Город грехов (СИ)

7. Грешница

«Прости меня, Боже, ибо я согрешила».

Никогда ещё Ребекке не было настолько некомфортно в церкви. Сидя на деревянной лавочке рядом с бабушкой, она не могла перестать теребить подол своего голубенького скромного платья. Громкие проповеди, в которые Сара Чейз вслушивалась с привычным вниманием, почему-то вызывали у её внучки лишь жгучее чувство стыда. Ладошки потели, душное помещение, пропахшее миртом и ладаном, пробивало на тошноту. Она и раньше не особо любила эти воскресные визиты, но сегодня была здесь явно не в своей тарелке. Словно проститутка среди монахинь — именно такая ассоциация возникла первой.

А всему виной произошедшее в пятницу. То, что не поддавалось никакой логике и никакому контролю — о каком контроле вообще может идти речь, если замешан Зак Грант?! Превративший невинное касание в первый в жизни девушки поцелуй. Да, в восемнадцать лет вполне не возбраняется иметь хоть какой-то опыт в таком вопросе, но не для Бекки. Ни разу еще не случалось такого, чтобы она настолько потеряла голову, настолько увлеклась кем-либо, настолько глубоко завязла в сиянии чужих глаз. Наставления бабушки и религии вообще учили её, что она должна свято хранить себя для будущего супруга, не допуская ничего подобного с человеком, с которым знакома меньше месяца.

Лишил неприкосновенности её губы и тут же ушёл, словно ничего не случилось. Будто для него это ничего не значило, так, небольшой знак внимания. Оставил её посреди улицы задыхаться своим потрясением от осознания силы, которой обладают простые касания. И внезапной, скручивающей внутренности в тугой клубок жаждой повторения. Вот за что Ребекке было стыдно по-настоящему: за то, что она отчаянно хотела ещё. Ещё немного вдохнуть смеси табака и цитруса. Ещё немного сильных рук на талии, от которых мурашки по коже. Ещё капельку терпкого вкуса амаретто на языке и, самое главное, хоть одно мимолётное прикосновение к острым скулам… Плечам, груди, торсу — всему, до чего дотянутся руки. Воображение у Бекки всю ночь после того поцелуя работало слишком усердно, мысленно раздевая этого худощавого парня и предлагая варианты того, что она увидит под плащом и костюмом.

«Прости меня, Боже, ибо я согрешила».

Согрешила не в реальности, ведь ничего ужасного не произошло. Согрешила в своих снах, изгибаясь навстречу крепким ладоням с аристократичными запястьями, согрешила, просыпаясь в мокрых простынях с гулко стучащим сердцем. Продолжала грешить даже в этот момент, находясь в храме Господа и всё равно думая лишь о бархатном голосе, в котором звучало беспокойство и забота. А потому щёки пылали, а речи священника не могли пробиться сквозь словно заткнутые ватой уши. Бекки все эти два дня была не здесь. А с ним. С чёртовым (да, именно чёртовым! Ругаться оказалось так приятно) Змеем Грантом.

«Прости меня, Боже, ибо я намерена грешить».

Из церкви она, под руку с бабушкой, выходила в совершенно подавленном состоянии. Ей казалось, словно не оправдала надежд своей самой родной кровинки. Что у нее на лице написаны все неправильные мысли.

— Милая, ты что-то совсем притихла сегодня, — заметила Сара странное состояние внучки, — Всё в порядке?

— Конечно, ба, — натянуто улыбнулась Бекки, — Душновато сегодня.

Оправдание сошло за правду — приходской дворик и правда, был залит светом, а тропинку, по которой неспешно покидали церковь люди, припекало солнце. Последняя неделя весны. Совсем скоро придёт жаркое лето, раскалив воздух и наполнив его ароматами цветов. Ребекка тут же подумала, что ни разу не видела Гранта днём, без костюма — он что же, и спит в нём? А как, наверное, невероятно сверкают на солнце его глаза, должно быть, становятся светлей…

С силой стиснув зубы, Бекки мотнула головой, пытаясь избавиться от этого наваждения. Неужели теперь всё вокруг будет ассоциироваться только с ним?! Спасение от этого бреда пришло само: позади послышались торопливые шаги, и чья-то тёплая рука легла на плечо, вынуждая остановиться обеих Чейз.

— Бекки, привет, — просиял широченной улыбкой Арутр и тут же торопливо добавил, — Здравствуйте, миссис Чейз.

— Привет, — без особого энтузиазма кивнула ему Ребекка, немного нервничая: она не любила, когда встречались две половины её жизни.

— Арти, мальчик мой! — явно обрадовалась Сара его появлению, — Вы с отцом тоже были на проповеди?

— Эмм, да, — неловко замялся он, — Вы не разрешите пару минут поговорить с Бекки наедине?

— О, конечно-конечно, — неожиданно подмигнула ему бойкая старушка, отпуская внучку, — Кажется, там впереди моя знакомая… А ты бы зашёл как-нибудь на чай, Бекки печет просто волшебную шарлотку! Пальчики оближешь!

Младшая Чейз закатила глаза — о да, такой партии для неё бабуля была бы рада. Сынок прилежного прихожанина Френка, работающего прорабом в строительной фирме, красавец и вежливый мальчик, который рос практически на её глазах. Жаль, она понятия не имела, что Артур днём помогает отцу, а ночами подрабатывает барменом.

— Непременно, миссис Чейз, — парень нетерпеливо сунул руки в карманы брюк.

Поймав последний повеселевший взгляд бабушки, довольно шустро для своих лет шмыгнувшей вперед, Бекки ощутила себя ещё более неловко в образовавшемся молчании. Чтобы заполнить эту тишину, она спросила первое, что пришло в голову:

— Как там дела в клубе после нашего выступления?

— О, вчера был аншлаг! — азартно поддержал тему Арти, — Столько новых посетителей, причём много чернокожих. Очень расстроились, что артисты выступают только два раза в неделю. Ральф сходит с ума от счастья, уже считая прибыль.

— Да уж, слухи расходятся быстро, — первая за день хорошая новость вызвала робкую улыбку девушки, — Похоже, нам придётся расширить репертуар.

— Не думаю, что моя помощь понадобится. Мендрейк намерен нанять саксофониста, новая публика оценит джаз. Куда там моя гитара, — отмахнулся парень и глубоко вдохнул, словно решаясь, — Бек, я хотел тебя спросить кое о чём…

— Так спрашивай. Я не кусаюсь, — заметив, как занервничал друг, она ободряюще положила руку ему на плечо. Поймав его неуверенный взгляд, мысленно молила: «Да не тяни уже, у меня куча дел, ещё в аптеку зайти, прибраться, подготовить материал для уроков на неделю…»

— Может, сходим куда-нибудь вечером? — выпалил, наконец, Арти, — В кино там или кафе, или куда захочешь…

«Что ж, приехали. А ты чего хотела, дурочка?» — отругала себя Бекки, — «Сама позволила ему думать, что у вас что-то может получиться. Теперь расхлёбывай. И чем ты лучше Лайлы?»

— Эмм… Арти… — вздохнув, она старательно подбирала слова, — Я очень занята. Мне некогда ходить на свидания.

«По крайней мере, с тобой».

— А если в выходной, или я мог бы прийти, помочь с чем-нибудь…

— Прости, мне правда, безумно жаль, — попыталась она объяснить помягче, но всё равно вышло не очень, о чём говорило мрачнеющее на глазах лицо парня, — Но тебе не стоит тратить на меня время. Я… я встречаюсь с другим, — последний гвоздь в крышку гроба с надеждами Артура пришлось слегка допридумывать. Проще говоря — соврать. А по телу прошла неожиданная волна тепла — сказать что-то подобное вслух, имея ввиду Заккари, было невероятно приятно.

— Оу. Прости, я не знал, — пробормотал Арти, смутившись до покрывшейся красными пятнами шеи — Ты не говорила… А впрочем… Всё, забудь, ладно?

— Рада, что мы разобрались, — утешающая милая улыбка явно не помогла вернуть парню обычной самоуверенности, и до дома они шли в тягостном молчании.

***

Открыв утром глаза, Зак не сразу сообразил, где находится. Вроде далеко не первая ночь в этой комнате, но привыкнуть к нежным кремовым оттенкам стен, льющему в окно даже через шторы свету и слишком мягкой подушке было сложно. Не то, чтобы в доме отца он спал на холодном полу в подвале — но чрезмерное количество солнечных лучей немного раздражало. Ведя ночную жизнь, он привык ложится спать с рассветом, а просыпаться в полдень — у матери же валяться в постели не очень получалось.

Поднявшись с кровати, он недовольно поморщился и прислушался к тишине в коридоре. Не раздавалось ни звука, а значит, Грета уже ушла на работу. Отлично, не придётся, едва открыв глаза, натягивать рубашку с длинным рукавом. Чтобы скрыть то, о чём на этом свете знали лишь два человека — сам Зак и его отец. Для матери до сих пор было загадкой, почему в один прекрасный день сын попросту отшатнулся от неё, не позволив больше провести по волосам или погладить по щеке. А всё просто: она лишилась доверия ребёнка. Все, всё человечество — ведь в любой момент самое простое касание может стать ударом.

В зеркале шкафа в комнате простого двухэтажного домика Греты отражалась довольно подтянутая фигура в пижамных штанах. Изрезанная нитями шрамов спина, покрытые ровными толстыми выпуклыми полосами плечи до самого сгиба локтя. Каждый раз, когда их видел, Заккари вспоминал дни своих проступков и наказаний — а потому торопливо натянул майку, скрывая хотя бы самые глубокие.

— Я предупреждал, — глухо и грозно звучит голос отца, — Предупреждал, что в доме не должно быть посторонних.

Стоящий перед ним подросток вздрагивает всем телом, уже прекрасно зная, что будет дальше. Последняя, жалкая попытка оправдаться:

— Джек просто попросил у меня учебник, мы не собирались оставаться здесь…

— Но этого хватило, чтобы он увидел доставку товара и лица, которые ему нельзя запоминать, — рявкнул Зет, прерывая эти мальчишеские объяснения, — Мне плевать, есть правила, и ты их нарушил! Они существуют не просто так, пойми! Они защищают всех нас! А ты подвергаешь риску своих собратьев!

— Они мне не братья, — вскидывает на отца злой, затравленный, как у волчонка, взгляд. И тут же в скулу прилетает кулак, без всякой жалости и сомнений, разбивая губу до крови. Отшатнувшись, Зак лишь щурится и оценивает ущерб, прижимая ладонь ко рту — что ж, бывало и хуже.

— Я смотрю, ты совсем не понимаешь, кем являешься, — спокойно продолжает отец и достаёт из кармана складной нож, — Я тебе напомню. Ты — мой сын, и должен вскоре стать моей правой рукой. Капитаном. Знаешь, как капитан Змей получает погоны?

Заккари сглатывает смешанную с кровью слюну с лёгким беспокойством. Он знал. Солдат — одна полоса. Капитан — две. На каждом плече. В знак того, что принятый в ряды новобранец способен на всё ради семьи, не боится пыток и не испытывает жалости к себе. Но он и не подозревал, что это случится так скоро. Что нож Большого Змея окажется в его руке уже в пятнадцать лет. И ему было до одури страшно. Заносить лезвие над собственным плечом, прижимать к коже, надавливая всё сильней под внимательным взглядом отца.

— Я тебя поздравляю, сынок, — усмехнулся старший Грант, видя, как трясутся мальчишеские пальцы, — Ты будешь иметь столько отметин, сколько нет ни у одного Змея. Потому, что ты выше их всех.

Зет Грант всегда выполнял свои обещания. Но заставляя сына покрыть себя «погонами» он думал, что это будет поводом для гордости, свидетельством его стойкости. Вместо этого Зак не испытывал при обнажении своего тела ничего, кроме злости. Словно ядовитая дыра внутри выступала наружу через эти полосы, ярко показывая: урод внутри, он такой же изуродованный и внешне. А уж если кому-то выпадало несчастье обратить внимание на шрамы, вспышка гнева приходила мгновенно — возможно, именно поэтому в последние пару лет он не пытался начинать отношения с девушками, довольствуясь время от времени шлюхами от Бакстер, умеющими держать рот на замке. Связывая им руки, а особо любопытным и глаза, чтобы удовлетворение потребностей не будило внутренних демонов.

А теперь весь тщательно выстраиваемый порядок осыпался осколками под ноги, и Заккари паниковал. Каждый раз, когда мысли возвращались к подпрыгивающей на ходу девушке с белокурыми волосами, источающей аромат печеных яблок и корицы. Каждый раз за эти два дня, слишком часто вспоминая её мягкие губы и робкий ответ, а потом сразу пальчики на шее — и тело бросало в холодную дрожь. В ночь пятницы он вообще не смог уснуть, виски стискивала боль, а едва прикрывал глаза, как Гранта тут же кидало в волны памяти, словно лодку в океан. Он задыхался. Задыхался от той боли, что приносило каждое воспоминание, которое словно въелось в кровь и которое не удавалось прогнать. А еще от понимания — не бывать такой светлой девочке, как Ребекка, с таким сломанным чудовищем, как он.

Так он думал в пятницу. А к вечеру субботы — что если он отступит, отпустит, сломав себя и преодолев свои желания не в первый раз, то Бекки попросту уйдет под ручку с тем же рыжим барменом. Только представив, как этих нежных, карамельно-сладких губ касается кто-то другой, Зак готов был рычать от бессилия. Тупик, как не крути: подпустить ближе не выйдет, оттолкнуть — ещё сложней. Как он вообще допустил всё это, как позволил себе погрязнуть по уши в этой девочке-радуге?

На тумбочке его ждала записка от Греты, безмерно удивив — и как он не проснулся, когда мать оставила её? Развернув листок, он, чуть нахмурясь, прочитал кривые, торопливые строчки:

«Оставила тебе на плите яичницу с беконом, а в турке кофе. Если надо молоко — забери на крылечке, его привезут в десять. Целую, буду поздно. P.S. Что за Бекки ты звал во сне? Вечером расскажешь.»

Недоумение не сходило с лица Зака, пока он вновь и вновь перечитывал записку. Ему оставили завтрак? Серьёзно — ему? Кто-то, действительно, пытается позаботиться о нём? Смешно. Значит, последние десять лет мать он видел не больше нескольких часов в неделю, перекидываясь парой фраз за чаем и старательно пряча свои шрамы. А теперь она ему готовит и оставляет вот такие послания…

Больше всего испугало послесловие. Он звал Бекки? Чёрт возьми, похоже, так и есть. Придётся придумать достойное оправдание к вечеру. Вот только, для себя оправдания не было никакого. Она ему снилась. Снилась каждый хренов раз, когда закрывал глаза. И глупо отрицать очевидное. Вместо того, чтобы спуститься на кухню и позавтракать, Заккари открыл ящик тумбочки, намереваясь бросить туда записку, но замер в нерешительности.

Там до сих пор валялся сунутый впопыхах толстый бумажный конверт — четыре тысячи девятьсот. Идей, как вернуть девушке дурацкие деньги, до этого момента у него не появлялось. Перевести на счет — поймет, от кого, и явно возмутится. Думал отдать после приватного выступления как «чаевые», но и тут был риск отказа. А вот теперь он видел чётко, что нужно сделать.

Какая разница, кто их видел вместе — теперь уже ничего не исправишь, и рядом с ним она всегда будет в опасности.

Будет. Рядом. С ним. И никаких вариантов. Никаких рыжих барменов.

Жуткое чувство собственника не позволяло ему допускать другую мысль. Пока она рядом, он защитит от всего, что только возможно представить, и от любого маньяка, охотящегося на Змей и на Аспида в частности. Но если его нет поблизости, а Бекки явно из тех, кто любит находить неприятности вроде тех идиотов-расистов? Таких отпугнет простое имя, знак, символ принадлежности…

Четыре тысячи девятьсот — как раз для его задумки. Для подарка, от которого она не сможет отказаться. Защиты.

***

Никогда ещё Ребекка не была так рада среде. Каждый день, выходя на улицу, она ждала: возможно, сегодня он, наконец, не выдержит, придёт, захочет встречи… Но увы. И пришлось ждать до самой середины недели, пока не наступит время следующего выступления в клубе «Полночь». Уже смеркалось, когда Бекки бежала к запасному входу кабака, чтобы сразу шмыгнуть в гримёрку, минуя наполняющийся зал. Переулочек, в котором совсем недавно так вовремя появился Грант, встретил девушку перегоревшим фонарём и полумраком, в котором существовал риск споткнуться о бутылки, но её это мало волновало.

У самой двери она заметила сидящего прямо на земле, прислонившись спиной к грязной стене, мужчину с надвинутой на глаза шляпой в довольно добротном пиджаке. Вздохнув — всё-таки почти опаздывает — Бекки негромко позвала уже успевшего напиться посетителя:

— Эй, мистер, с вами всё в порядке?

Мужчина не ответил, и никак не подал виду, что услышал её. Стоило позвать охрану, но тогда незнакомца отправят в вытрезвитель, а мало ли, какие у него были причины наклюкаться в такой ранний час. Мысленно простонав и ругая себя за мягкотелость, Бекки подошла ближе и присела на корточки, осторожно положила руку на его плечо:

— Мистер, очнитесь, пожалуйста, или мне придётся позвать охрану, — угроза не подействовала, и девушка мягко потрясла его, желая привести в чувство, — Вам плохо? Вызвать врача?

То, что произошло дальше, надолго врезалось в память восемнадцатилетней особы, воспитанной в лучших традициях религии и морали. Очередной толчок её руки оказался слишком сильным, и деревянное тело мешком съехало вбок по стене, наклоняя голову и демонстрируя глубокую алую рану на перерезанном горле. На девичьи пальчики хлынула тёмная, густая кровь, оставаясь каплями на сером плаще.

Нечеловеческий вопль вырвался из уст девушки, с диким ужасом отпрянувшей от трупа: шляпа откатилась в сторону, показывая абсолютно мёртвое лицо с закатившимися стеклянными глазами. Ледяной пот проступил на спине Бетти, в полной панике переводящей взгляд с заливающего кровью переулок тела на свои запачканные руки с трясущимися, словно у эпилептика, пальцами.

— Нет… нет… Господи… Эй, помогите кто-нибудь!!!

На очередной отчаянный вопль из двери выскочили пара ребят из труппы во главе с самим мистером Мендрейком. Немая сцена, которая предстала перед их глазами, могла быть истолкована только единственно правильным образом: окровавленный труп мужчины и перепачканная его кровью девушка, выставившая вперед руки, словно специально демонстрируя, как с них капает алая жидкость с металлическим запахом смерти.

— Бекки? — негромко позвал Мендрейк, — Что тут произошло?

Окончательно потеряв дар речи, девушка, дрожа всем телом и совершенно не соображая, открывала и закрывала рот, не в силах больше издать ни звука. Липкая, резко пахнущая жижа на ладонях — всё, о чем она могла думать в этот момент. По щекам покатились слёзы отчаяния, а живот скрутило тошнотой.

— Господа, я думаю, нужно вызвать шерифа, — раздалось предложение одного из артистов, и ему никто не вздумал возражать.