Хмельная музыка любви

Глава шестая

Влетевшая в квартиру Наташка была зла. Губы у нее дрожали, она была готова вот-вот разразиться в плаче.

— Вы что? — набросилась она на Надежду. — Совсем тут все с ума посходили! Как вам не стыдно?

— Что ты бушуешь, успокойся, деточка, — пыталась остудить ее пожилая женщина. Знавшая Наташу с детства, Надежда прощала ей вспыльчивый характер. Тем более что девушка недавно вышла замуж и была на сносях. — Что случилось? В твоем положении тебе нельзя волноваться. А то ребеночек нервным будет, садись, расскажи все по порядку, — как можно более спокойно произнесла она.

— Зачем вы Женьку на аборт толкаете?

— Что ты такое несешь? — Обескураженная Надежда присела на краешке стула. — Какой аборт? Кто толкает?

— Дочь ваша Татьяна, Женькина мама.

— Я первый раз об этом слышу. Что ты такое говоришь? От кого… от кого Женечка должна делать аборт?

Последнее время Надежда замечала, что внучка ходила темнее тучи. Даже казалось, что порой у нее глаза на мокром месте. Запираясь у себя в комнате, она подолгу не выходила. Не хотелось, как в случае с дочкой Татьяной, думать о плохом, но Надежда догадывалась, кто тому виной. Не зря блестели глаза у босса. Не зря!

— Человека хорошего, настоящего встретила ваша внучка, — продолжила свою обвинительную речь Наташа. — Что, тоже не знаете? Любовь-морковь у них случилась, и залетела, как полагается, в таких случаях. Решили они ребенка оставить. Вы же про Женьку все знаете, у нее полный порядок во всем должен быть. Поэтому хотела отца будущего ребенка в дом привести, с мамой познакомить.

— Подожди-подожди, — остановила ее Надеждой, — ничего не пойму, с чьей мамой?

— С дочерью вашей, Татьяной.

— А она?

— А она ни в какую. Не таким, видите ли, представлялся ей будущий зять.

— Чем же он ей не понравился? — Опасаясь услышать то, о чем она давно подозревала, Надежда замерла.

— Что-что! Видите ли, он не подходит! Сама решила за дочь, кто годится, а кто нет, — бушевала Наташка. — А у них, может, любовь настоящая. Вместе работают!

— Как же так? — схватившись за голову, расстроилась Надежда. — Любовь? Ты же сама говорила, что трудоголик…

— Да, говорила. Когда-то ведь и конец должен был этому настать.

— Да-да, конечно, должен был, — бормотала Надежда.

— Любовь — это такая редкость в наши дни. Вот у нас с Шуриком тоже любовь. Так я ради него и работу бросила, и ребеночка собираюсь родить. Потому что знаете он какой?

— Какой? — думая о судьбе внучки, механически переспросила Надежда.

— Таких не встретишь никогда. Когда я с работы усталая приходила, он мне туфельки снимал и ножки растирал. И сейчас весь любовью ко мне пылает. Пропитан, понимаете?

— И… и Женечкин избранник тоже пропитан? — не решаясь назвать этого человека по имени, бормотала бабушка.

— Еще как! Он ей стихи посвящает.

— Стихи?

— Да. Лично мне он всем нравится — и взрослый, и сильный. И еще он решительный: «Раз так случилось, готов с твоими родителями встретиться, руки просить».

— И с Арсением тоже?

— Что тоже?

— Тоже хочет встретиться?

— Нет. Женька все поэтапно решила. Сначала с мамой, потом с папой и с вами.

— Да, конечно! Я потом. — Надежда махнула рукой.

— Про вас-то она не сомневалась, поэтому.

— Что, извини, не поняла про меня?

— Не сомневалась, что вы ее поймете, — разъяснила Наташа.

— Конечно-конечно.

— Я вот смотрю, зря она на вас рассчитывала. Потому что вы тоже не так уж с этим согласны.

— Понимаешь ли, Наташенька, — хотела объяснить она девушке, что с женатыми мужчинами, а тем более с детьми и внуками, ничего быть не может, что и у ее дочери Татьяны, и у нее самой лично такой опыт за плечами.

Но Наташка в своей молодой запальчивости не желала ничего слушать.

— Эх вы! — В ее глазах сквозило столько упрека. — Это, может, в ваше время любви было хоть отбавляй, а сейчас… Оглянитесь вокруг. Всюду висят растяжки: «Оторвись со вкусом», «Приколись вместе с нами!», «Попробуй кусочек секса!»

Я только в одном месте за городом однажды на растяжке прочла: «Марина, я тебя люблю!» — и сердце такое большое красное. Возле какой-то забытой Богом закусочной на дороге. Зашла, не поленилась. Там не то служащий, не то хозяин этого заведения такой некрасивый мужик, замухрышка просто. Я его спрашиваю: «Это вы написали?» Он так посмотрел на меня, видно, догадался, что я прониклась этим плакатом, и признался, что он.

Растяжки дорогие очень. А закусочная у него — два с половиной столика. Наверное, годовую выручку отдал. Рассказал, что любит одну женщину, а она к другому ушла. Я его спрашиваю: «Раз ушла, зачем повесил плакат?» Он объяснил, что каждый раз, как она по этой дороге проезжать будет, вспомнит о том, что любящее сердце ее ждет. Может, вернется. Я чуть не заплакала, так мне его стало жаль. Он это почувствован и говорит: «Любовь — это как музыка. Если с детства воспитывать, учить и развивать слух, музыку можно воспринимать, слушать. Это немало. И очень хорошо! И не многие на это способны. Но еще сложнее стать музыкантом. Музыкантами становятся единицы».

Я прибалдела. Такой вроде бы простой мужичонка, а такое говорит!

После этого я часто стала задумываться над его словами и поняла, что любовь надо воспитывать в душе каждого ребенка. У своего вот, — она показала на живот, — прямо с рождения начну. Буду говорить изо дня в день, какой он хороший и как я его люблю. — Надежда обескураженно молчала. — Что вы на меня так смотрите? Я в фильмах видела. Не верите! Тогда про другое расскажу.

Я в пятиэтажке занюханной до замужества жила. У нас на площадке две квартиры. В одной многодетная семья. Их кавказцами называют, но они живут тут давно, москвичи в нескольких поколениях. Так вот мама детей все время учит любить друг друга. Старший брат младшего на руках таскает и приговаривает: «Не плачь, я тебя люблю, защищать всегда буду». Девочки тоже друг о друге заботятся. Одна другой игрушки отдает, а когда ссорятся, мама им говорит: «Она же тебя любит, уступи ей». Или: «Где ты была? Она так без тебя скучала!»

Родственники к ним толпами приезжают. Всех принимают. Я ее как-то спросила: «Зачем?» А она отвечает: «Как же так? Мы их любим, и они нас тоже».

И она все время не устает детям напоминать про любовь. Может быть, у них, у других народностей, так принято, не знаю!

А вот у меня мама как-то поссорилась со своей родной сестрой, — Наташа нахмурилась, — к отчиму ее приревновала. Так много лет не разговаривает. Я ее уговаривала помириться. Сестра все-таки, родная кровь! У нее сын, мне двоюродным братиком приходится, хотелось пообщаться. У меня ведь никого, кроме мамы, не было. А она говорит: «Обойдешься! Не брат он тебе, враг».

Так можно научиться любить, я вас спрашиваю?

Эта многодетная семья, про которую я рассказала, когда в церковь по воскресеньям ходит, все наши бабки на скамейках возле дома ими любуются. Нарядятся во что есть, мамаша всех детей начистит до блеска, отмоет, они за ручки возьмутся и идут.

Надежда, слушая рассказ Наташки о любви, думала о своем.

— А вот другие соседи по площадке… Там жуткая трагедия произошла. Сначала сын с матерью жили. Потом он жену в дом привел, девчонку молоденькую, козу, такую худющую, всю размалеванную, в юбке до пупа. Она с животом ходила, когда он погиб. В милиции служил. Не знаю уж, что с ним произошло, мать настолько горем убита была, я никогда не решалась спросить. Невестку свою после смерти сына так уж обхаживала, чтобы благополучно родила, чтобы все в порядке было. Та родила мальчика, на отца погибшего похож, точь-в-точь. Через месяц после родов невестка эта бесстыжая матери погибшего сына в квартиру хахеля привела. Вы можете в это поверить? Мать в дальний угол квартиры загнала, а потом ребенок им, видите ли, мешать стал, плачет часто! Они его на балкон выставляли. Понимаете, на балкон! Это потому что ее любить никто не научил. Ни мужа своего погибшего, ни его мать, ни даже собственного ребенка!

Вот! Все! Больше вам ничего не скажу. Если вам Женькино счастье дорого, вы образумьте свою дочь.

Ведь Женька ваша и так как восточная вдова — постоянно в черном да в черном. Будто конец света, будто ни солнца, ни любви нет. И если уж ей кто приглянулся — радуйтесь, пляшите!

— Как же плясать? — Надежда не знала, как объяснить горячей Женечкиной подруге, что с женатым человеком счастья не будет никогда.

— Если хотите знать, то это все я.

— Что ты?

— Это я ей яркое платье присоветовала купить. С него все и началось.