Глава 26
Аврора
Мой позвоночник резко выпрямляется при звуках голоса Джонатана, ставшего уже очень узнаваемым.
Неважно, как часто я его слышу и сколько времени провожу в его компании. В нем всегда будет присутствовать пугающая грань, которой нужно подчиняться.
Даже поклоняться.
Несмотря на мои прежние возражения, я признаю, что нахожу убежище в общественной обстановке. Теперь, когда мы одни, у меня нет абсолютно никакой защиты против моего тирана.
Я вскарабкиваюсь на ноги, понимая, в каком положении нахожусь — на коленях, с задницей на виду у него.
Как только я встаю, у меня за спиной появляется обжигающее тепло, словно вулкан, готовый к извержению. Я даже не успеваю повернуться, как Джонатан хватает оба моих запястья и прижимает их одной рукой к пояснице.
Мое дыхание учащается, и этот знакомый жар пробегает по моим конечностям и оседает между ног.
— Ты думаешь, это нормально — бросить мне вызов, Аврора? — его голос понижается, когда его губы касаются кончика моего уха. — И это все?
— Я... я не знаю, о чем ты говоришь.
— О, но ты знаешь. Вот почему ты делаешь это специально. Тебе нравится видеть, как я теряю контроль? — он толкает свои бедра вперед, и я с треском вдыхаю воздух, чувствуя, как твердая выпуклость прижимается к моей попке. — Или, может быть, тебе нравится, когда тебя наказывают? — другой рукой он задирает мое платье.
Мурашки покрывают мою кожу, но это не связано с холодным воздухом, а связано с тем, как он хватает меня за задницу, как будто это то, что он всегда должен был делать.
— Я не сделала ничего такого, за что меня следовало бы наказывать, — твердо говорю я, хотя мои ноги превратились в желе.
— Не за что наказывать? — его рука опускается на мою задницу, и я вскрикиваю, мои бедра дрожат и покрыты свидетельствами моего возбуждения.
— Н- не за что, — выдыхаю я.
Шлепок.
Я задыхаюсь, звук заканчивается стоном.
— ...аааа.
— Ты моя, так что веди себя соответственно, знай это, дыши этим, если нужно. Ты больше не сможешь ослушаться меня на публике. Ты поняла?
Мои дрожащие губы сложились в линию, я отказываюсь дать ему ответ.
Шлепок.
— Я сказал. Ты поняла?
Я вздрагиваю всем телом, и мои руки скручиваются в кулаки в его руках, но я все еще не произношу ни слова.
— Мы можем делать это всю ночь, — он хватает меня за задницу с фальшивой нежностью, и я почти стону от ощущения, прежде чем он снова шлепает по коже.
Из меня вырывается хныканье, и я ненавижу, как жалобно оно звучит. Ненавижу, что, как бы ни болела моя спина, я не могу не хотеть большего.
Его голос понижается, и он бормочет мне на ухо:
— Если ты не скажешь слова, я буду шлепать тебя по маленькой попке, пока все не услышат твои крики. Ты этого хочешь, дикая?
— Н-нет!
— Тогда скажи это.
— Поняла, — шиплю я.
— Рад, что мы пришли к согласию.
Скорее, он вынудил меня согласиться. Мудак.
— Итак, что я говорил о том, чтобы держаться подальше от Итана? — он крепче сжимает мои запястья. — Когда мы выйдем, ты скажешь ему, что не придешь на ужин.
— Нет, — это слово едва слышно, но оно есть.
Самое ужасное, что я не сказала этого, потому что не позволю Джонатану диктовать мою жизнь.
Это больше похоже на вызов. В этот момент все, чего я хочу, это плеть его руки и то, как он вызывает эти странные ощущения глубоко внутри меня.
Если провоцировать его это то, что нужно, чтобы открыть его истинную сущность, то так тому и быть. За такое короткое время я стала профессионалом в этом деле.
Я понятия не имею, почему я так увлеклась этой стороной Джонатана. Возможно, потому что это один из редких случаев, когда он показывает то, что на самом деле внутри него, я хочу быть единственной, кто может наблюдать великого Джонатана Кинга в его самой сырой, самой истинной форме.
— Аврора, — предупреждение в его голосе звучит громко и четко.
— Ты не имеешь права указывать мне, что делать.
Он шлепает меня снова, и я встаю на цыпочки от силы удара. Мои бедра трясутся от того, как сильно я сжимаю свое ядро с тех пор, как он вошел.
Но это еще не все.
С каждым ударом по моей заднице он словно вводит свои пальцы глубоко внутрь меня и владеет мной целиком, не давая выхода.
— Ты собираешься отказаться от приглашения Итана?
— Нет.
Шлепок. Шлепок. Шлепок.
Я задыхаюсь, когда многочисленные удары заканчиваются.
Мои нетвердые ноги широко расставлены, запястья зажаты за спиной, попка горит, а киска пульсирует от желания большего.
Я не знаю, сколько еще. Я действительно больше не знаю своих пределов. Не то чтобы я была экспертом в этом с самого начала. Все, что я знаю, это то, что пребывание с Джонатаном растянуло их довольно далеко, даже для меня.
— Давай попробуем еще раз, — он угрожающе хватает меня за задницу, и хотя мое нижнее белье все еще на месте, я чувствую его прикосновение до самых костей. — Ты собираешься или не собираешься отказываться от приглашения? На этот раз скажи правильные слова.
— Н-нет.
Я готовлюсь к натиску его руки, но его не происходит. Я смотрю на него через плечо и вижу, что один из его глаз сузился и направлен на меня.
— Ты делаешь это нарочно, не так ли, дикарка?
— Нет.
— Почему я в это не верю? — он кладет свои пальцы на мое ядро, и я сглатываю, когда они встречаются с моими складками на ткани. — Ты вся мокрая и просишь еще.
Он сдвигает испорченное белье вниз по моим ногам, и я без колебаний выхожу из него. Я смотрю с затаенным дыханием, как он собирает трусики в пучок и запихивает их в карман.
— Зачем ты это сделал? — мой голос нуждается в помощи и весь в беспорядке.
— Я отвечу на этот вопрос, если ты скажешь мне, почему ты не отказываешься от приглашения Итана.
Из-за его чертова сына, но я не говорю об этом. Я имела в виду, когда говорила, что Джонатан не имеет права указывать мне, что делать.
— Я так и думал, — он толкает меня так, что я наклоняюсь над столом, предназначенным для припасов.
Моя грудь касается твердой поверхности, пока он держит меня за запястья. Мои пульсирующие соски становятся болезненными от одного только трения. Я слышу, как позади меня защелкивается ремень, но прежде чем я успеваю сосредоточиться на этом, воздух наполняется звуком шлепка.
Я прикусываю нижнюю губу, глаза закрываются, чтобы запечатлеть ощущения.
— Последний шанс, — его слова отдаются эхом вокруг меня, как мрачное обещание, и я ненавижу, что моя первая реакция на них — желание большего.
Он превратил меня в беспорядок, который не может насытиться. Он был прав в тот день. Я стала обжорой для его наказаний и грубого обращения. Я настроилась на него на пугающем уровне.
— Ты хочешь, чтобы тебя трахнули здесь и сейчас? — его голос понижается от похоти и чего-то еще, что я не могу уловить. — Тебя даже не волнует, что мы находимся в религиозной обстановке, или что любой может войти. Ты просто эксгибиционистка, не так ли?
Его слова должны были бы оттолкнуть меня, но жар охватывает мое тело и сжигает последние запреты.
Джонатан входит в меня сзади, его огромный член заполняет меня целиком с легким оттенком боли. Поза дает ему доступ к тем частям меня, о существовании которых я даже не подозревала.
— Ты очень авантюрная, — его хрипловатый голос добавляет еще больший удар к его бесчувственному присутствию у меня за спиной. — Дикая. Неостановимая.
Он вбивается в меня с такой силой, что мои бедра ударяются о край стола. Со связанными за спиной руками я не могу ничего сделать.
Не то чтобы я этого хотела.
Чувство беспомощности усиливает удовольствие, захватывающее меня за горло. В том, как он забирает меня, оставляя меня беспомощной и не имеющей иного выхода, кроме как вернуться к нему, есть что-то совершенно захватывающее.
Сила Джонатана Кинга делает меня беспомощной, лишает дара речи, я словно левитирую и переживаю внетелесный опыт.
Он шлепает меня по заднице, и, хотя жжение может начаться там, оно оказывается прямо между ног.
— О... Аааа... Дж-Донатан... — мой голос переходит в громкий стон, когда оргазм закипает на расстоянии.
Мой живот напрягается, и мои пальцы сгибаются, ногти вонзаются в его или мою кожу — я уже не могу сказать — готовясь к удару.
Он приближается. Ощущение нарастает на горизонте, усиливаясь и увеличиваясь, вот-вот вцепится в меня и схватит в свои варварские лапы.
Его твердая грудь охватывает мою спину, полностью, целиком, как будто он вот-вот задушит меня.
Но он не душит.
Его губы находят мочку моего уха. Они горячие и твердые, как лезвие. Он шепчет голосом, полным собственничества:
— Мое имя — единственное имя, которое тебе позволено стонать. Единственное имя, о котором тебе позволено думать или даже мечтать.
Я слишком обалдела, чтобы понять смысл его слов, не говоря уже о том, чтобы ответить.
Он толкается сильнее, с силой ударяя меня бедром о стол. В том, как Джонатан входит в меня, нет ничего нормального или обычного.
Он не просто трахает, он владеет мной. Он предъявляет свои права с каждым длинным толчком. Его пальцы обхватывают мое горло, и он сжимает его до тех пор, пока в моем сознании не остается только он.
— Покажи мне, как ты кончаешь для меня, дикарка.
Взрыв оргазма поглощает меня за долю секунды.
У меня нет выбора.
Мягкость моего тела подстраивается под его силу, под то, как его бедра подаются вперед с доминирующим резонансом. На то, как он сжимает мои запястья, на то, как жжет мою задницу от ощущения его руки на моей плоти.
Я задыхаюсь, борюсь и пытаюсь отдышаться, когда падаю с обрыва. Я качусь по грязи без всякой возможности приземлиться.
И, честно говоря, к черту приземление. Я могу оставаться в этой альтернативной реальности весь день.
— Вот так. Хорошая девочка.
Джонатан следует вскоре за этим, на этот раз, изливаясь внутрь меня. Я не напрягаюсь и не думаю об этом. Такая возможность меня не пугает.
В этом отношении все закончилось, даже не начавшись.
— Блядь, — Джонатан вырывается, его горячая сперма стекает по моим бедрам. — Ты принимаешь противозачаточные?
Я поднимаюсь на ноги, хотя мои ноги едва держат меня в вертикальном положении.
Джонатан отпускает мое горло и мои руки, чтобы уложить себя. Мои запястья болят, почти пустые, от потери его хватки.
— Ты должен был подумать об этом раньше, тебе не кажется? — я разглаживаю платье.
— Ответь на вопрос, Аврора, — на его лице все та же маска безэмоциональной пустоты, но в его челюсти появился тик.
Джонатан потерял контроль, войдя в меня, а он не любит терять контроль. Однако это не единственная причина его раздражения. Он не хочет никакого несчастного случая — ребенка. Что вполне понятно, учитывая, что у него есть Эйден, которому девятнадцать и скоро двадцать, и его племянник Леви, который на год старше его сына.
Но это не значит, что я сама не злюсь.
— Может, да, а может, и нет.
— Если ты не прекратишь провоцировать меня, я буду шлепать тебя по заднице, пока ты не сможешь сидеть прямо.
— Уже отшлепал, — я протягиваю ладонь. — Отдай мне мои трусики.
— Как насчет нет?
— Джонатан!
— Ты не можешь относиться ко мне свысока и рассчитывать получить от меня что-то, — он наклоняет голову в сторону. — Ты вернешься туда без ничего под платьем и будешь думать обо мне каждый раз, когда будешь ерзать на своем месте.
— Ты не можешь этого сделать.
— Считай, что это уже сделано, — он протягивает руку и вытирает что-то в уголке моего рта, садистская ухмылка расплывается на его грешных губах. — Кроме того, тебе стоит освежиться. Я не против вывести тебя на люди в таком виде, но ты могла бы.
— О чем ты говоришь?
— Ты выглядишь тщательно оттраханной, дикарка.
Я отталкиваю его руку, румянец жара поднимается и покрывает мои и без того пылающие щеки.
Джонатан усмехается, выходя за дверь. Звук его редкого смеха остается в комнате еще долго после его ухода.
Почему он должен был смеяться, черт бы его побрал?
Я использую несколько салфеток, приводя себя в порядок, а затем прокрадываюсь за спиной у всех, чтобы попасть в уборную. Он прав, мои волосы в беспорядке, глаза опухшие и слезятся. Моя помада немного размазалась от того, как я кусала губы.
Мне понадобилось добрых десять минут, чтобы привести себя в приличный вид.
Когда я возвращаюсь, Кенза уже нашла свой телефон. Она в шутку говорит мне, что думала, что это я потерялась.
Если бы она только знала, насколько верно это утверждение.
За ужином мы садимся за столы по пять человек. Дурочка, Лейла, сажает меня с Джонатаном, Итаном, Эльзой и Агнусом. И Джонатан рядом со мной.
— Что? — сказала Лейла, когда я почти задушил ее. — Я не могу отказать в просьбах тем, кто выписывает большие чеки. Подумай о деле, приятельница.
Сейчас она машет мне рукой от своего стола, где она сидит со своими родителями и двумя старушками из их общины. Брат-врач Лейлы находится в Африке, два ее брата из британской армии — капитаны в Афганистане, а четвертый брат не смог приехать сегодня.
Пока она сидит в семейной обстановке, я застряла здесь. Сказать, что атмосфера за моим столом напряженная, все равно что сказать, что моя жизнь нормальная.
Не помогает и то, что, по словам Джонатана, я не могу сидеть прямо. Моя задница жжет, а отсутствие нижнего белья делает трение в моем ядре невыносимым.
Обычно после одного из сеансов Джонатана я сплю на боку или на животе, пока жжение не пройдет. Но не сейчас.
Агнус сосредоточен на своем мобильном телефоне, казалось, не замечая войны взглядов между Итаном и Джонатаном. Если бы это было несколько веков назад, они бы достали свои мечи и схватились прямо здесь и сейчас.
Эльза, кажется, так же обеспокоена напряжением, как и я. Она копается в кускусе, который приготовила Кенза, и улыбается.
— Это так вкусно. Как они его готовят?
— Кенза говорит, что это семейный секрет. Она не хочет раскрывать свой особый рецепт, — я беру свою вилку и притворяюсь, что я действующий человек и что Джонатан не сидит рядом со мной, как мрачная тень прямо из фильма ужасов.
— Тебе нравится готовить? — спрашивает меня Эльза.
— Не очень, — напрягаюсь я, произнося эти слова.
Джонатан наклоняется ко мне и шепчет так, чтобы слышала только я:
— Одна из привычек, от которых ты отказалась ради своего перерождения?
— Заткнись, — шиплю я, а затем улыбаюсь Эльзе.
Итан берет вилку и неторопливо жует.
— Алисия тоже любила подобные экзотические блюда. Не так ли, Джонатан?
Мой тиран остается безучастным, будто он ожидал удара.
Эльза задыхается:
— Папа!
— Разве он должен был игнорировать слона в комнате? — Агнус заговорил впервые за последний час, но он все еще не поднимает головы от экрана.
Эльза смотрит на него через стол, словно хочет прыгнуть или ударить его. Или и то, и другое.
— Все в порядке, — пытаюсь я разрядить обстановку. — Я знаю, что очень на нее похожа.
Итан продолжает жевать, его внимание не отходит от Джонатана.
— Так вот почему? Ты ведь знаешь, что она — не она?
Я крепче сжимаю вилку, когда враждебность Итана скатывается с моей кожи. Дело не в том, что он прямо нападает на меня. Он говорит эти слова, чтобы спровоцировать Джонатана, и все же именно меня они жалят без предупреждения.
Но почему?
Я не Алисия. Я не хочу быть Алисией.
Почему все не могут перестать сравнивать меня с ней? Или это карма за то, что я бросила Эйдена, когда он был маленьким мальчиком?
Мне тогда было всего шестнадцать. Я не понимала ничего, кроме необходимости бежать, сбросить свои доспехи и убраться из шкуры Клариссы Гриффин.
Если бы у меня был шанс сделать все заново, я бы была рядом с Эйденом. Однако это означает быть в свите Джонатана с самого раннего возраста. Так что, подумав об этом еще раз... нет, спасибо.
Сейчас я едва могу с ним справиться. Если вообще справлюсь.
Сильная рука обхватывает мое бедро под столом, и я вздрагиваю, узнав тепло его крепкой хватки.
Лицо Джонатана имеет обычную прохладу горы, которая так высока, что играет с облаками и тянется к небу.
— Я не понимаю, почему это тебя касается.
— Любознательные умы хотят знать, Джонатан. В конце концов, Алисия ушла слишком рано.
— Папа... — умоляет Эльза.
Джонатан крепче держит меня за бедро, его пальцы впиваются в кожу. Я морщусь, положив вилку на тарелку. У меня нет настроения есть.
Я смотрю себе под ноги в беспомощной попытке заставить Лейлу вытащить меня отсюда.
Мое внимание перехватывает миниатюрная девушка в грязной толстовке и рваных ботинках, которая несет на руках плачущего ребенка.
Сара.
Мои пальцы дрожат, когда осознание поселяется в глубине моего живота. Теперь она старше на одиннадцать лет. Тогда ей было около десяти, ее светлые волосы были подстрижены под подбородок, а огромные зеленые глаза наполнились слезами, когда она держала табличку.
«СПРАВЕДЛИВОСТЬ».
Все остальные закидывали меня яйцами, едой и даже использовали презервативы. Они обзывали меня. Они дергали меня за волосы и царапали мою кожу.
Они называли меня сообщницей.
А она — нет.
Она держалась за мой рукав и шептала слова, которые разрывали меня на части:
— Пожалуйста, можно мне вернуть мою маму? У меня нет никого, кроме нее. Пожалуйста, я отдам тебе все, что у меня есть.
Затем ее оттолкнул кто-то, вылив мне на лицо ведро черной грязи.
Прошло одиннадцать лет, но я никогда не забывала эту девочку. Иногда она снится мне, ее зеленые глаза и безмолвные мольбы. Отчаяние в них, невинность, которую отец убил вместе с ее мамой.
Даже сейчас, когда я вспоминаю ту сцену, моя кожа покрывается колючками, а в ушах раздается пронзительный писк.
Они идут за мной.
Они убьют меня.
А ты винишь их ?
Слова, которые я услышала от офицеров, которые должны были защищать меня, всплывают в моем мозгу. Даже они думали, что я не нуждаюсь в защите. Если бы это зависело от них, они бы выбросили меня из машины в руки протестующих.
Жесткая хватка на моем бедре возвращает меня к реальности. Я сжимала часы, сцепив руки в кулак на коленях.
Джонатан бросает в мою сторону недоверчивый взгляд. Это о чем-то говорит, учитывая, насколько он был поглощен своей словесной войной с Итаном.
— Я... — я резко встаю, заставляя Джонатана отпустить меня. — Мне нужно идти.
Я не жду их ответа и спешу оттуда. Мои глаза встречаются с глазами Сары, прежде чем я пригибаюсь, а затем практически трусцой бегу к черному входу. Эта девушка не может найти меня. Никто из них не сможет.
Мои шаги — это бешеный, беспорядочный беспорядок. Я спотыкаюсь и чуть не падаю, но удерживаюсь на ногах и продолжаю бежать отсюда.
Моей машины нигде не видно. Зрение размыто. Я даже не взяла с собой сумку и ключи.
Они идут за тобой.
Беги.
Беги.
Но вместо того, чтобы сделать это, мои ноги подкашиваются, и я не могу сдвинуться с места, даже если бы попыталась. Я замечаю Мозеса, водителя Джонатана, который курит перед своей машиной.
Я не думаю об этом, пока бегу полубегом в направлении Мерседеса, открываю заднюю дверь и проскальзываю внутрь.
Как только я оказываюсь на открытом пространстве, из меня вырывается вздох. Она не может найти меня здесь.
Они не могут меня найти.
Несмотря на это, я выглядываю из тонированных окон, чтобы убедиться, что за мной никто не следит.
— Добрый вечер, мисс Харпер.
Я вскрикиваю и хватаюсь рукой за сердце от голоса, доносящегося справа от меня.
Харрис сидит рядом со мной, его планшет в руке, как обычно. Он одет в рубашку, заправленную в брюки, пиджак лежит рядом.
Он поправляет очки указательным и средним пальцами.
— Прошу прощения, что напугал вас.
— Что... — я прочистил горло. — Что ты здесь делаешь?
— Разве я не должен спрашивать вас об этом?
— Я имела в виду, что ты делаешь вне благотворительного мероприятия? И раз уж ты здесь, разве ты не должен зайти внутрь?
— Нет. Этого мероприятия не было в расписании. Я готовлю проект для встречи, которую мы собираемся провести с нашими китайскими партнерами через несколько часов.
Я нахмурилась.
— Тогда почему Джонатан не с тобой?
— Это мой вопрос, мисс Харпер. Он настоял на том, чтобы приехать сюда вместо того, чтобы готовиться к встрече.
Ох.
Это потому, что Итан присутствует на собрании? Или, может быть, из-за меня?
Даже не думай об этом, Аврора.
В машине повисает неловкая тишина, пока Харрис снова сосредотачивается на своем планшете. Я ерзаю и морщусь, когда горит моя задница, вспоминая отсутствие нижнего белья с тех пор, как тиран Джонатан конфисковал его.
Вместо того чтобы думать об этом, я наклоняю голову, изучая Харриса. Ему, должно быть, где-то за тридцать. Всегда чисто выбрит, чопорный, корректный, со снобистским носом, по которому он судит обо всех.
— Как долго ты работаешь с Джонатаном?
— Около десяти лет, — говорит он, не поднимая головы.
— Это долгое время.
— Возможно.
— Тебе нравится на него работать?
— Да. Он рационален.
— Рационален?
— Добивается результата независимо от методов.
— Для этого есть другое слово — жестокий.
Харрис поднимает плечо.
— Страх — хороший мотиватор для людей.
Ух. Он так похож на Джонатана. Макиавеллист, почти без морали и холодный. Неудивительно, что ему нравится работать на него.
— И, мисс... — он наконец-то смотрит на меня.
У него действительно красивые голубые глаза за этими очками.
— Просто Аврора.
— Хватит его отвлекать, Аврора.
— Ч-что?
— Он делает много бесполезных остановок, вроде сегодняшней с тех пор, как вы появились в его жизни. Мне это не нравится.
— Тебе не нравится?
Он говорит так, будто он жена Джонатана.
— Да. Это отвлекает его от работы.
— Ну, может быть, ему не стоит быть таким роботом. И к тебе это тоже относится, Харрис. Раскрепостись.
— Я раскрепощен.
— Ты смотрел на себя в зеркало в последнее время?
— Что не так с моим лицом? — кажется, он искренне обижен.
— Эмоции. Когда-нибудь слышал о них? Или Джонатан конфисковал их вместе с твоей улыбкой?
— Я умею улыбаться, — он показывает мне угрожающую улыбку.
Я разражаюсь смехом, а он хмурится, на его лице написано недоумение.
На мгновение я забываю о прошлом и погружаюсь в настоящее.
Потому что прямо сейчас? Я в настроении для дуэли.