Хмельная музыка любви

Глава восемнадцатая

Во дворе пятиэтажки сидевшие на лавочке бабушки сразу же признали Наташку с маленьким сыном в коляске за свою.

— Ой, ребеночек какой хорошенький, — сами начали они разговор с разведчицей.

— Хорошенький-то хорошенький, — пристраиваясь к ним в рядок, проворковала Наташка, — только папочка нас не признает.

— Это кто ж такой будет, ваш папочка, из наших, что ли? — оглядывая проходящих мужиков во дворе, строго поинтересовалась самая бойкая из старушек. На ней яркими зелеными огурцами сиял байковый, на запах, халат.

— Из ваших, из ваших, — подтвердила Наташка, глядя на бабулек честными глазами. — В пятнадцатой квартире, на четвертом, вон там живет. — Наташка задрала голову, глядя на балкон.

— Лешка, что ли, из пятнадцатой? — спросила одна старушенция другую.

— Он теперь никакой не Лешка, а Алексей Платонович, вот так! — отозвалась сухенькая, но, как показалось Наташе, самая сведущая из сидевших.

— А то! — хмыкнула Наташка. — Алексей Платонович. «Мерседес» завел, а на ребеночка копейки жалко.

— Зачем же ему на дитя деньги тратить, коль полный дом баб каждый вечер нагоняет, — промычала та, что побойчее.

— Нет, в последнее время все с одной да с одной и той же валандается, — покачала головой сведущая.

— Ага, соседка рассказывала, что девчонка хоть и симпатичная, но странная какая-то.

— Да, — подхватила бойкая, — всю ночь не то песни пела, не то на луну, как волк, выла.

— Так пьяная, наверное, — рассудила скромно молчавшая до сих пор бабушка.

— Точно пьяная, я ее на балконе видела. До того упилась, что все сигануть вниз норовила.

— Не пьяная она, а наколотая просто. Бабушки, найдя благодарную слушательницу, наперебой сообщали разведчице нужные сведения.

— Чем это таким она наколотая? — прикинулась непонятливой Наташка.

— Ну, наркотиками какими-то, кто теперь молодых разберет.

— Нет уж, нет. Лешка он, конечно, парень гулящий, но в этом ни в чем замечен не был, — возразила бабкам Наташа.

— Так мы и не говорим, что он колется, только девка та точно не в себе была.

— Я сама видела, как он ее из машины под белые ручки вытаскивал, — встряла скромная.

— Это что ж, при всем честном народе, средь бела дня?

Вновь зашумели все разом.

— Ничего не средь бела. — Сухонькая старушка заговорщицки посмотрела на Наташу: мол, слушай, что скажу. — Уже темно было, когда я мусор пошла вниз выносить, — приготовилась она к длинному повествованию, — чтобы ночь в квартире не стоял. А он, аккурат, подкатил. Меня увидел, говорит: «Здрасьте, Пелагея Матвеевна». И ждет, пока я с ведром пройду. Ее из машины не выпускает. Ну, я медленно так к мусорке прошла и спряталась за деревьями. — Рассказчица показала рукой на раскидистые старые тополя. — Тогда только он ее вытаскивать и стал. А она, как коза, упирается, не идет. Он даже ее так с силой дернул и поволок в подъезд.

Все товарки обратились в слух.

— Ну уж вы Лешку насильником не изображайте, он мухи не обидит, — чуть подлила масла в огонь Наташа.

— Да, он вежливый такой, здоровается всегда, — поддержала Наташу та, что в халате, и укоризненно глянула на подружку: мол, померещилось.

— Всегда-то всегда, а в тот вечер точно мне не показалось. — Бабушка-следопыт обидчиво поджала губы из-за того, что кто-то засомневался в ее информации. — Он как скотину ее тащил, да еще подзатыльники отвешивал. Вот тебе и вежливый!

— Вежливый-то вежливый, только бабник отменный, — узнав уже о пленнице, попробовала повернуть в другое русло Наташа, чтобы побольше узнать о жильце. — И ребеночка не признает.

Наташка вошла в роль и горестно покачала головой.

— Если бы мать была жива, царство ей небесное, — бабка в халате перекрестилась, — ни за что бы не дала ребеночка обидеть. Внука бы любила. Это мальчик у тебя?

— Да.

— Вылитый Лешка, — заглядывая в коляску, признала одна из бабок.

— Да уж, похож, — согласилась Наташка.

— Надо же! Стольких девок приводил, ни одна не разродилась, а ты сплоховала. Сначала в загс надо было бы тащить.

Наташка кивала, соглашаясь.

— Так все хилые были, одна другой тощее, а эта девушка в теле, — возразила одна из соседок.

Бабка в байковом халате, решив хоть чем-то утешить Наташку, сделала ей комплимент и одобрительно посмотрела на располневшие еще больше после родов бедра молодой мамы.

Этого Наташка вынести не могла.

Наступили ей кумушки на больное место.

«Все, достаточно», — решила заканчивать она свое расследование.

Состроив как можно более жалобную физиономию, молодая мама спросила:

— Так что, стерва эта еще у него?

— Так кто ж ее знает? Еще давеча слышно было, а сегодня… — Бабки все, как по команде, подняли головы вверх. — Вишь, вроде бы постирушку сделала.

Белая простыня развевалась на ветру.

— В прачечную всегда белье отдавал, — посмотрев вопросительно на старух, в раздумье произнесла Наташка. — Чего это ее прорвало постельное белье дома стирать?

— Ну, — задумчиво предположила одна, — дело молодое, может, испачкала чем-нибудь женским.

— Ведь он же ее не песни петь притащил, — резонно предположила другая.

— Так, может, ей плохо было, стошнило или что, — возразила третья. — Она ведь целыми днями взаперти.

— Бесилась, все слышали, — закивали старухи.

— Хозяина забоялась, что ругаться будет, вот и постирала, — опять предположила бойкая.

— Сами же говорите, наколотая была, — хмыкнула Наташка, — наколотые — они простыни не стирают.

— Так нет же, он сам простыню вешал, — поправила кумушек сведущая старушка. — Я еще голову со своего балкона подняла, а простыня, плохо выжатая, капала. Так капала, — старуха причмокнула, — а он стоит в одних трусах и прищепками ее прикрепляет.

— Значит, сам? — Наташка покачала головой. — На него не похоже.

— Точно, не похоже. Все последнее время в костюмчиках и рубашках наглаженных щеголял.

— Дощеголялся, — мрачно хмыкнула Наташка, показывая на ребенка.

— Да-а, — протянула бойкая бабка. — Так ты чего, дождаться его хочешь? — кивнув на разлинованное под «мерседес» пустующее место, спросила она.

— Хотела бы еще раз поговорить, — кивнула Наташа. — Но раз вы считаете, что там эта…

— Пелагея, так ты на правах знакомой его матери позвони в дверь, спроси Лешку. Отзовется та или нет?

— Нет, лучше с балкона покричи, соври, что протекли на тебя, — подсказал кто-то.

— А и то правда, балкон-то у них открыт, — крякнула Пелагея и вопросительно посмотрела на Наташу: дескать, надо ли ей это?

— Если вам удобно, спасибо большое, — поняла ее взгляд Наташа.

— Так мне что? Схожу покричу.