Жизнь экспромтом

ГЛАВА 30

Они возвращались из Главного полицейского управления Беверли-Хиллз в полном молчании. Рилли мрачно сидел за рулем, Фрэнки рядом с ним на пассажирском месте, закрыв глаза и повернув голову к открытому окну. Влюбленная парочка, тесно прижавшись друг к другу, расположилась на заднем сиденье, среди разобранных приспособлений для барбекю, коробок со съемочным оборудованием и вороха старых газет.

Настроение вечеринки давно испарилось. Они уже успели провести два часа в полицейском участке, пытаясь выяснить, что же случилось с Дорианом. Это оказалось пустой тратой времени, одной из тех бюрократически безнадежных ситуаций, когда их отсылали от офицера к сержанту, от сержанта к клерку в справочном жизнь экспромтам столе, и так по кругу. Никто из них не приходился Дориану кровным родственником, и поэтому все служащие правопорядка смотрели на них с подозрением, как будто они тоже были соучастниками преступления. Их коротко информировали о том, что, хотя мистеру Дориану Уайлдсу еще не предъявлено официальное обвинение, он будет содержаться под стражей всю ночь. Что — если читать между строк — недвусмысленно означало, что им тоже там места вполне хватит, если они не прекратят задавать ненужные вопросы.

— Бедный Дориан, — причитала Рита, — ему придется целую ночь провести в этом ужасном месте! — Уж она-то знала, что он привык спать на своей суперпружинистой, супермягкой постели под одеялом из гагачьего пуха, отделанным сверху искусственным мехом. Рядом с его кроватью всегда стоял стакан с водой и горели ароматические свечи, чтобы ему легче было засыпать. Мрачная бетонная камера просто убьет его. — Как вы думаете, что с ним может случиться? — спрашивала она Фрэнки и Рилли, наклоняясь вперед и стараясь кричать как можно громче, чтобы перекричать шум грузовика.

— Я не знаю. — Рилли только качал головой, ни на минуту не сводя глаз с дороги. — Я правда ничего не знаю, — повторял он это несколько раз, как будто сам для себя, и лицо его при этом морщилось от беспокойства.

…Через несколько минут они уже подъезжали к дому Риты. Рилли остановился позади ее «Жар-птицы», но не стал глушить мотор. Фрэнки высадилась первой. «Мустанг» имел всего две двери, и поэтому, чтобы высадиться влюбленным пташкам с заднего сиденья, надо было сложить и слегка подкрутить переднее.

— Спасибо за доставку, — сказала Рита, даже во время высадки стараясь не отрываться от Мэтта. Не дожидаясь Фрэнки, они оба поспешили по дорожке к дому, окутанные, словно коконом, покрывалом страсти и предвкушения.

Фрэнки не стала им мешать. Ее мучило похмелье, и она чувствовала себя отвратительно. Сегодня ночью ей придется спать на софе, засунув голову под подушку, чтобы отгородиться от тех звуков, которые, без сомнения, будут раздаваться из Ритиной спальни. После пяти лет совместного проживания в одной квартире она уже привыкла быть посвященной во все ее постельные тайны, слышала все ее громогласные любовные разговоры и душераздирающие оргазменные вопли. Фрэнки уже и не помнила, сколько раз такое происходило за время их дружбы.

С удовольствием подставляя лицо свежему ночному ветру, она облокотилась на открытую дверцу машины и посмотрела на Рилли. Не считая нескольких фраз, произнесенных на вечеринке, они не успели еще сегодня сказать друг другу ничего примечательного, и она начала шарить в своем мозгу в поисках подходящих слов, чувствуя, что с каждой секундой время убегает у нее из-под пальцев, словно цветной песок в песочных часах.

— Так что же происходит между твоей подругой и этим серфингистом? — Рилли заговорил первым.

— Они встретились пару недель тому назад. — Фрэнки сразу же расслабилась, поняв, что лед разбит. — Она влюблена.

— Неужели?

Фрэнки кивнула. Странно, почему они не нашли себе другой темы для разговора, кроме Риты и Мэтта? Сейчас два часа ночи, и личную жизнь своей подруги она хотела бы обсуждать с Рилли в последнюю очередь. Но, с другой стороны, такая тема все упрощает, снимает напряженность, которая наверняка бы возникла, заговори они сразу о себе.

— Для Риты это очень хорошо, — продолжала она. — А вот для меня не очень, потому что мне снова придется провести ночь на диване. — Как только она это сказала, то тут же пожалела о собственных словах. Получалось, что она сама выставляла себя несчастной, одинокой и затравленной жизнью женщиной, а этого ей делать совсем не хотелось.

— Ты хочешь сказать, что твои друзья спят вместе?

Фрэнки смущенно улыбнулась, понимая, что она как будто нарочно только что сама дала ему материал для извечных мужских фантазий.

— Что делать, это квартира с одной спальней, — объяснила она. — У нас нет другого выхода.

Рилли положил руки на руль, отвернулся в сторону и стал смотреть куда-то в темноту. Через минуту он заговорил:

— Видишь ли, я не знаю, насколько это может тебя заинтересовать, но у меня дома всегда есть свободная кровать… — Его голос слегка дрожал от сомнений.

Удивленная предложением, Фрэнки не знала, что сказать.

— А Хрисси не будет возражать? — Ее имя как-то само собой пришло ей на ум. Она немедленно пожалела об ее упоминании.

Рилли нахмурился.

— Хрисси? — Он потер рукой свой подбородок. — А кто такая Хрисси?

Фрэнки едва удержалась, чтобы не впасть в замешательство.

— Ну, это та девушка, с которой я тебя видела в Малибу. Дориан сказал, что он пригласил ее вместе с тобой на праздник, и я думала… — Она запнулась, поняв, что, в сущности, никто не произносил имя Хрисси и не называл ее подружкой Рилли. Как всегда, она слишком много додумала самостоятельно, а еще больше себе вообразила, и поэтому у нее получалось, что дважды два не четыре, а сто пятьдесят четыре.

Заметив, что его сигарета догорела до фильтра, Рилли выбросил ее в окно, вытащил новую из пачки и щелкнул зажигалкой «Зиппо». Потом затянулся, откинулся на спинку сиденья и покачал головой.

— Дориан просто отменный сват, — пробормотал он со странной улыбкой на губах. Он повернулся и посмотрел прямо на Фрэнки. — Мы встречались с ней всего один раз, в тот самый день, когда столкнулись с тобой в Малибу. Если честно, то я даже не помнил ее имя.

— Ох! — Она почувствовала, что начала дрожать. Потом внезапно обнаружила, что все еще сжимает дверцу машины. Тогда она начала теребить буддийский браслет у себя на запястье. Ее состояние можно было описать как смесь облегчения, удовлетворения и радости. И разумеется, еще более сильного замешательства, потому что она теперь выступила в роли ревнивой женщины.

— И к тому же это не столь замечательное имя по сравнению с Картером Мансфельдом, не так ли? — после паузы произнес Рилли. — Вот уж это имя ты точно никогда не забудешь.

Сарказм его слов не остался незамеченным Фрэнки. Она подняла глаза и сказала:

— Конечно, так, но и ты его не очень хотел бы помнить, не так ли?

— При чем здесь я? Вы выглядели такой милой парочкой, пока я вас не перебил. — Теперь, пожалуй, Рилли выступал в роли ревнивого мужчины.

Фрэнки была поражена. Причем не столько его словами, сколько своей реакцией на них.

— Слава тебе господи, что ты нас перебил. Если бы ты этого не сделал, меня бы тоже арестовали за наркотики.

— Я в этом сильно сомневаюсь.

— А почему, собственно? Дориана же арестовали.

Сделав глубокую затяжку, Рилли стряхнул пепел в переполненную пепельницу, постучав при этом своей сигаретой о черные сухие окурки.

— Дориана арестовали потому, что копы получили конфиденциальную информацию о том, что кто-то на вечеринке занимается распространением наркотиков. — Он говорил очень спокойно, его голос едва можно было расслышать за шумом все еще работающего мотора. — Они ждали за воротами усадьбы, когда я подъехал. Я успел расслышать некоторые обрывки их разговора.

— Ну, это скорее всего Картер Мансфельд.

— Ой, не смеши меня, Фрэнки. Чтобы мультимиллионер, кинозвезда и все такое прочее занимался такими вещами? — В волнении он провел рукой по волосам. — Я совершенно уверен, что этот парень совершенно непричастен к распространению наркотиков и занимается такими делами разве что в своих Богом проклятых фильмах.

— Но если это не он, то кто же?

Рилли закусил губу и ничего не сказал. Фрэнки истолковала его молчание, как признание вины.

— Ты?

— Господи, да ты что? За кого ты меня принимаешь?

— Ну, хорошо, тогда кто же? — Она была совершенно сбита с толку, и ее начало сердить, что в два часа ночи ей приходится играть в игру «Отгадай, кто наркодилер».

Рилли глубоко вздохнул.

— По моим сведениям, они искали Дориана.

— Дориана! — Она в ужасе вскрикнула и тут же начала оглядываться вокруг, словно беспокоясь о том, что в темноте их кто-то мог подслушать. По этой же причине она понизила голос до шепота: — Так ты считаешь, что это был Дориан? — Фрэнки не могла в это поверить. Вся история становилась похожей на сюжетную линию в одном из фильмов Картера Мансфельда. В Фулхеме такого никогда бы не произошло. — То есть ты хочешь сказать, что Дориан является наркодилером? — Но тут внезапно в ее мозгу все встало на свои места. И этот вечно звонящий мобильный телефон, и эти постоянные разъезды для встреч с разными людьми «за чашкой кофе», и этот огромный бумажник, полный денег, и этот серебристый дипломат, который он никогда не выпускал из рук. Нет ничего удивительного в том, что он был столь популярен среди голливудской тусовки и его приглашали на любое сборище, какое случалось в городе.

— Звучит не совсем верно. Дориан никогда не имел дела с тяжелыми наркотиками, его основной товар — это план.

Фрэнки стояла как громом пораженная.

— Ну, то есть марихуана.

— Я знаю, что такое план, — огрызнулась Фрэнки. — Я когда-то была студенткой!

Рилли выглянул в окно, мускулы его лица подергивались.

Сожалея о своей раздражительности, Фрэнки постаралась замять свою неловкость с помощью небрежного тона.

— И где же он ее достает?

— Он ее выращивает.

Наступила пауза.

— Только не говори мне, что он выращивает ее на балконе! — В мозгу Фрэнки словно прокрутился обратный кадр. Она сама последние две недели тщательно поливала на балконе всякие растения. Да ведь это же марихуана! Господи, да она же соучастница!..

Рилли между тем вздохнул.

— День был долгим, — сказал он, — я лучше поеду к себе, а то мне завтра надо рано вставать. Я улетаю в Мексику на пару недель. На работу, а не в отпуск. — Он заметил выражение ее лица. — Я бы позвал тебя с собой в качестве ассистента, но мы будем снимать большой рекламный ролик, и мне нужен человек с опытом…

— Да-да, не беспокойся… — Она не могла скрыть своего разочарования.

Теперь настала очередь Рилли теребить на запястье потертый плетеный браслет. Он раздумывал, повторять или не повторять свое предложение относительно ночевки. Если он это сделает, то она наверняка подумает, что он имеет на нее виды, и велит ему убираться вон. Но если он этого не сделает, то, возможно, видит ее в последний раз. Он не знал, как быть.

— Предложение о свободной кровати остается в силе, — наконец сказал он.

Фрэнки колебалась. Ситуация напомнила ей старую народную песенку «Мне уйти или остаться? Или с милым распрощаться?». В нормальных условиях она наверняка сказала бы нет, но она чувствовала себя далеко не в нормальных условиях. После всего, что случилось сегодня вечером и ночью. Пока она раздумывала, по капоту «Мустанга» прошел порыв ветра, и до нее донеслись взрывы смеха и восторженные выкрики парочки, уединившейся в спальне. Фрэнки посмотрела на Рилли, и оба они не удержались от улыбки. Как всегда, в нужный момент Рита приходила ей на помощь.

Без лишних слов она прыгнула назад в кабину «Мустанга», громко захлопнула дверцу, и Рилли тут же нажал на газ. Повернувшись на своем сиденье — одна рука на руле, — он начал медленно выезжать задним ходом с узкой подъездной дорожки на шоссе. Фрэнки смотрела на столь знакомый ей профиль: вот резкие линии, обозначенные в уголках его глаз, вот глубокая складка, прорезавшая его лоб, — результат постоянной нахмуренности, вот мелкие морщинки на переносице, почти незаметные под загаром. Она вспомнила, как впервые увидела его в аэропорту Хитроу, откуда вылетала в Лос-Анджелес. Тогда он был для нее незнакомцем, человеком, который с самого начала вызывал в ней раздражение и которого она от всей души надеялась больше никогда в жизни не видеть. Какая ирония судьбы, думала она, но после всего, что с ней случилось, она сидит рядом с ним в его автомобиле и снова смотрит на его лицо. Только на этот раз она видела перед собой совершенно другого человека.

— Я рада увидеть тебя снова, Рилли, — не удержалась она, чтобы не сказать ему это.

С минуту она думала, что он ее не слышит, потому что в ответ он ничего не сказал.

Потому что он не мог этого сделать.

Слова Фрэнки были сказаны так тихо, но они звучали в его ушах, как колокол. Глядя на бумагу, невозможно понять, насколько они показались ему многозначительными: в конце концов, она же не признавалась ему в вечной любви. Но он-то знал, какое значение в них скрыто, гораздо более глубокое, нежели простое, брошенное на ходу «Рада тебя видеть». Впервые она признавала, что он для нее кое-что значит. Впервые в жизни он почувствовал, что она думает о нем.

Он выехал на дорогу, поставил машину на тормоз и повернулся к ней. И посмотрел ей прямо в глаза.

— Я тоже рад тебя видеть, Фрэнки.

Так они смотрели друг на друга, и никто из них не произносил ни слова, потому что этого и не надо было делать. Наконец Рилли отвернулся, нажал на педаль газа, и они поехали в сторону Лаврового каньона, бок о бок с другими машинами, образующими на шоссе сплошной светящийся поток фар и габаритных огней.