«Дорогая Клара.
Мама твердо решила, что в следующем году я должна пойти по твоим стопам. Она наняла в качестве моей новой гувернантки англичанку. Миссис Уодсуэрт помогает мне вникнуть во все тонкости аристократического этикета. Вот сегодня я узнала, что если я нечаянно разобью вазу или хрустальный бокал в доме благородной женщины, то нив коем случае я не должна предлагать заплатить за него. Это выглядело бы очень плохо. Так что имей это в виду, если окажешься такой неловкой, дорогая сестра…
С любовью, Адель».
Около трех часов ночи Клара тихонько, на цыпочках, спустилась вниз, чтобы, как они договорились с Сегером, открыть дверь, ту самую, через которую она той ночью выбралась из дома на их свидание в карете.
Однако сегодня она не выйдет из дома. Это он придет к ней. Всего лишь на час.
Она знала, что это безрассудство, но не могла устоять перед искушением провести время наедине с ним, в темноте своей комнаты, касаясь его тела, вдыхая его запах и целуя его.
Она старалась не очень стыдиться того, что ей хотелось сделать. Ведь они были помолвлены. Другое дело, если бы она делала это с чужим мужчиной. А Сегер собирался жениться на ней.
Они были просто вынуждены что-то сделать, чтобы пережить следующую пару месяцев, ибо их отношения основывались исключительно на страсти. Похоть делала их положение вдалеке друг от друга невыносимым. По крайней мере для Клары.
Кроме того, уже пора бы начать строить другое основание для этих отношений, которое, как она надеялась, перейдет во что-то еще.
Возможно, это была ее главная цель, почему она и не могла не удовлетворять его потребностей, которые на данный момент были чисто физическими.
Готовясь к этой встрече, она подробно объяснила ему, как найти дорогу в темном доме и где находится ее комната. Она сказана, что оставит дверь приоткрытой и зажжет свечу. Она предупредила, какие ступени и доски скрипят и какие двери обычно остаются открытыми. Слава Богу, в Уэнтуэрт-Хаусе не держали собак, которые могли бы залаять, поднять шум, поэтому Сегер спокойно мог добраться до ее комнаты.
Клара с только что расчесанными волосами сидела на кровати поверх покрывал, расстегнув ворот ночной рубашки, с таким чувством, как будто ожидала, что в ее комнату ворвется поезд и промчится по ее кровати.
С бьющимся сердцем и напряженными чувствами она прислушивалась к малейшему звуку, доносившемуся из-за двери. От напряженного ожидания у нее кружилась голова.
Внизу в холле часы пробили три раза, затем прошло еще несколько медленно тянувшихся минут. Клара, беспокоясь, сумел ли Сегер благополучно незамеченным войти в дом, соскользнула с кровати и, подкравшись к двери, выглянула в холл.
Не мог же он забыть, никак не мог, растерянно думала она, ей было страшно подумать, что он не горит желанием, как она, провести один короткий час с ней наедине. Может, все его комплименты были привычной лестью? Может, это его талант — заставлять женщину чувствовать себя привлекательной и сексуальной. Может быть, он так уже делал, пробирался среди ночи в спальни дам, и очень часто, и для него это было не важнее, чем прогулка по парку. Просто пренебрежение к другим. И еще он мог проспать. Он мог быть на каком-то празднестве и потерять счет времени.
Неожиданно она поняла, как глупо было думать, что и он мог с таким желанием и нетерпением ждать этого свидания, как ждала она, думая о нем все прошедшие двадцать четыре часа. Для него в этом свидании не было ничего нового.
Но вдруг без всякого предупреждения он пришел. Он словно призрак возник в дверях ее комнаты.
Она ничего не слышала, ни скрипа пола, ни шагов на лестнице. Прежде чем она поняла, что он не забыл ее, он тихо закрыл за собой дверь и уже целовал ее горячими влажными губами.
— Мне удалось пробраться сюда, — прошептал он. — Будем надеяться, что у вашей горничной крепкий сон и никто нам не помешает.
Клара мысленно представила, как им кто-то мешает, и содрогнулась.
А что именно они делали бы, с острым любопытством подумала она, представляя самые разнообразные интересные занятия.
Давая ей отдышаться, Сегер на минуту отошел, чтобы запереть дверь. Вернувшись, он заключил ее в объятия и повел к постели.
Уложив ее на постель, он немного постоял, глядя на нее сверху вниз, затем снял сюртук и жилет и стянул сапоги.
Не прошло и нескольких секунд, как он уже лежал рядом с ней и, опершись на локоть, водил пальцем по ее коже от расстегнутого ворота сорочки до ложбинки между грудями.
— Не смогу ли я уговорить тебя позволить мне провести здесь два часа? — шепотом спросил он.
— Через несколько минут ты уже сможешь убедить меня в чем угодно, Сегер, поэтому прямо сейчас, пока я еще соображаю, дай мне слово. Один час, и ты должен будешь уйти. Мы и так очень рискуем.
Он кивнул и, игриво не спуская глаз с ее лица, расстегнул еще одну пуговку на ее сорочке. Он дотронулся теплой рукой до ее груди и начал нежно ласкать ее.
— Я только и делаю, что даю тебе обещания, — сказал он и прижался губами к ее губам.
— Разве мы не поговорим сегодня? — шепотом спросила Клара, когда Сегер задрал выше талии ее ночную сорочку.
Улыбнувшись, он покачал головой.
— Мы сможем поговорить на следующей ассамблее, или ты можешь написать мне письмо. Но это… — Он заставил ее приподняться и через голову стащил с нее рубашку. — Этим нельзя наслаждаться на людях, а поскольку у нас есть только один час…
Неожиданно Клара увидела свою наготу.
Она представить себе не могла, что пары занимаются этим при ярком свете. Она-то думала, что все произойдет в глубокой темноте, под одеялом и с закрытыми глазами. И более того, она не могла себе представить, что будет делать эти бесстыдные вещи в доме своей сестры, когда все будут спать. Опасность придавала остроты всем ощущениям.
— Как ты хороша, — прошептал Сегер. — Прости меня, если я не стану тратить впустую ни одной секунды.
Он припал губами к ее груди и с жадностью принялся ласкать ее горячим языком.
Клара изгибалась, стараясь сдержать страстный стон. Ей пришлось бы очень постараться, чтобы заставить себя сдерживаться в последующий восхитительный час.
Сегер не отрывался от ее груди до тех пор, пока она не начала задыхаться от страсти. Вскоре язык проник в ее рот, и пытка наслаждением продолжалась.
Клара лежала под Сегером совсем голая, и это ее невероятно возбуждало. Она словно унеслась куда-то за пределы реальности. Ухватившись за галстук Сегера, Клара дернула его, затем села и стащила с него рубашку. Теперь она и сама могла гладить его великолепную мускулистую грудь.
— Снимай все, — прошептала она: — Давай оба будем голыми.
Она заметила сомнение, мелькнувшее в его глазах. Он взял ее за обе руки и сжал их. В его хрипловатом голосе были нежность и предостережение.
— Это может оказаться опасным.
Клара замерла, не понимая, что он имеет в виду.
— Я не хочу доставлять тебе неприятности. Я только хочу полежать с тобой голой. Можем мы это сделать?
Сегер заколебался, затем улыбнулся и отпустил ее руки.
— В этом не может быть ничего неприятного, Клара, даже если это погубит меня.
Он снял с себя рубашку.
Спустя минуту Сегер лежал на Кларе, целуя ее, поглаживая бедра теплыми нежными руками и снова лаская языком ее набухшие соски. Ощущение прикосновения его кожи, такой горячей и влажной, к ее груди заставляло Клару дрожать от восторга. Она обхватила его бедра ногами.
Он все еще был в брюках, и Клара подозревала, что будет очень трудно убедить его снять их. Брюки были последней линией их защиты.
Но ее тело требовало большего, хотя чего именно, Клара не знала. Ей предстояло еще так много узнать, но она помнила, что Сегер делал с ней в прошлый раз, и ожидала, что это повторится снова. Когда он, обняв ее за талию и прижав к себе, стал ласкать ее обнаженные ягодицы, сладкая боль начала пульсировать внизу живота.
— О, Сегер, я люблю, как ты прикасаешься ко мне. Я хочу большего.
— Значит, ты большее и получишь.
Он продвигается вниз по ее животу, целуя пупок и умелыми пальцами поглаживая и осторожно пощипывая и сжимая ее груди. Клара раздвинула бедра и, запустив пальцы в его волосы, не могла сдержать непроизвольные движения своих бедер.
Вскоре ей захотелось почувствовать его голову между своих бедер. Боже, как она жаждала этого острого сладостного ощущения, которое он доставлял ей тогда, в карете, целуя это самое запретное и чувственное место!
Наконец она почувствовала осторожное прикосновение его языка к мягкому центру ее желания, и у нее перехватило дыхание. Он исследовал каждую складочку ее тела. Как-то сами собой еще шире раздвинулись ее бедра и согнулись колени. Клара прижимала к себе голову Сегера, все больше открываясь перед ним.
Она словно возносится на небо от наслаждения, подумала Клара, закрывая глаза и выгибая спину. Сегер, пряча лицо между ее ног, ласкал ее, доводя до экстаза. Достаточно было слышать и чувствовать его дыхание. Казалось, он был способен делать это до бесконечности.
— Ты получаешь от этого удовольствие? — только и смогла она спросить. — Или это удовольствие только для меня?
Сегер остановился лишь на секунду, чтобы ответить:
— Я получаю огромное удовольствие.
И с еще большим старанием продолжил свои ласки.
Прижимая к себе его голову и обхватив ногами плечи, она чувствовала приближение волны, несущей на своем гребне пик страсти. Клара пыталась отдалить его, ибо было еще рано. Сегер только что добрался до нужного места. И ей хотелось еще немного продлить удовольствие.
— Подожди, — шепнула она, — иди сюда.
Он уступил ей, когда она притянула его к себе, и он оказался снова лежащим на ней. Она целовала его, ощущая запах своего собственного женского возбуждения и окончательно теряя власть над собой.
— Пожалуйста, сними их, — попросила она, стягивая с него брюки. — Я только хочу почувствовать, как ты прикасаешься ко мне. Мы не могли бы сделать то, что прошлый раз, но ты будешь сверху?
— Дорогая, если я окажусь сверху, ситуация наверняка выйдет из-под контроля.
Однако Сегер чувствовал, что его сопротивление слабеет под влиянием эротической силы ее просьбы и терзающей боли в паху. Куда-то исчезла та сила воли, бывшая всегда его надежной защитой. Эта самая сила воли, которая охраняла его от амбициозных дебютанток или одиноких жен распутных мужей. Он сумел прожить восемь беззаботных лет, не омраченных нежелательной беременностью.
Но сейчас, в эту ночь, ему неожиданно захотелось рискнуть. Последствия не имели значения. Он хотел эту девушку, ведь она станет его будущей женой. Неужели он не мог расслабиться хотя бы на этот раз? Видит Бог, он заслужил это. Неужели он не может начать их свадебное путешествие прямо сейчас? Зачем ждать свидетельство о браке и другие бумаги? Они чистая формальность. Даже если она забеременеет, они просто объяснят, что ребенок родился раньше времени. Это часто случается, не так ли?
Господи, он искал себе оправданий!
Он бы сказал все, что угодно, лишь бы оправдать свое желание оказаться в постели Клары, и готов, забыв обо всем, излить в нее свое семя.
Клара, восхитительная в своем порыве, начала стаскивать с него брюки. Сегер ухватил ее за руку.
— Что ты делаешь, дорогая? Мы ступаем на скользкую дорожку.
— Мне все равно, — сказала она. — Я хочу тебя, Сегер. Мы помолвлены. Так почему нет? Я слышала, что в первый раз это больно. Почему не покончить с этим сейчас, тогда во время медового месяца мне нечего было бы бояться или о чем-то беспокоиться. Сейчас подходящее время, я это чувствую. Давай же сделаем это.
Она просила его, все сильнее прижимаясь к нему бедрами. Боже. Боже!
— Я не железный, — прошептал Сегер, когда она напористо поцеловала его. — Хорошо.
— Пожалуйста, — настойчиво прошептала Клара ему на ухо, ее горячее дыхание еще больше возбуждало его.
Казалось, постель закачалась под ним.
Вот оно.
Сегер был в панике, что совершенно было несвойственно ему. Он, как похотливый школьник, неуклюже дергая ногами, спустил брюки и белье до лодыжек и сбросил их.
Сколько прошло времени, подумал Сегер, — четверть часа? Пусть даже больше. Через секунду он снова, уже голый, лежал на Кларе, вжимая возбужденный член в ее мягкое горячее лоно.
— Ты уверена? — спросил он в последний раз, втайне желая, чтобы она не передумала.
К счастью, Клара кивнула и укусила его за мочку уха, втянув его тем самым в водоворот наслаждений, и вскоре Сегер достиг состояния, из которого не было возврата.
Все его тело сотрясалось от возбуждения, когда набухшая головка члена осторожно входила в темное святилище Клары. С каждым движением на него волна за волной накатывало искушение. Он страстно поцеловал ее, его язык буквально ворвался в ее рот и был с таким же восторгом встречен там. Обхватив ногами его ягодицы, Клара притягивала его к себе, а ее ногти впивались в его кожу.
Боль в паху все усиливалась. Поколебавшись лишь одну последнюю секунду, Сегер с силой вошел в Клару, но только наполовину, чтобы не причинить сильную боль.
Клара всхлипнула, сдерживая крик боли. Сегер понимал, что она опасалась разбудить людей в доме, и мысль, что он причинил ей боль, заставила его остановиться.
Он поцеловал ее и прошептал:
— Прости меня.
Она, крепко держа его плечи, с силой сжала бедрами его член.
— Не надо. Я хотела этого.
Опершись на локоть и обняв ее другой рукой, он поднял голову и в мерцающем свете свечи пристально посмотрел ей в лицо. Еще никогда он не встречал такое прелестное создание необыкновенной красоты. У него защемило сердце.
Клара погладила его по щеке, затем закрыла глаза и глубоко вздохнула. Единственная слезинка скатилась по ее щеке, и, увидев ее, Сегер почувствовал, как его сердце пронзила боль.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Да, — кивнула Клара, — но это не то, что ты думаешь. Мне приятно, Сегер. — И она немного сжала бедра, ощущая твердость его члена.
Чувствуя нарастающее желание в паху, Сегер вышел из туманною забытья и на мгновение остановился при мысли, что всего лишь второй раз за всю свою жизнь он лишает женщину невинности. После того первого раза прошло двенадцать лет, и он никогда не вспоминал об этом. В эту же ночь он чувствовал себя почти девственником.
Припав к губам Клары, упиваясь ощущением ее губ и языка, Сегер решительно погрузился целиком в ее мягкую горячую глубину. Клара снова застонала и вцепилась в его плечи. Сегер почувствовал, как напряглись ее мышцы и через секунду расслабились. Он старался не причинять ей боли, но ему необходимо было ублаготворить то острое возбуждение, во власти которого он находился.
Клара еще больше раздвинула ноги и задвигала бедрами, подхватывая ритм его движений. Так они находили гармонию, стремясь к удовлетворению их общей страсти, которую они испытывали стой первой ночи, когда поцеловались под лестницей.
С тех пор они зашли очень далеко. Теперь Клара принадлежала Сегеру. Навсегда. Она станет его женой, и он будет заниматься с ней любовью всю оставшуюся жизнь. Ему хотелось уже сейчас начать эту жизнь. Он не хотел ждать два месяца, но так происходит со всеми, как полагал Сегер.
Вдруг оглушительная волна наслаждения накатила на него, и он почувствовал непреодолимое желание, заставлявшее его спешить. А Клара впивалась ногтями в его спину, охватывала его все сильнее ногами, пока бессильно не уронила голову на подушку.
Он ощущал ее оргазм, видел на ее лице удовлетворенность, и это возносило его на его собственное седьмое небо, где он, дрожа от нетерпения, испытал истинный экстаз.
И тогда он услышал, как где-то в доме часы пробили четыре раза. Сегер в полном изнеможении упал на Клару. Но она еще крепче обхватила его ногами.
— Ты никуда не уйдешь, — прошептала она.
— Но ты заставила меня дать обещание, — ответил он, по-прежнему оставаясь в этом тесном влажном раю ее женственности.
— На этот раз, думаю, ты можешь его нарушить.
— Только один раз, как я понимаю?
— Да, если только мы опять не окажемся в такой же ситуации. В таком случае, надеюсь, ты сделаешь все, что я попрошу. — Ее голос затих.
Сегер целовал ее щеки, нос и чувствовал, как его уносит бурный поток любви.
Клара сказала, что не имела представления о том, как это будет, но на самом деле это он был изумлен больше, чем можно было вообразить. Он только что занимался любовью с девственницей — девственницей, которой он уже сделал предложение, — и он был рад. Полностью удовлетворен. Все было в согласии с законами мира, кроме того, что он должен будет очень скоро встать с этой постели и уйти, оставив ее.
Он по-хозяйски оглядел ее лицо, затем осторожно скатился с нее.
Он уже больше чем привык к такой процедуре — слезть с леди, надеть брюки и поспешно скрыться, — но в эту ночь это казалось неправильным и обидным, такая реакция была совершенно незнакома ему. Он уже чувствовал себя как дома, и ему не надо было уходить.
Дома. А это был даже не его дом, черт побери, и если кто-нибудь застанет его здесь, грозный герцог Уэнтуэрт сделает из него котлету.
Но все равно Сегер чувствовал себя как дома. Он зашел дальше, чем предполагал.
Клара повернулась и щекой прижалась к его груди.
— Это было чудесно, Сегер.
— А тебе было не больно? — тихо спросил он.
— Больно было только одну минуту, затем ты задвигался внутри меня… Наверное, от этого боль и прошла. — Она положила подбородок на руки, лежавшие на его груди. — Когда мы снова сможем заняться этим?
Сегер не сдержал веселую ухмылку.
— Чем скорее, тем лучше, надеюсь. Давай не будем ждать до сентября.
— А ты думаешь когда?
Он поднял брови.
— Было бы хорошо завтра.
— Завтра было бы хорошо, но завтра приезжает моя мать.
— Тогда не будем ждать сентября и поженимся. Как насчет следующей недели, по особому разрешению?
— Но вся моя семья должна присутствовать.
— Они смогут приехать сюда в течение недели. Клара посмотрела на него с задумчивым видом.
— Твоя мачеха составляет планы на сентябрь.
Он погладил ее по щеке.
— Планы можно изменить. У нас нет причины ждать. Честно говоря, ждать опасно, потому что я не смогу оставаться в стороне от тебя, а мы и так долго испытываем судьбу. В конце концов нас поймают, и кроме этого мы сойдем с ума. Во всяком случае, я сойду.
— Я тоже.
Он подложил руку под ее щеку.
— Тогда выходи за меня через неделю. Избавь меня от мучений.
— Пойдут разговоры.
— Ты же знаешь, меня такие вещи не волнуют.
Клара села в постели.
— Почему ты все время так настойчив? Никогда не даешь мне сказать «нет».
Он поднес к губам палец, напоминая, что надо говорить тише.
— Я не хочу, чтобы ты говорила «нет». Я хочу, чтобы ты говорила «да».
— Я уже сказала «да». До сих пор все говорю «да». Но всему есть предел. Он нахмурился.
— Но почему предел? Почему надо отказывать самим себе? Почему мы не можем просто взять то, что хотим?
В свете свечи он увидел, как изменилось ее лицо. Из голоса исчезли игривые нотки.
— Ты привык так делать, не так ли?
— Что ты имеешь в виду?
— Брать то, что тебе нужно, не задумываясь о последствиях или запретах, существующих в обществе. Неужели все сводится к удовольствиям и удовлетворению твоих потребностей? И это все, чего ты хочешь?
— Клара, — прошептал он, когда она села. — Не надо.
Она возмущенно продолжала говорить, словно не слыша его:
— Неужели ты не можешь хотя бы на этот раз смириться с общепринятыми обычаями и вытерпеть помолвку как полагается?
Она взяла свою ночную сорочку, натянула ее на себя и подошла к окну. Перед задернутыми занавесями она остановилась.
Сегер провел рукой по ее волосам.
— Что-то подсказывает мне, что это больше, чем просто вопрос.
Это выглядело так, будто она хотела заставить его подождать, чтобы их помолвка стала испытанием его силы воли устоять перед искушением.
Клара только пожала плечами.
Сегер стоял позади нее, чувствуя, что их разделяет лишь тонкая ткань сорочки. Он попытался заглушить желание схватить Клару в свои объятия, положить на кровать и снова повторить то, что они пережили всего несколько минут назад.
— Я не заслуживаю таких слов, Клара, — прошептал он. — Я никогда не брал у тебя того, что мне хотелось, когда мне предоставлялась такая возможность. Даже сегодня я бы поступил так же, если бы ты не была настойчива.
Поразительно, как они вообще могли обсуждать это. Любая из его прежних любовниц была бы в шоке, увидев, как он оправдывается перед Кларой. Это было огромной уступкой, и он хотел, чтобы она поняла это.
Клара закрыла лицо руками.
— Может, тебе лучше уйти.
— Уйти? Почему? — Он старался не выдавать голосом свое удивление и гнев. — В чем дело?
Клара ничего не отвечала и, повернувшись к нему лицом, подняла на него глаза, полные слез.
— Я боюсь выходить за тебя замуж, — Она наклонила голову. — Ты не можешь обвинять меня за мои сомнения. Я прежде всего цель для охотников за приданым, и ты дал мне понять, что совсем не любишь меня. Как я могу поверить, что ты будешь хорошим мужем?
Сегер отшатнулся от Клары.
— Я не охотник за приданым. Ты это знаешь.
Она только смотрела на него.
— Ты сомневаешься, что я буду верен тебе? — спросил он.
Боже, какими, черт побери, сложными созданиями были женщины! Обычно он уходил, едва только женщина начинала говорить о подобных вещах, но уйти от Клары он не мог. В конце концов, возврата уже не было. После того, что совершилось этой ночью.
Она глубоко вздохнула.
— Если ты не можешь потерпеть два месяца, как я могу быть уверена, что ты продержишься достаточно долго во время нашего брака? Иногда встречаются соблазны, и я боюсь, что ты не собираешься утруждать себя, отказываясь от них. А что будет, когда я буду носить ребенка и не смогу выполнять свои супружеские обязанности? И если я заболею? Я стану непривлекательной для тебя. Не вернешься ли ты тогда к своим обычным развлечениям?
Сегер подобрал с пола брюки.
— Может, мне и правда следует уйти?
Клара некоторое время смотрела, как он одевается, затем, чуть повысив голосе сказала:
— Подожди, Сегер.
— Скоро проснутся слуги.
Надев рубашку, он сел в кресло и торопливо натянул сапоги. Ему хотелось уйти отсюда. Он чувствовал ее превосходство. Женщины никогда так с ним не поступали. Они знали, что не стоит на него давить. Они знали, что должны отпускать его без ссор.
Он был нетерпелив с Кларой, ибо не привык к правилам или запретам. Восемь лет он жил свободным, избегая ответственности и обязательств.
Ему не нравилось собственное нетерпение. Клара была совсем другая, не такая, как все женщины. Ему не хотелось поступать с ней, как с другими, но он подозревал, что от глубоко укоренившихся привычек ему нелегко будет избавиться.
Клара, следуя за ним, отошла кровать.
— Я не хотела рассердить тебя. Просто за последние дни случилось так много всего, и мы просто… мы просто…
Ее голос дрогнул, и он взглянул на нее. Она была в смятении. Он только что лишил ее невинности и не оставил ей выбора. Господи, да ей, наверное, было больно. Вероятно, она чувствовала себя уязвимой и растерянной.
Какой же он идиот! Ничего-то он не знает. За все восемь лет он никогда не позволял себе чувствовать ответственность за спокойствие или счастье женщины. Он избегал женщин, которые навязывали ему близость и свои чувства. А теперь неожиданно он оказался по уши погруженным в чувства, обязательства и к тому же, возможно, в слезы, если дела пойдут в том направлении, в котором, казалось, они уже идут.
Боже, к этому он совсем не привык! Ему был совершенно чужд этот мир переживаний. Он прекрасно владел искусством соблазнять, создавать физическую близость, последнее еще лучше, но он ничего не знал о душевной близости и не умел успокоить расстроенную женщину. Он не относился к мужчинам, которые оказывались в подобной ситуации, но теперь он был кем-то вроде мужа. Он не мог, как обычно, прикрываясь своим мальчишеским обаянием, с шуточками выбраться из комнаты. Неожиданно ему показалось, что он откусил больше, чем способен проглотить.
Тут он заметил, что Клара едва сдерживает рыдания. Он не мог позволить ей рыдать. Их могли услышать.
Сегер без угрызений совести сознавал, что ему не очень хочется успокаивать ее только для того, чтобы не было шума, и еще больше он не хотел просто убраться отсюда, едва только она возьмет себя в руки.
Что-то еще примешивалось к его намерениям. Возможно, это было сочувствие или симпатия к Кларе. Возможно, это была необходимость разрядить обстановку. Сегер не имел представления.
Но прежде чем он понял, что делает, он подошел к ней и обнял ее. В эту минуту его заботило только ее спокойствие и счастье. Ее потребности стали важнее его собственных. Все это было так ново для него.
Он совсем не узнавал своего собственного голоса, звучавшего так нежно и успокаивающе:
— Почему же ты так настаивала, чтобы мы занялись любовью, если не была во мне уверена?
Клара покачала головой и прошептала:
— Я ни о чем не могла думать, кроме того, что хотела тебя. Сейчас я успокоилась и осознала всю тяжесть того, что мы сделали. И теперь я чувствую себя очень одинокой.
Одинокой. Она чувствует себя одинокой? Сердце у него забилось от волнения.
— Но я ничего не могу с этим поделать, — продолжала Клара, вытирая нос, — поскольку часы не повернешь назад.
Он растер ей плечи и погладил по голове.
— А мысль, что ты уже не можешь отказаться выйти за меня замуж, испугала тебя?
Она кивнула.
Эта мысль чертовски испугала и его, но у него хватало ума не говорить об этом.
— Тебе нечего бояться, Клара. Мы поженимся. Если бы мы не сделали этого сегодня ночью, мы бы все равно сделали это, по крайней мере в наш медовый месяц, до которого осталось всего ничего. Совсем недолго. И не чувствуй себя одинокой.
Но как заставить ее не чувствовать этого? Боже! Он находился рядом с ней. Он только что занимался с ней любовью, а она ощущала себя одинокой. Одинокой! Даже лежа в его объятиях.
Сегер приподнял ее подбородок и с нежностью поцеловал в губы.
— Ты моя невеста, и сегодня ты сделала мне бесценный подарок. Ты отдала мне часть себя. Я глубоко этим тронут.
Но Клара все равно чувствовала себя одинокой.
Она кивнула и немного расслабилась, понимая, что Сегер лишь чуть-чуть ободрил ее и немножко успокоил. Но желание поскорее уйти страшно мучило его, и он не знал, было ли это вызвано угрозой скорого появления слуг или предметом их разговора. В любом случае ему надо было уходить, и Клара это знала. По крайней мере, у него была причина ускользнуть, не оскорбляя грубо ее чувств.
Она в молчании смотрела, как он быстро надел жилет и сюртук.
— Мне действительно надо уйти, пока никто не проснулся.
— Я знаю. — Она нерешительно и с опасением подошла к нему. Даже ее голос изменился. В нем не было ее обычной уверенности. — Прости меня, Сегер. Я наговорила глупостей. Мне не хочется, чтобы ты уходил.
Он снова обнял ее.
— Не надо так переживать. Ты сделала что-то, чего не собиралась делать сегодня. Это так естественно.
Естественно, что ей нужно забыть то, что они сегодня сделали.
Что-то сжалось у него в груди, но он постарался не обращать на это внимания, ибо не понимал, что это. Он никогда не терял уверенности после того, как переспал с женщиной. Он всегда уходил от женщины с твердым убеждением, что доставил ей удовольствие и все прошло успешно. Он всегда выходил с беззаботной улыбкой на лице.
Он и сейчас должен был уйти. Он хотел уйти, но, казалось, был не в силах это сделать. Он не мог оставить Клару в таком состоянии.
— Давай сделаем это поскорее.
Она не поняла его и, широко раскрыв глаза, смотрела на него.
— Сделаем что?
— Поженимся, как я уже сказал. Я знаю, что вызвало этот спор, но незачем заставлять меня ждать испытаний на верность. Позволь мне жениться на тебе и доказать свою преданность. Если бы это было не так, я бы отложил свадьбу. Я хочу только тебя одну. В этом все и дело. Вот поэтому я и хочу избежать пышной свадьбы, а сделать ее скромной. Такую мы можем устроить на будущей неделе.
Что же это, черт побери, он делал? Чем неувереннее он становился, тем быстрее и глубже он копал себе яму.
— Сегер, тебе не надо говорить так, чтобы успокоить меня.
— А я и не пытаюсь успокоить тебя, — но он пытался, и понимал это. — Я просто не хочу ждать. Кроме того, ты, может быть, уже забеременела.
В его глазах было беспокойство.
Боже, как мерзко с его стороны ссылаться на это!
Невзирая на это, он ринулся вперед.
— Давай так и сделаем. Мы будем соединены и законом, и моралью. Я представлю тебе все свои обязательства перед тобой, и все эти страхи и сомнения исчезнут.
На самом деле он хотел сказать, что как только он наденет кольцо на ее палец, подпишет бумаги, она перестанет мучиться от чувства вины за то, что она спала с ним, и у них больше не будет трудных разговоров, как этот. Они снова будут смеяться и улыбаться.
— Ты будешь моей женой, — сказал Сегер. — И мы будем делить ложе, как нормальная супружеская респектабельная пара.
Наконец он добился от нее улыбки.
— Думаю, мне хотелось бы быть респектабельной.
Сегер усмехнулся.
— Тебе бы хотелось? Боже, я вхожу совсем в новый мир.
Напряженность рассеялась, и Клара уткнулась лбом в его грудь.
— А как же медовый месяц? Ты же договорился на сентябрь.
— Мы просто подождем, а потом поедем. Таким образом, у тебя будет время устроиться в твоем новом доме.
Она засмеялась от нелепости такой спешки.
— Уходи, пока тебя не застукали, когда ты будешь выбираться отсюда.
— Не уйду, пока не получу ответ.
Клара покачала головой. Сегер пожалел, что не видит ее лица.
— Ответь, дорогая. Итак, на следующей неделе? Она посмотрела на него и, наконец, кивнула:
— Хорошо, но только потому, что я хочу снова побывать с тобой постели.
Ее ответ очень обрадовал его. Что он мог сказать? Он был мужчиной, а постель была таким местом, где он чувствовал себя уверенно, зная, чего от него ожидают.
Он хотел уйти, но Клара остановила его вопросом:
— Сегер? Я твоя первая девственница?
Он застыл на месте и закрыл глаза. Лучше бы она не задавала этого вопроса.
— А это имеет значение?
— Ответь.
Он медленно повернулся к ней:
— Нет.
— Их было много?
— Нет. Только одна.
Он видел, как Клара с трудом сглотнула. Наконец она кивнула:
— Дафна?
— Да.
Ее грудь колыхнулась от глубокого вздоха.
Услышав какой-то шум в одной из спален на верхнем этаже, Сегер понял, что пора уходить. Однако заколебался на минуту, увидев печаль в глазах будущей жены, и пожалел, что не может остаться и ободрить ее. Он хотел, чтобы она знала: Дафна — его далекое прошлое. Она была забыта. И незачем Кларе сомневаться в том, что она самая важная для него женщина на земле.
Наверху над их головами снова что-то стукнуло.
Ему надо уходить.
Он поцеловал Клару в губы и выскользнул из комнаты. Однако он заметил, что покидал эту комнату без своей привычной снисходительной, удовлетворенной улыбки.
Когда на следующий день новость о поспешной женитьбе ее пасынка на американке дошла до ушей Куинтины, она беспомощно взглянула на сидевшую напротив за завтраком Джиллиан. Время, казалось, остановилось на несколько секунд.
Американка. Куинтина чуть не плюнула на свой тост.
Все было тихо, пока Джиллиан не разразилась слезами и не выскочила из-за стола. Куинтина сидела, бессмысленно глядя на стену. Она онемела, ее тошнило от отвращения. Как могло это случиться? Брак приводил Сегера в ужас. Он никогда не стремился к постоянству или обязательствам. Также как не хотел вспоминать свое прошлое и особенно дочь этого простолюдина-торговца.
По крайней мере, та была англичанкой.
Куинтина думала, что у нее впереди еще вполне достаточно времени, чтобы сделать из Джиллиан новую леди Родон. Она считала племянницу единственной молодой женщиной, имеющей на это шанс, потому что только с ней Сегер проводил довольно много времени, и она была единственной незамужней женщиной, которая никогда не старалась повлиять на него в том смысле, который всегда заставлял его бунтовать и оставаться убежденным холостяком.
Куинтина также верила, что сможет положить конец его помолвке с американкой и поспособствовать тому, чтобы Джиллиан заняла место, еще, так сказать, не остывшее после исчезновения богатой невесты.
Неожиданно Куинтину охватил приступ гнева. Нет! Джиллиан ждала этого целую вечность. Она хотела Сегера с тех пор, когда была еще девочкой!
Куинтина встала с кресла, взяла с буфета вазу с цветами и швырнула ее на пол.
Американка. Свадьба на следующей неделе. Этого не может быть!
Она несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая себя, затем вышла из комнаты, где они завтракали, и сказала экономке, что ей сейчас же требуется карета.
Она должна послать срочную телеграмму в Америку. Она не может допустить, чтобы этот брак свершился.