ГЛАВА 31

Дом Рилли располагался в конце узкой извилистой улочки, и до него можно было добраться, только въехав вверх по довольно крутому склону, а потом проехав через заросший сад по узкой дорожке, сплошь усеянной спелыми раздавленными фигами, которые падали с растущих по обочинам деревьев. В саду болтался старый гамак. Судя по его автомобилю, Фрэнки ожидала увидеть перед собой неряшливое холостяцкое пристанище — какую-нибудь жалкую нору, заваленную грязным бельем, старыми коробками и разным хламом, в котором мусор не выносился неделями, а раковина до краев наполнена немытыми и щербатыми кофейными чашками. И была несказанно удивлена, когда не нашла ничего подобного. Стоит сказать, что его жилье было прежде всего очень опрятным.

— Уборщик только недавно навел чистоту, — застенчиво сказал Рилли, когда они вошли в сводчатую гостиную и он зажег свет.

Фрэнки огляделась кругом. В комнате стояли два больших и старых бархатных дивана, местами протертые до дыр и выцветшие от солнца, огромная книжная полка, битком набитая книгами и компакт-дисками, из которых все, судя по некоторым признакам, были распиханы по чужим упаковкам, и низкий деревянный стол, отмеченный следами тысяч выпитых за ним чашек кофе, бутылок красного вина и оливкового масла. Гостиная производила приятное впечатление. У дальней стены стоял настоящий камин с почерневшими внутри кирпичами, на его полке стояло множество безделушек, привезенных из разных экзотических стран: кусок сплавной древесины, резная африканская скульптура с утраченным копьем, игрушечная модель самолета, сделанная из жестяной банки из-под пива «Будвайзер», серебряная рамка для фотографий лежала лицом вниз.

Фрэнки ее подняла. Стекло выпало или разбилось, но фотография все еще была на месте. Она поднесла ее к свету, чтобы лучше разглядеть. На ней был сфотографирован Рилли с женщиной, с той самой женщиной, снимок которой она уже видела у него в бумажнике. Оба они стояли на берегу моря, тесно обнявшись. Женщина смеялась прямо в камеру и придерживала волосы, которые от ветра падали ей прямо на лицо, а Рилли смотрел на нее и улыбался. На фотографии он выглядел совершенно другим. Моложе, тоньше, счастливее. Волосы его в то время были гораздо короче.

— Это твоя бывшая жена?

Он молча кивнул головой, чиркнул спичкой и наклонился, чтобы зажечь свечи в подсвечнике, который стоял на каминной решетке и был покрыт толстым слоем расплавленного воска.

— Да, это Келли и я. Еще до того, как мы поженились.

— А где же стекло?

— Разбилось. — Он виновато улыбнулся. — Не могу припомнить, кто его уронил: она или я. — Он исчез на кухню и снова появился оттуда с бутылкой «Джека Дэниэля» и двумя стаканами. — Хочешь выпить?

— Хочу, почему бы и нет? — Алкоголь, возможно, несколько умерит ее похмельный синдром, и, кроме того, ей даже понравилась идея пить виски в кожаных штанах, находясь при этом в доме мужчины — в доме Рилли — в три часа утра. Она взяла стакан и отхлебнула коричневую жидкость, наслаждаясь ее обжигающим вкусом. Она улыбнулась про себя. Вот если бы Хью мог ее сейчас видеть. Она снова посмотрела на фотографию, стерла с нее пыль большим пальцем.

— А как долго вы были женаты? — Разглядывая лицо Келли, Фрэнки сама удивилась, что чувствует к ней ревность.

— Меньше двух лет. В разводе я провел больше времени, чем в браке.

— А ты скучаешь по ней? — Стоило ей это сказать, как она тут же пожалела о своих словах. — Прошу прощения, это не мое дело. — Она снова поставила фотографию на прежнее место, потом передумала и положила ее, как было, лицом вниз.

Рилли с минуту наблюдал за ней, не говоря ни слова, потом открыл ящик стола и начал что-то искать среди наваленного там хлама. Потом наконец он нашел то, что искал, и вытащил на поверхность пачку папиросной бумаги «Ризла» и прозрачный пластиковый пакет с порошком.

— А ты скучаешь по своему бывшему другу? — Он лизнул липкую сторону бумаги «Ризла» и начал скручивать папиросу.

Фрэнки заколебалась. Ее первой рефлекторной реакцией было желание закричать «Да!», но что-то ее остановило.

— Я думаю о нем. — Она провела рукой по шершавой, покрытой обоями стене и подошла к окну. Повернувшись спиной к Рилли, она стала смотреть в открытое окно, в темноту сада, слушать отдаленный вой койотов. — Я иногда спрашиваю себя, что он делает, с кем проводит время. И скучает ли по мне. — Она говорила очень спокойно, словно сама с собой.

— И когда вы разорвали свои отношения?

— О, около семи недель назад, а точнее, семь недель, пять дней и… — Она снова повернулась к Рилли и посмотрела на свои часы, — почти десять часов. — Она улыбнулась, сделала глоток из стакана и смотрела, какой будет реакция Рилли. — Это шутка, разумеется.

— Я понял. — Рилли тоже улыбнулся. — Я не такой уж безмозглый американский чурбан, за которого ты меня держишь. — Он злобно усмехнулся, потом покрутил конец папиросы, поджег ее и стал наблюдать, как скручивается бумага и постепенно превращается в пепел. Потом вложил папиросу в рот и сделал глубокую блаженную затяжку. Пустив колечко дыма, он протянул папиросу ей. — Не хочешь познакомиться с лучшим товаром Дориана?


Фрэнки не курила марихуану уже много лет и успела забыть, насколько ей когда-то это нравилось. Рилли вставил в магнитолу пару компакт-дисков с музыкой каких-то американских групп, о которых она никогда раньше не слышала, и они легли рядом на диване, прихлебывая виски, покуривая, смеясь и болтая. Время затеяло с ними какую-то подлую игру и притворилось, что стоит на месте, но стоило им только отвернуться, как оно начинало нестись с головокружительной скоростью. Часовые диски начинались и кончались, а им казалось, что прошло всего пять минут. Папиросы подходили к концу в ту самую секунду, когда они их зажигали, и за все это время они с Рилли ни минуты не переставали болтать. Им ни разу не пришлось остановиться и подумать о том, что нужно сказать, в их беседе ни разу не воцарилось неловкого молчания. Фрэнки что-то не могла припомнить, когда это в последний раз она чувствовала себя так хорошо с человеком, который был не Хью.


— Как тебе нравятся мои новые брюки? — Чувствуя себя в доску пьяной и одурманенной наркотиком, она не могла устоять перед соблазном немного пофлиртовать. Она подняла вверх ноги и начала поворачивать их то в одну сторону, то в другую, чтобы показать ему брюки во всей красе.

— У тебя потрясающий вид. — Он улыбнулся, глядя, как она вертит в воздухе ногами. В пьяном состоянии Фрэнки вообще выглядела очень забавно. — Ты всегда выглядишь потрясающе. Ну, если не считать того дня, когда мы встретились с тобой в аэропорту… — Ему пришлось увернуться, потому что она запустила в него подушкой.

Смеясь, она подтянула колени к груди, чувствуя, как ремень от брюк впился ей в живот.

— Это была Ритина идея, — объяснила она, сделав затяжку папиросой, которую он ей передал. — Она сказала, что мне нужно сменить имидж, но я все еще не очень уверена, я это или не я. — Внезапно поняв, что она начала заговариваться, она вернула ему папиросу. Теперь-то она понимает, почему в университете пропустила столько лекций. Голова ее начала кружиться.

— А кто же ты?

Смех Фрэнки внезапно смолк, и она выглядела очень задумчивой.

— Господи, мне кажется, что я уже ничего не знаю. Много лет подряд я думала, что я — это успешная карьера, красивая квартира, брак с Хью… — Она вздохнула и снова откинулась на диван. Голова ее стала внезапно очень тяжелой, и она замерла на подушке.

— И почему же ты не вышла за него замуж? — На его майку упал горячий пепел, и он щелчком сбросил его на пол до того, как он прожег в ткани дыру.

— Хью не хотел жениться, по крайней мере на мне. — Она начала крутить на пальце завиток волос, потом медленно его раскручивала. — Он сказал, что ему нужно пространство. — Она помолчала, вспоминая сцену на дне рождения, жуткую следующую ночь, все свои переживания, которые, как ей казалось, никогда-никогда не кончатся. По ее щекам без всякого предупреждения потекли слезы. — Почему он мне прямо не сказал, что больше меня не любит? — пробормотала она тихо.

— Эй, послушай! — Он наклонился, убрал с ее лица волосы и тут увидел, что она плачет.

Фрэнки засопела, чувствуя себя смущенной, словно ее поймали с поличным.

— Прошу прощения, не обращай на меня внимания. Я не собираюсь грустить. — Она вытерла слезы, размазав по щекам тушь. — Это все алкоголь… и Дориан, и полиция, и все на свете. — Черная слезинка повисла на кончике ее носа. — Господи, ты наверняка считаешь меня дурой…

Рилли посмотрел на ее несчастное лицо, заплаканное и измазанное в туши, и ему внезапно захотелось ее обнять. Она казалась ему такой хрупкой, такой беззащитной.

— Послушай, ты слишком часто расстраиваешься. Брось это никчемное занятие. Люди постоянно получают от жизни всякие щелчки и оплеухи. В этот раз это случилось с тобой. — Он сжал ее руку обеими ладонями. — Если это доставит тебе некоторое утешение, то я могу сказать, что думал о Келли месяцев шесть, может быть, с год. До тех пор, пока однажды утром не проснулся и не понял, что все это уже позади, пройденный этап. По существу, это давно уже был пройденный этап, только я этого не заметил.

— А как ты узнал, что это пройденный этап? — Она потерла распухшие глаза.

— И ты точно так же это узнаешь. — Он потянулся к столу и снова наполнил оба стакана. — Однажды наступит день, когда ты услышишь по радио песню, которая нравилась вам обоим, и не заплачешь. А утром проснешься и поймешь, что твоя первая мысль была не о нем. И последняя твоя мысль тоже будет не о нем, когда ты будешь засыпать вечером. И вовсе не его лицо предстанет перед тобой, когда ты закроешь глаза, или в толпе, когда ты будешь бродить по улицам. И когда тебе станет радостно или грустно, то вовсе не с ним тебе захочется разделить свои чувства. — Он взял у нее из рук папиросу и с чувством пососал, но она погасла. — Ты забудешь номер его телефона, может быть даже, день его рождения и вашу годовщину. Но ты никогда не забудешь его самого. — Он снова зажег папиросу и закурил, выпуская в воздух спиралью закрученный голубоватый дымок. — Виноват, это все наркотик, это он заставляет меня стать немного психотерапевтом. — Он смущенно улыбнулся.

Фрэнки чувствовала себя очень усталой и вытянулась на диване.

— Так почему же вы с Келли расстались?

Он пожал плечами.

— Просто наша связь не сработала. Она хотела кого-то с большими амбициями, с карьерой. Я доводил ее едва ли не до истерики, когда разъезжал повсюду на своем грузовичке, бездельничал, снимал мало. Я все собирался начать жить, как она хочет, да так и не смог собраться. — Он на минуту отвлекся, чтобы щелчком сбить со стола мокрицу. — Она сказала, что мне нужно повзрослеть, но ее представления о моем взрослении означали, что я должен ходить в строгих костюмах и работать в офисе. — Он уныло улыбнулся и посмотрел на Фрэнки. — В конце концов она бросила меня с одним парнем со своей работы. Каким-то богатым адвокатом, который ездит на «Мерседесе» за сто тысяч долларов и играет в гольф в элитном клубе.

— Хью тоже играет в гольф. — Фрэнки не могла удержаться, чтобы его не перебить.

— А он адвокат?

— Нет, он государственный служащий. — Эта мысль внезапно показалась ей очень забавной, и она заулыбалась. — Но он ходит в костюме… и даже с галстуком!..

Ее настроение без всякого перехода резко переключилось с печали на радость, и она захихикала в полный голос. Рилли смотрел, как ее лицо морщится от смеха, волосы разметались по подушке. Он снова протянул руку и убрал колечко с ее глаз, слегка коснувшись при этом ее лба. Ее смех тут же стих, словно выключили механическую игрушку, и, отдышавшись, она снова вытянулась на диване и с минуту полежала спокойно. Потом искоса посмотрела на него. В предчувствии, что вот-вот должно что-то случиться.

— Я хочу пить. — Она не выдержала напряжения момента и вскочила с дивана. Какая-то часть ее все еще сохраняла верность Хью. Нетвердой походкой она направилась на кухню. Но тут ее взгляд упал на некий предмет, стоящий в дальнем углу комнаты возле окна. Это было маленькое пианино.

— Ты что, играешь? — Она подошла к нему, подняла крышку и пробежала пальцами по клавишам. Раздался приглушенный звук, который напомнил ей о детстве, когда ее отец играл для нее на рояле разные танцы и классические произведения.

— Немного. В школе я развлекался тем, что сочинял песенки.

— Может, сыграешь что-нибудь?

— Ой, ради бога! Уже поздно! — Он вытянулся на подушках и зажег сигарету.

— Ну, пожалуйста! — Она умоляюще посмотрела на него.

Как он мог отказать? Поднявшись с дивана, он подошел к пианино и сел на деревянную скамеечку. Несколько раз провел рукой по волосам, потом положил обе руки на клавиатуру и сыграл нечто вроде попурри из старых песен «Битлз», потом по нескольку отрывков из Боба Дилана, из Кэта Стивенса. Она внимательно слушала, облокотившись на пианино и наблюдая за его руками.

— Очень хорошо, серьезно, сыграй еще что-нибудь. — Наклонившись к нему, она вытащила свисающую из угла его рта сигарету. — Сыграй одну из своих песен.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Для меня!

Он начал колебаться.

— Ты уверена? — спросил он. Несмотря на пьяное состояние, он почувствовал, что волнуется. Он не играл своих вещей уже несколько лет. Со времени своего развода.

Фрэнки поощрительно улыбнулась и покивала головой.

— Уверена!

После некоторой паузы он снова пробежался пальцами по клавишам, так что Фрэнки даже подумала, что он собирается увильнуть. Но тут он наклонился вперед и сыграл несколько аккордов, потом чуть-чуть помедлил, словно искал нужные ноты, и снова заиграл. Простые, открытые созвучия песни, медленной и нежной, наполнили комнату, и вдруг она услышала его голос, низкий и мягкий, произносящий слова почти речитативом:

Где-то во мне есть местечко,

Знаешь о нем только ты,

Там поселились навечно

Чувства мои и мечты…

С каждым новым аккордом расстояние между ними словно сокращалось. Он сидел, освещенный светом лампы, его широкие плечи возвышались над пианино, волосы падали на глаза. И тут она поняла, что больше не может противиться своим чувствам. Все равно, будет она от них открещиваться или не будет, они просто так от нее не уйдут. Да она и не хотела, чтобы они ушли. Она поставила свой пустой стакан на крышку пианино и села рядом с ним.

Только глаза я закрою,

Сразу туда уношусь,

Ты помани за собою —

Я на твой зов отзовусь…

Музыка смолкла. Он поднял глаза и посмотрел на нее. А она на него. Воздух между ними, как перед грозой, был заряжен предчувствиями: что теперь будет? Фрэнки ждала. Она знала, что стоит на краю пропасти, балансирует в неустойчивом положении, но чувствует, как ее руки постепенно разжимаются, слабеют, и она больше не в силах сопротивляться влечению бездны. Да она и не пытается. Ей хочется упасть.

Не в силах больше себя сдерживать, она ринулась вперед и коснулась его щеки кончиками пальцев. Это прикосновение показалось ей более нежным и волнующим, чем все, что она испытывала с Хью за два года их совместной жизни. Она едва дышала, когда дотрагивалась до его шрама над бровью, снова до щеки, до небритого подбородка, который, несмотря на щетину, оказался очень мягким, наконец до уголков рта. Потом она медленно наклонилась к нему и сделала то, что, по ее представлениям, ей хотелось сделать уже очень давно. Она его поцеловала.

На долю секунды он замер, словно не зная, как себя вести, как отнестись к случившемуся, а потом тоже позволил себе отдаться своему чувству, приблизился к ней, обхватил, прижал к себе. Начал вдыхать в себя ее запах. Их губы никак не могли разъединиться. Глаза никак не могли открыться. Сердца колотились громко и часто. Такие длинные, жадные, глубокие поцелуи бывают только тогда, когда от стеснения и смущения между людьми не остается и следа. Когда два человека очень сильно хотят быть вместе. Когда они наконец нашли друг друга. Готовы зацеловать друг друга до смерти.

Время снова куда-то провалилось. Кажется, прошла целая вечность.

Загрузка...