. Прежде всего злость. Какой полнейший идиот!.. Водитель, очевидно, пытался захватить облюбованное ею пространство и врезался прямо в нее. Он что, не видел, как она дает задний ход? Да куда он вообще смотрел! Это наверняка мужчина. Она понимала, что рассуждает, как сексистка, но ничего не могла с собой поделать: в данных конкретных обстоятельствах ей наплевать на политическую корректность. Ее машина разбита. Да у нее самой нервный шок! Ее гнев перерос в ужас — она разбила Ритину гордость и радость! Рита ее за это убьет. Потом наступила паника: она же не застрахована, что ей теперь делать? И наконец пришел черед обыкновенного страха: каким образом она сможет оплатить расходы по ремонту?

Она склонилась к рулю и положила голову на руки. И снова почувствовала, как из глаз у нее полились слезы. Когда ей уже казалось, что все самое худшее, что может в ее жизни случиться, уже позади, случилось такое. Она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить нервы, и услышала, как позади хлопает дверца грузовика. С мыслью о неминуемом возмездии она слушала, как по асфальту топают шаги, как они приближаются…

— Ты что, абсолютный идиот? — Мужчина не говорил, а кричал.

Ей хотелось спрятаться. Но она не могла.

Удар кулаком в боковое стекло заставил ее вздрогнуть.

— Ты что, совсем спятил? Ты меня что, не видел?

Дрожа от страха, Фрэнки подняла голову и посмотрела на сердитого водителя. Она знала, что не виновата в происшествии, но чувствовала себя так, словно это ей придется извиняться. Взглянув через стекло, она тем не менее передумала.

— Вы.

Свои собственные слова она слышала, как в тумане. Она просто не могла поверить собственным глазам. Такого просто не может быть!.. Это невозможно!.. И тем не менее это было так. Это был он.

Фрэнки сидела как оглушенная. Из всех людей в Лос-Анджелесе она снова ухитрилась натолкнуться на этого чертова американца из аэропорта — в прямом и переносном смысле. После минутного молчания она обрела дар речи.

— Я должна была сразу догадаться, что это вы. У вас что, такая привычка, таскать вещи из-под носа у других людей? — Она твердо решила ни в коем случае не извиняться.

— Что-что? — Через стекло ему было плохо слышно.

Она опустила стекло.

— Мое место. — Она махнула рукой на незанятое парковочное место, которое стало причиной инцидента. — Вы снова хотели украсть мое место, не правда ли? — Она больше не позволит ему перевалить всю вину на себя, хотя дважды это ему удавалось очень успешно.

— Что? Что это вы несете? Это не ваше место! И вообще надо смотреть, куда едешь. Если не умеете водить, то лучше вообще не садиться за руль такого музейного экспоната! — Он с отвращением посмотрел на Ритину «Жар-птицу», задний бампер которой стал теперь гораздо меньше напоминать распущенный птичий хвост и превратился скорее в хвост повыдерганный и поджатый. На земле лежали куски разбитого металла. Хлопья краски устилали асфальт, как конфетти.

— Вы же знаете, что я тут ни при чем. Это ваша вина, что вы не смотрели, куда едете. — Она посмотрела на него, стараясь держаться храбро, хотя на самом деле у нее тряслись коленки. На нем снова была надета его дурацкая шляпа. Ничего удивительного, что он ничего перед собой не видит.

Он ухмыльнулся.

— Эй, послушайте, разве это я наехал на вас задним ходом?

— Нет, вы наехали на меня передним ходом.

Они впились друг в друга глазами. У них снова начинался очередной психологический поединок. С тоской вздохнув, он снял шляпу и пробежал пальцами по растрепанным волосам. Это уже становилось привычкой. Дурной привычкой.

— Слушайте, я не могу тут стоять с вами бесконечно и спорить. У меня работа.

— У меня тоже, — возразила Фрэнки. Черт. Работа. Она уже почти про нее забыла.

— Таким образом, я полагаю, что нам надо обменяться телефонными номерами. Для улаживания проблем по страховке. — Последнее слово он особенно подчеркнул.

Фрэнки почувствовала, как у нее сжимается желудок. С ее английским акцентом он наверняка имел все основания подозревать, что она не застрахована. Она смотрела, как он шарит в заднем кармане своих выцветших «левайсов», на два размера больше, чем надо, потом в кармане потасканной кожаной куртки с дырой на одном рукаве, и решила сблефовать. Она не скажет ему правду, с какой стати? Их отношения вряд ли можно назвать дружественными. Ему, скорее всего, доставит величайшее удовольствие позвать копов и упрятать ее в тюрьму. От этой мысли ее внутренности похолодели. Перспектива представлялась не такой уж нереальной, и дело тут не в ее разыгравшемся воображении, а в самом настоящем предчувствии.

В конце концов он нашел какую-то старую шариковую ручку с обгрызенным концом. Она посмотрела на нее. Очень хорошо, что у него такая ручка. Перед ее мысленным взором блеснул образ другой ручки фирмы «Мон Блан», которую Хью всегда держал во внутреннем нагрудном кармане своего пиджака.

— Итак, как ваше имя?

— Фрэнки… Фрэнки Пиклз. — Потом она назвала номер Ритиного телефона, чувствуя, как от стыда ее лицо заливается краской.

Он накорябал его на внутренней стороне спичечного коробка, а затем, оторвав от него кусочек, точно так же накорябал свое. И протянул его через окно.

— А это мое.

Она взяла его дрожащей рукой и бросила взгляд на написанное. И тут только до нее дошло. Неожиданно аккуратным почерком, хотя и расплывшимися чернилами, там был выведен телефон, а под ним имя: Рилли. У нее упало сердце. Это был ее новый босс.

…В студии было полно народу и царила муравьиная суматоха. «Крутые парни» с пивными животиками и в майках с эмблемами хэви-метал взбирались на подмостки высотой двадцать футов, в то время как тощие «инфернальные личности, выходцы с того света» с черными повязками на лбу и татуированные черепом и костями монтировали осветительную аппаратуру стоимостью в сотни тысяч долларов. Скелетоподобные стилисты, с головы до пят во всем черном, сновали по всему павильону с ворохами одежды в руках, а художественные ассистенты разгружали инвентарь и паниковали по поводу того, что, возможно, они что-то забыли. В дальнем углу павильона команда визажистов суетилась со своими губками и тональными кремами.

Подальше от опасных зон разместились директор, продюсер и заказчики. С царственным величием они сидели на высоких парусиновых стульях и обозревали разворачивающуюся у них перед глазами сцену. При этом они обсуждали «концепции» и «фирменное лицо продукта», пили кофе со сдобными булочками и пончиками, которые поставлялись сюда Ширлином — разорившимся техасцем, который сперва работал в аэрофлоте, а потом стал возглавлять отделение общественного питания в Голливуде. Ширлин уже давно работал с особо влиятельными директорами Западного побережья и хорошо знал их вкусы: он всегда заранее, с вечера, загружал свой прицеп свежими продуктами от фирмы «Криспи Крем Донат» на улице Ван Нуис.

Сегодня компания «Пасифик продакшн» снимала рекламный ролик для продвижения нового, «абсолютно натурального» зернового продукта, который по каким-то причинам требовал антуража джунглей, пары настоящих львов (которые без устали мерили шагами свои клетки и провожали голодными глазами каждого проходящего мимо них человека, в то время как дрессировщик, лысеющий мужчина лет пятидесяти, осторожно кормил их сквозь прутья белыми мышами) и одетого Тарзаном актера. Будучи новичком в этом деле, Фрэнки не могла взять в толк, какая связь существует между всеми этими предметами и зерновым продуктом, но ведь ей и не платили пятьсот тысяч долларов за то, чтобы она брала это в толк. Вместо этого ей платили сто пятьдесят долларов за то, чтобы нагруженную, как ослицу, двумя треножниками, тремя рефлекторами, сумкой для камеры, чемоданом с лампочками и бог знает сколькими рулонами пленки, ее можно было бы гонять в хвост и гриву по всему павильону.

Чувствуя себя как новичок в школе, она нервно отошла в сторонку и разглядывала павильон, который разворачивался перед ней, как огромный самолетный ангар. Все здесь было для нее совершенно незнакомым. Она жадно рассматривала всех этих серьезных, очень занятых людей. Таких уверенных в себе. Таких устрашающих.

— О, привет! — К ней подкатила женщина породы Ла-Ла, одетая в штаны хаки (размер не иначе как нулевой) и завязанную на невообразимо тоненькой талии белую рубашку. Она была оснащена по всем правилам производственной техники: планшет для записей, пейджер, уоки-токи. А ведь ей, по всей видимости, не более девятнадцати. Фрэнки мельком глянула на нее и немедленно пожалела о своем решении явиться на работу в старых джинсах, как на воскресную загородную прогулку. Вместо того чтобы выглядеть, как временный работник, то есть модно и привлекательно (например, как мисс Хаки), она выглядит как старомодная, непривлекательная и бесформенная старая калоша. — Меня зовут Тина, я из производственного отдела. — Очевидно, работа Тины заключалась в том, чтобы встречать и приветствовать всех вновь пришедших в съемочный павильон. Она просто излучала доброжелательность. Создавалось впечатление, что раньше она работала продавщицей в магазине и усвоила все профессиональные приемы. — А вы ассистентка Рилли?

— Да, — с обидой в голосе произнесла Фрэнки.

Ассистентка Рилли! Эти слова — просто пощечина для ее эго. Она испытывала жгучую боль от того, что из всех фотографов Лос-Анджелеса она ухитрилась угодить в ассистентки именно к нему. Ей казалось, что она этого не переживет. Особенно когда ей пришлось стоять на улице возле его грузовика и, не говоря ни слова, терпеливо сносить, как он грузил ее, как шерпу. Она, конечно, понимала, что он делал это не из плохих побуждений и в конце концов тоже взял внушительную ношу (гораздо более внушительную, чем нагрузил на нее), но ничего не могла с собой поделать. Она хотела сказать ему, чтобы он подавился своей работой, чтобы отправил ее туда, куда даже солнце не заглядывает, но ей пришлось проглотить свою гордость и отправиться вслед за ним. Ей очень нужны были деньги. И сейчас более, чем когда-либо.

Своим стильным квадратным ногтем Тина прошлась по списку имен в своем планшете и напомнила Фрэнки одну из тех красивых девушек, которые стоят возле охранников у дверей торгующих наркотиками баров в Сохо и с наглым видом объявляют дрожащим клиентам, не имеющим счастья водить компанию с разными Робби Уиллиамсами и Бобби Ричардсами, что они «в списке не значатся» и поэтому им вход запрещен. Но Тина совсем не была похожа на сволочную и зловредную англичанку. Она была полной энтузиазма и доброжелательной американкой.

— Чудесно! — зачирикала она, черкнув какую-то закорючку в своем планшете. — Ваше место возле декораций джунглей, и поэтому… — Тут ее слова были прерваны назойливым прерывающимся бибиканьем пейджера. — О да, мужчина, — выдохнула она, хватаясь за голову и без всякого перехода переходя от радости к трагедии, как плохая начинающая актриса. — Мне срочно нужно в костюмерную. Подождите здесь. — Она отчаянно взмахнула рукой по направлению к клеткам со львами и устремилась через павильон, громко разговаривая по уоки-токи и пытаясь добиться правильного соотношения между «крайней озабоченностью» и «полным самообладанием».

Возле клеток со львами? Фрэнки заколебалась. Наступал момент истины. Она должна выглядеть так, словно знает, чего она хочет и зачем сюда попала. Добиться этого состояния было не так-то просто. Она нервно посмотрела на царей джунглей, которые облизывали свои лапы и смотрели на нее голодными глазами. Интересно, что испытывает человек, когда его бросают в клетку со львами?