Катя
Мы вернулись домой — да, именно домой, это слово теперь не резало слух, — и нас встретила напряжённая тишина. Не та комфортная, что была утром, а звенящая, будто после ссоры. Но мы не ссорились. Мы просто... слишком много сказали за один день.
Саша разлил по бокалам виски, не спрашивая, хочу ли я. Просто протянул один из них мне. Его пальцы слегка касались моих, и это простое прикосновение заставляло сердце биться чаще.
— Твой отец не отступит, — нарушил он молчание, сделав глоток.
—Я знаю, — я покрутила бокал в руках, наблюдая за игрой света в янтарной жидкости. — Но теперь мне есть что терять.Он посмотрел на меня поверх бокала, и в его глазах было что-то новое — не собственничество, не страсть, а нечто более глубокое.
— Я не отдам тебя, — его голос прозвучал тихо, но с той самой сталью, что я слышала на льду. — Ни кому.
Эти слова должны были звучать как угроза, как проявление мужского эго. Но для меня они были обещанием. Щитом.
— Я и сама не собиралась сдаваться, — парировала я, пригубив виски. Оно обожгло горло, но согрело изнутри. — Просто... теперь я не одна.
Он поставил бокал и подошёл ко мне. Взял мой бокал из рук и поставил его рядом со своим. Его руки легли мне на талию, а мои — на его грудь. Мы стояли так, в центре гостиной, просто глядя друг на друга.
— Ты помнишь нашу свадьбу? — неожиданно спросил он.
—Фальшивую? — я усмехнулась. — Как же. Ты был похож на приговорённого, а я — на куклу, которую нарядили для фотосессии.— А сейчас? — его пальцы впились в мои бока. — Сейчас как?
Я подняла руку и провела пальцами по его щеке, по линии скулы, по губам, которые так часто складывались в насмешку, а теперь были мягкими.
— Сейчас всё по-настоящему, — прошептала я. — И мне страшно.
Он прижал меня к себе, и я почувствовала, как бьётся его сердце. Так же часто, как моё.
— Мне тоже, — признался он, и это прозвучало как самое большое откровение. — Но это тот страх, перед которым не бегут. Его принимают.
Он наклонился и поцеловал меня. Медленно, глубоко, без спешки. Как будто у нас была целая вечность. И в этом поцелуе было всё: и обещание защиты, и признание страха, и решимость идти до конца.
Когда мы наконец разомкнули губы, он не отпустил меня, а просто прижал к себе, и мы медленно закачались в такт нашему дыханию, будто танцуя наш первый танец. Тот, который не станцевали на той фальшивой свадьбе.
— Знаешь, что? — я прошептала ему в грудь.
—Что?—Я бы сейчас ответила «да».Он отодвинулся, чтобы посмотреть мне в глаза.
— На что?
—На своё предложение. Если бы ты спросил меня сейчас.Его глаза вспыхнули, а в уголках губ появились те самые морщинки, что бывают, когда он улыбается по-настоящему.
— Тогда считай, что я спрашиваю, — он снова привлёк меня к себе. — Катя, давай останемся вместе.
— Да, — ответила я, прижимаясь к нему. — Да.
И этот тихий диалог в полумраке гостиной был для нас важнее любой пышной церемонии. Потому что это было наше. Настоящее.