Город грехов (СИ)

14. Аспид

Красный кадиллак мчал по тёмным улицам, освещая фарами сгущающиеся сумерки. Водителю было плевать на дорожные знаки: он вжимал педаль газа так сильно, что ногу неприятно сводило судорогой. Небрежно прокручивая руль одной рукой, в другой держал очередную сигарету, то и дело прикладываясь к ней за новой глубокой затяжкой, не приносящей никакого расслабления сжатым мышцам. Шины протестующе взвизгнули на очередном повороте, только звук не пробивался через заложенные ветром уши.

Заккари умел избавляться от боли: жизнь научила. Физическую он вообще не воспринимал, как препятствие. Но что делать с той дырой посреди груди, которая засасывала в свою черную бездну, понятия не имел. Раньше жизнь казалась Гранту сплошным дерьмом из крови, грязи и лжи. Но только теперь он мог утверждать наверняка: тьма — это отсутствие света. Когда ты увидел лучшую жизнь, узнал, какое на вкус настоящее счастье (почему-то у него был аромат печеных яблок), а потом лишился этого за минуту, щелчком пальцев. По собственной глупости, повинуясь издевательской ухмылке судьбы. И самое мерзкое, от чего нестерпимо жгло внутри: понимание, что так и должно быть, что все случилось именно так, как нужно. Бекки Чейз пронеслась по его жизни, как яркая комета по ночному небу, исчезнув со стуком каблучков в свой правильный, лучший мир. Все верно. Все логично. Все… настолько паршиво, что сдержать себя, отодвинуть тупую, тянущую боль на задворки сознания не получалось.

Злость кипела в венах, как расплавленная сталь. Сердце словно замерло, застыло, покрывшись ледяной коркой. Зубы сцеплены до скрипа, а черные глаза всматриваются в дорогу невидящим взглядом. Все, что осталось в голове — «Не подходи ко мне больше, Зак Грант. Никогда». Фраза звенела её слезами и отдавала горьким привкусом во рту, который он снова перебивал сигаретами. Почему позволил этому произойти, почему просто дал ей уйти, почему не догнал и не сказал так громко, чтобы глупая девчонка услышала, что она для него значит?!

Ответов не было: лишь гул двигателя и ветер в лицо. И опалившая пальцы истлевшая сигарета.

Как бы Зак себя не чувствовал, как бы ему не хотелось просто пойти и напиться до состояния овоща, долг звал настойчивей. Нельзя было тянуть, давая ублюдкам из мастерской шанс сбежать. И если мать все сделала, как он просил, то сегодня оба этих механика должны были задержаться за ремонтом одной из машин после закрытия. Тьма внутри, разбуженная после долгой спячки, медленно поднимала свою змеиную голову. Не было больше возможности просто сбежать в крохотный прокуренный клуб и полюбоваться веселой девушкой на сцене, чтобы боль в груди унялась. Не было больше шанса коснуться карамельных губ, вытягивающих из души всю ярость, как яд из загнившей раны. Не было нежного голоса, который действовал на Аспида, как на змею мелодия из дудочки заклинателя. Свободен. Одинок. И готов выплеснуть все, что бушует пламенем внутри.

У двери в мастерскую горел фонарь, что говорило: Грета все сделала, как просил сын. Не задавая вопросов и не пытаясь понять ничего. Она всё-таки была когда-то замужем за Зетом и привыкла не вмешиваться не в свое дело. Зак не спешил, хоть ночь уже приближалась, грозя тем, что он опоздает. Возможно, какая-то часть его души хотела опоздать. Отсрочить неизбежное. А вот другая, та, что сегодня проснулась и жаждала крови — не важно, чьей — тихо ликовала в предвкушении.

Он спокойно достал из-под водительского сиденья черные перчатки из тончайшей кожи, натянул их на ледяные пальцы. Движения четкие, отработанные. Предельное спокойствие и сосредоточенность, а все лишние эмоции одна за одной погружаются в плотный светонепроницаемый ящик. Не стал заморачиваться с кобурой и просто сунул револьвер за пояс брюк, прикрыв темно-серым пиджаком. Вот и вся немудреная подготовка. Джаг привык обходиться подручными материалами, а не таскать с собой арсенал.

Зайдя в мастерскую неслышной тенью, он тихо притворил за собой дверь и задвинул железный засов. В гараже звучали два мужских голоса и звенели инструменты, но проверить все-ж таки не мешало, и Грант вышел под тусклый свет старых ламп:

— Добрый вечер.

Два механика, один совсем молодой худощавый парень, а второй — крепкий темноволосый мужчина где-то за тридцать — резко обернулись на неожиданного посетителя. С явным сомнением окинув взглядом добротный костюм и чем-то знакомое лицо, мастер постарше поднялся с колен, прекратив осмотр приподнятой на домкрате Шевроле.

— Добрый. Простите, мы уже закрыты. Приходите завтра, сэр, — произнес он, отряхивая свой серый рабочий комбинезон от пыли.

— Я знаю. Мне не нужны ваши услуги, — чуть усмехнулся Зак, и от него не укрылось, как очевидно занервничал второй парнишка, засовывая руки в карманы, — Том Миллиган и Фред Патерс, все верно?

Механик вздрогнул, видимо, понемногу осознавая, что происходит. Бросил откровенно испуганный взгляд на своего подмастерье, которого начало потряхивать, и начал медленно пятиться назад, в явном намерении спрятаться за машину. Большего доказательства Гранту и не было нужно: повисший в воздухе аромат паники просачивался в легкие, узнаваемый моментально.

— А какое вам дело до наших имен? — пискнул парнишка, окончательно стирая все сомнения, и его напарник попытался, пользуясь моментом, рвануть за Шевроле. Но не успел. Давно готовый к такому исходу событий, Зак выхватил револьвер из-за пояса и без тени колебания, почти не целясь, одним точным выстрелом прострелил неудачливому беглецу колено. Запах пороха и крови смешался с отчаянным воплем мужчины.

— Чёрт! — он рухнул на пол, изрыгая проклятия и пытаясь зажать руками рану, пока его молодой помощник в ужасе отшатнулся к стене, ударяясь о полки с инструментами, с оглушительным грохотом попадавшими на грязный бетон, — Сукин сын!

— Ошибочка, ублюдок: сын Большого Змея, — с удовлетворенной первым результатом улыбочкой, Заккари приблизился к дергающемуся и шипяшему от боли мужчине, не убирая револьвер, — Вы сунули свои носы в слишком вонючее болото, идиоты. Ты, — повернул он голову к белому, как полотно, парнишке, — Свяжи своего приятеля, да покрепче. Если мне не понравится, как ты это сделаешь — твоя коленная чашечка тоже получит дырку, — для достоверности угрозы махнув стволом, он выжидающе поднял бровь.

— Это… это какой-то бред, мы ничего не делали, ничего… — по-девчачьи всхлипнув, парень трясущейся рукой нащупал на полке за своей спиной широкий автомобильный тросик. Судя по всему, колени ему были дороги, — Том, скажи ему, скажи…

Но мужчина на полу мог лишь стонать, а из простреленной ноги уже натекла немаленькая лужа. Зак скользнул по ней равнодушным взглядом, не ощущая совершенно ничего. Ни сочувствия. Ни раскаяния. Все стерто, как ластиком. Только темнота и холод, и даже перчатки не греют пальцы. Отлаженный безупречный механизм, который никогда не должен был дать сбой.

— Шевелись, салага, — устал ждать Грант, направляя револьвер на ногу парнишки, — Я не собираюсь тут всю ночь стоять!

Прекратив пускать сопли, Фред метнулся к товарищу и, бормоча под нос извинения, начал опутывать его тросом. Тот бессильно заскрипел зубами, не сопротивляясь этим действиям. Только когда пришлось отпустить рану, чтобы прижать руки к бокам, он вновь грязно выругался, а рубиновое пятно под ним стало чуть шире. Одобрительно кивнув, Заккари потянулся к полке с инструментами и взял второй тросик.

— Отлично, садись рядом с ним, — приказал он закончившему свое дело Фреду, и тот быстро повиновался под дулом револьвера.

Грант для начала проверил крепость узла на первой жертве, и только потом начал связывать вторую. Хватило нескольких четких, отработанных движений, чтобы зафиксировать парнишку в сидячем положении с прижатыми к груди коленями. Выпрямившись, Зак удовлетворенным взглядом обвел результат своего труда и с облегчением отложил оружие на капот Шевроле.

— Да что тебе от нас надо, ублюдок?! — не выдержал Том, явно в ужасе от спокойствия и какой-то будничности этого человека. Словно открывает утренний выпуск газеты, не хватало только посвистывать на ходу.

— Только правду. И ничего, кроме правды. Итак, начнем нашу милую беседу, — обойдя своих жертв кругом, Зак понемногу раздумывал, с чего начать. Будет слишком скучно, если они расскажут все сразу: злость, клокочущая под кожей, требовала своего выхода, — Отвечать нужно честно, если не хотите ощутить на своей шкуре мою изобретательность. Вы починили старый Бьюик, который был выкуплен на детали?

Пока говорил, Грант обратил внимание на валяющийся у самых ног Тома молоток, упавший с полки. Слишком близко. Нагнувшись, подхватил его, взвешивая в руке — вот и выдумывать ничего не пришлось. Выжидательно обвел взглядом механиков: Фред, ссутулившись, тихонько ныл в свои колени, не поднимая головы. Второй, похоже, немного очухался от боли и только искал своими маленькими серыми глазами пути к отступлению. Отвечать не стал ни один из них, медленно вводя Гранта в бешенство, смешанное с лёгким удовлетворением. Он подошел ближе и всей копившейся последние часы яростью и долго сдерживаемой силой, размахнувшись, ударил молотком Фреда по плечу, с хрустом ломая кость ключицы. Громкий, жалобный вой эхом ударил в серые стены гаража автомастерской, падая осколками в груди Гранта, в черную бездну, прожорливо поглотившую страдания парня.

— Я задал вопрос! — прорычал он, пытаясь перекрыть вопль, — И мне надо отвечать быстро, четко и по делу! Повторяю для дебилов: вы чинили машину, которую не велено было чинить?!

— Да! — торопливо отозвался Том, потому, как молоток уже кружил над ним, примеряясь для удара, — Да, мы привели его в порядок, нам разрешила хозяйка…

Зак не стал утруждаться, попросту сжав кулак и, нагнувшись, двинул ему по лицу, разбивая губу и вынуждая откинуть голову назад. Мужчина охнул, стискивая зубы, чудом оставшиеся целыми.

— Я сказал, правду! Если вы, ублюдки, хотите пережить эту ночь, советую быть максимально честными! Грета понятия не имела, что машина на ходу!

— Она… наверное, забыла, что дала разрешение… — слабо простонал позади Фред, и слова тут же утонули во всхлипах. Что ж, такое вполне могло быть, и Зак не стал больше заострять внимание на этом вопросе. В конце-концов, важно не это.

— Допустим. Вы пользовались этой тачкой, чтобы отвезти на берег Гринвотер тело Дрейка Кембелла, Змея, находящегося под защитой имени Грантов?!

— Нет, это были не мы! — слишком поспешно по сравнению с предыдущей несговорчивостью отозвался Том, и в еще большем отчаянии забегавшие глаза буквально кричали о лжи. Заккари устало вздохнул и, бегло осмотрев его тело, наметил следующую цель. Прижав отчаянно пытающуюся сопротивляться руку к полу, чуть отодвинув тросик, которым она была привязана, он с легким прищуром примерился и совершил новый удар молотком. Сразу два скребущих по бетону ногтями пальца смялись, как пластилин, а тонкие кости раскрошились под отчаянный крик боли.

— Еще одна ложь сегодня, и вы отправитесь в реку вслед за беднягой Дрейком! — уверенно пообещал Зак, словно не замечая рыданий жертвы. С отвращением отбросил свое грубое оружие — наскучило. Механики оказались на редкость глупы.

— Да, да, это мы отвезли тело… — простонал Том едва разборчиво.

— Глотку ему тоже вы перерезали? Отвечай! — наступив на изуродованную руку своим ботинком, Зак надавил, вырывая новый стон и признание:

— Да…

— И чем же он вам не угодил?

— Да мы его знать не знали, нам заплатили, — ответил Фред, тоненько поскуливая от ужаса.

— Кто?! Кто заказчик?! — его взбесило, что нужно вытряхивать каждое слово. Что не могут рассказать все, как есть, даже из страха за свои шкуры. Придурки. На последний вопрос снова не было ответа, и Зак, повинуясь тянущей потребности в окружающей его тьме, взял с полки металлические кусачки. Щелкнув ими на пробу, довольно ухмыльнулся. В самый раз.

Вырывая ногти один за одним у панически бьющегося и орущего паренька, Грант ощущал лишь ледяной холод и отвращение к себе.

***

В кабинете Большого Змея этой ночью было мрачно и тихо. Полупустая бутыль виски, распитая на двоих, не очень помогла успокоиться абсолютно раздавленной своим прошлым женщине. Лилиан сидела в его кресле, все еще дрожащими пальцами сжимая бокал.

— Это глупости, Лил. Зак не мог сделать такое специально, — в который раз уверенно заявил Зет, пытаясь добраться до разумной части сознания мисс Стоун. Он не верил, что его сын настолько мелочен, что отыскал потерянную девочку намеренно, чтобы причинить боль ненавистной отцовской пассии. Да и его взгляд на Ребекку говорил совершенно ясно: все происходящее лишь совпадение. Ужасное, глупое. С которым надо смириться и принять.

— Не мог? — тонким высоким голосом выпалила Лили, снова прикладываясь к бокалу, — Да он спал и видел, как до меня добраться, как нас рассорить! — зубы стучали о стекло, алкоголь скользнул в горло с сопротивлением.

— Но я все понимаю. Мы давно обсуждали это. Только, выходит, ты знала, какая у девочки фамилия? — не давала покоя Гранту эта мысль, когда он анализировал произошедшее в ресторане. Столько лет Лили внушала, что не имеет понятия даже о имени дочери. И узнала ее за несколько мгновений.

— Да, — горько усмехнулась она, опуская взгляд. Как сказать ему, что пыталась защитить малышку от судьбы Зака, которую имела неудовольствие лицезреть на протяжении долгого времени? Что не хотела для спокойно росшей с отцом и бабушкой девочки ничего другого? Видимо, это просто насмешка провидения или наследственное проклятье — попасть в сети Гранта, — Когда я узнала, где она, ей было уже семь. Счастливая семья, отличное образование, никакой нужды — я ей была не нужна, — частичная ложь своей половинке отдает тупым уколом вины в грудь, и бокал с раздражением отставлен на стол.

Зет вздохнул и накрыл её дрожащие руки своими ладонями, пытаясь унять, наконец, потерявшую всякий былой кураж женщину. Он верил. И понимал. И, как бы там не было…

— Вам нужно с ней поговорить. Да, она мне не нравится, буду честен. Не пара моему сыну, абсолютно. Но она рождена частью нашей семьи, а значит, должна ей стать официально.

Лилиан в легкой панике приоткрыла рот, пытаясь найти пути выхода. Восемнадцать лет избегать в крохотном городке малейшей возможной встречи с Чейзами, оберегая Ребекку от этого, чтобы сейчас потерпеть поражение. Аргумент нашелся легко, выдыхаемый с чуть наигранной стервозностью:

— Я не хочу. Не хочу видеть её осуждающий взгляд. Она, наверняка, меня ненавидит, так зачем все это…

Договорить не вышло. Вопреки всем установленным порядкам, дверь кабинета распахнулась без стука. Со злым раздраженным прищуром обернувшись, Зет уже хотел пообещать вышибить смельчаку мозги, но слова застыли в горле.

На пороге стоял Зак. Нет — это был не он. Не милый парень, тайком приобнимавший свою спутницу всего несколько часов назад. Темные волосы растрепаны, глаза черней ночи, полыхающие ненавистью. На рукаве расстегнутого пиджака отчетливые алые пятна, как брызги, мелкие смазанные точки…

— Заносите, — прошипел он, не сводя взгляда с отца. В кабинет вошли, чуть нервно переглядываясь, четверо солдат-Змей, затаскивая два больших черных мешка. О содержимом догадаться было не трудно.

— Какого… — взял было угрожающий тон Зет, едва рядовые удалились из его логова, прикрыв дверь.

— Заткнись и слушай, — тем же пустым, ледяным голосом продолжил Зак. Ни разу даже не шелохнулся, всматриваясь в лицо своего создателя и пытаясь найти в нем хоть что-то, что должно быть в настоящем отце. Безуспешно, — Эти двое были на реке. Это они убили Дрейка, их наняли, подкинув записку и деньги в шкафчик в раздевалке. Кто, не знали. О других убийствах тоже не имели представления — поверь, я был убедителен, выбивая правду. Заказчик мог быть кем угодно. Ублюдки казнены по закону Змей, отплатив кровью за кровь, — закончив свой сухой, абсолютно безэмоциональный отчет, Зак перевел взгляд на мрачно взирающую на него Лили. Сморщился от отвращения, которое неизменно вызывала эта сука — а после сегодняшнего ее просто хотелось убить. Также, как этих двух механиков — раздробив кости и вырвав все ногти из пальцев, воткнув ржавый железный прут в живот, чтобы мучилась подольше.

— Постой, как ты… Откуда… — пытался понять суть происходящего Зет, уже чувствуя знакомый металлический запах смерти от черных мешков. Гордость за свое творение, все выяснившего и расправившегося с этим делом в одиночку, смешивалась в его венах с холодным, липким страхом. Кто он… кто этот человек, что стоит перед ним с перекошенным ненавистью лицом…

Заккари вдохнул, пропитываясь ароматом крови, осевшем в лёгких мутной дымкой. Сделал шаг вперед, снова впиваясь взглядом в карие глаза отца. Кровь застыла до состояния желе, как и все одеревеневшее тело. Больше никаких сомнений. Никакого подчинения. Хватит.

— Это неважно. А вот, что я скажу тебе, отец. Если ты или твоя шлюха еще хоть раз подойдете к Ребекке Чейз, в этих мешках будут ваши тела. И мне плевать, кто ты. И плевать, что ты думаешь. Я предупредил.

Развернувшись, он вышел из кабинета, тихо и без всяких театральных хлопков дверью. Намереваясь снять пропитанную чужой и своей болью одежду, смыть всю кровь, а потом пить, пить так долго и много, пока печень его не придушит.

А Большой Змей несколько минут в ужасе смотрел прямо перед собой немигающим взглядом, пытаясь понять, что за чудовище он вырастил.

***

Работать, развлекая публику, не всегда может быть приятно. Никто не спрашивает, в настроении ли ты, способна ли сегодня весело прыгать по сцене и задорно улыбаться — будь любезна, выйди и пой, да еще так, чтобы толпа рукоплескала. Хотелось надеть клоунскую маску с нарисованной улыбкой, потому, как настоящая поселиться на лице Бекки была не способна уже вторые сутки. Вечер среды, в клубе не пробиться, все ждут только набирающую популярность местную звездочку. Которая сидела в гримерной, скептично покрывая слишком бледные щёки румянами, которые пришлось одолжить у Лайлы — сама ими редко пользовалась, от природы краснея довольно легко. Не сегодня.

Вчерашний вечер казался дурным сном, и Бекки до последнего надеялась, что ляжет в кровать, закроет глаза, а открыв — проснется заново, забыв этот кошмар. Но так просто избавиться от тяжести в груди, тянущей к земле, словно многопудовая гиря, не вышло. Отмахнувшись от вопросов бабушки банальным «устала, потом поговорим», она честно пыталась уснуть. И даже не знала, от чего льются в подушку тихие, бесконтрольные слезы: от того, что мать снова от нее сбежала, как от прокаженной, или обмана, которого не хотела признавать до последнего. Двойная боль, двойное предательство. Двойной груз на сердце.

И если от горе-матери, о которой бабушка отзывалась всю жизнь не иначе, как о «прошмандовке, случайно прыгнувшей в постель моего сына», ждать другого было глупо, то от Заккари, скрывшего факт, что эта самая «прошмандовка» спит с его отцом уже много лет, принять ложь было больней. Еще хуже понимание, что вся его напускная приветливость на дне города, все улыбки — просто фальшь, чтобы она согласилась пойти на этот ужин, чтобы он мог выполнить приказ отца.

А может, и все эти отношения — приказ, чтобы привести её к матери…

Да, Бекки понимала, что связалась далеко не с ангелом. Но ни разу за их знакомство не допускала мысли, что ее обманывают в самых первых, самых робких и нежных чувствах. Не могли врать эти глаза с охрой у радужки, не могли быть ненастоящими те слова на лавочке в парке и касания лунной ночью в гостиничном номере. Не может быть.

Снова подняла взгляд на свое отражение, видя сверкающие влагой расширенные зрачки. Не поможет. Никакая косметика не скроет её боль, никакая напускная веселость не удержится на личике и минуты. Надо что-то делать с этой тошнотой в горле — с чего бы, если она не смогла себя заставить за целый день ничего съесть. От тут же закружившей возле нее бабушки, норовящей пихнуть своих травяных настоек, Бекки попросту сбежала, взяв двойную нагрузку по сегодняшним ученикам — хоть немного отвлеклась. Но перед детьми ей не нужно было изображать радость. А через пятнадцать минут будет необходимо.

Вздохнув, она сморгнула непрошеные слезы и направилась к бару. Впервые в жизни ей было так паршиво, что хотелось выпить чего-нибудь покрепче. Чтобы пережить грядущее выступление. В зале было много народу, все столики заняты, и даже возле барной стойки нет свободных стульев. Наплевав на то, что её синее платье-колокольчик помнется, Бекки протиснулась через толпу, заходя за стойку. Запоздало вспомнила, что именно в таком виде была в тот самый вечер, когда таинственный аноним вышел из тени поддержать простудившуюся певицу. В груди зажгло сильней, отвратительным ядом.

А может, она все себе придумала? Может, преувеличила в гневном порыве, может, стоит обдумать другие варианты, найти всему объяснение…

«Прекрати его оправдывать, дура! Тобой просто попользовались, как и твоей наивностью!»

— Беккс, привет! — с явно нарочитым энтузиазмом поприветствовал Арти, и неприятный холодок пробежал вдоль позвоночника, вынудив свести плечи. Он не вовремя. Сильно, — Полный аншлаг, надеюсь, ты в голосе?

— Нальешь бокал рома за счет заведения — буду в голосе, — огрызнулась она, уже сама протянув руку к бутылке. Под удивленным взглядом бармена плеснула в первый попавшийся стакан коричневой остро пахнущей жижи и влила в себя, не почувствовав вкуса. Поморщилась, поняв, что он на нее смотрит, как на сумасшедшую, и неожиданно для себя рявкнула, — Чего тебе?! Иди, еще разок настучи бабуле, какая я сука!

Пульс бил в висок, а пальцы дрожали — алкоголь не помог успокоиться, только еще больше сорвал все тщательно удерживаемые ниточки контроля над собой. Держалась целые сутки. Не давала себе окончательно расклеиться. И не могла больше терпеть эту кипящую под кожей злость, совершенно ей несвойственную. Раньше. До того, как чертов Зак Грант перевернул ее мир. До того, как она в него влюбилась, как полная дура. До того, как сказала, чтобы он больше не подходил к ней. Дрожащие пальчики нащупали первое, что попалось под руку среди груды посуды и стаканов — деревянная рукоять ножа.

— Бекки, я просто волновался за тебя, — со вздохом отбросил тряпку Артур и развернулся к ней, — Грант совершенно не тот человек, с которым…

От прозвучавшей вслух фамилии внутри все сжалось в плотный тошнотворный комок. Резким, быстрым и совершенно неосознанным движением Бекки воткнула маленький кухонный ножик в деревянную стойку, оставив глубокую трещину. Скрипнув зубами, с усилием выдавила из себя:

— Я сама буду решать, с кем мне быть, Артур! — прошипела она, вперив взгляд в блестящее лезвие, чуть не погнувшееся от силы удара, — А если снова полезешь в мою жизнь, я гарантирую, что последствия тебя не порадуют!

Отпихнув пустой бокал, Бекки стремительным шагом ушла за кулисы, стуча каблуками. Скоро ее выход. Надо быть при полном параде. Для зрителей, которые ей безразличны. Понимая, что самого долгожданного не будет среди них ни сегодня, ни когда-либо еще.

***

Проспался после долгой попойки Заккари только часам к шести вечера. Со стоном открыв глаза, обвел взглядом свою комнату в доме матери: слишком светло, режет. Следующей же мыслью в голове была одна: да к черту все. К черту гордость и все глупые громкие слова, сказанные в ссоре. Терпеть эту дыру в груди не оказалось сил. Ему настолько остро нужна была хоть одна улыбка, хоть какой-то лучик сияющих зеленых глаз, что он готов был встать перед ней на колени, моля о прощении. Надо будет — встанет. Только чтобы это прекратилось, чтобы она снова была рядом.

Повезло, что сегодня среда. Рейна Стоун должна уже быть на работе, а значит, у него все шансы ее увидеть. Зак собирался быстро, боясь, что любое промедление окончательно его раздавит. Как в армии: холодный душ, вымывая следы похмелья, стакан воды, чистые брюки и пиджак, накинутый на белую рубашку. Фетровая шляпа на еще чуть влажные волосы и наплечная кобура с револьвером — меры предосторожности никто не отменял. Не желая пользоваться машиной в не самом лучшем физическом состоянии, Зак решил пройтись пешком — благо, до клуба недалеко, а лишний раз подышать воздухом не помешает.

Смеркалось, но выступление Бекки еще не должно было начаться. И Зак искренне надеялся, что все получиться. Что он снова придет, открыто наплевав на то, что его могут узнать. Что дождется конца песни и пройдет в гримерку, а там пусть требует хоть звезду с неба — достанет. Что угодно, лишь бы простила его обман. Да, он не достоин и волоска на этой светлой головке. Мерзкое чудовище, чьи руки по локоть в крови. Но ради нее он был готов избавиться от этой стороны своей жизни — и вчера, допрашивая механиков, понял это совершенно отчетливо. Что перемены назревали давно. И начались, когда он сбросил оковы Большого Змея со своей шеи. Ради нее. Ради девочки-радуги.

Погрузившийся в свои мысли, Зак не сразу заметил, что за ним неслышно следуют три тени. В знакомой до боли улочке снова перебиты все фонари — а может, не заменены еще с прошлого раза. Только над мелькающим вдалеке крылечком клуба горит почти перегоревшая лампочка. Ноги несли его сами, лишь бы скорей оказаться возле Бекки и вдохнуть, наконец, полной грудью.

Сзади резко навалился неожиданный груз, а на горле оказалась тонкая удавка. Помогли инстинкты и натренированные мышцы — не дав внезапному нападающему шанса задушить себя, Грант пригнулся и перекинул его через плечо, удивляясь легкости молодого паренька. Тот охнул, заваливаясь на землю, но радоваться оказалось рано.

Вторая тень, мужчина покрепче во фланелевой рубашке, хищно оскалился, перекидывая из руки в руку нож. И метнулся на своего врага, рассекая лезвием воздух. Зак, еще не до конца осознавший, что нападающих много, не успел отскочить в сторону или достать оружие, и холодная сталь полоснула по ребрам, легко вспарывая одежду и плоть. Глухо зарычав от злости, Грант перехватил руку мужчины, выворачивая её со всей возможной силой. И получил пинок в живот с другой стороны, от которого согнулся пополам, ловя ртом воздух.

— Сука, это тебе за наших парней! — раздался грубый голос над головой, и в следующий момент в скулу прилетел кулак, а во рту проступила кровь. Отшатнувшись, абсолютно дезориентированный гулом в ушах Заккари скользнул рукой за пазуху, пытаясь нащупать револьвер. Не успел, и ещё один порез холодом обжег грудь: уже целенаправленный удар в сердце соскользнул по коже, не дойдя до цели лишь чудом или природной изворотливостью Аспида. Сцепив зубы сильней, он, наконец, смог выхватить свое оружие и направить на цель, взводя курок:

— Прочь! Отошли все, или я стреляю!

Закашлявшись, сплюнул в сторону кровь, мешающую говорить. Чувствовал, как промокли рубашка и пиджак, но инстинкт самосохранения заставил сосредоточить взгляд на нападающих. Чёрт, одна из рож точно знакома — да это же еще один работник мастерской Греты Грант!

— Уходим! Уходим, парни, живо! — тени рассосались в сумерках также быстро, как возникли — а может, так показалось Гранту, у которого темнело в глазах безумно быстро.

Простонав, он шатающейся походкой направился к заднему входу в клуб: нужно скрыться с такого открытого пространства как можно быстрей. Силы покидали его вместе с каждой каплей крови и каждым нетвердым шагом. Не исключая возвращения врагов, он продолжал сжимать рукоять револьвера, дыша хрипло и рвано. Не так страшна боль, вполне себе привычная, как шум в голове и мутная пленка перед глазами.

Он не помнил, как добрался до грязной стены возле черного входа и как прислонился к ней, медленно сползая на землю. Не помнил звучащих где-то вдалеке голосов и шумных разговоров. Запомнился только стук железной двери, невесть откуда взявшийся аромат яблок с корицей и тихое:

— Заккари… Боже мой, Зак!

И маленькие, ужасно теплые руки на его лице.