Хозяйка Северных гор

Глава 33

Вот уже пару недель, как началась настоящая зима. Я была счастлива, что нам удалось закончить подготовку. Весь замок и прилегающие деревни почти не спали, заготавливая овощи, рыбу и дрова. Да-да, теперь у нас было две деревни. Потому как шотландцы образовали целое поселение возле замковых стен, а чуть в отдалении была расположена деревня графства.

Я сегодня проснулась с плохим предчувствием, и не потому, что под утро комнаты остывали и было страшно холодно. Просто появилось ощущение надвигающейся беды.

Он графа Честера известий не было, да и вообще мы жили будто бы на необитаемом острове. Окружённые горами, через которые никто не мог пройти. Ну это мне так казалось.

Я в основном общалась с теми, кто жил в замке. С леди Ярон, капитаном Сэлом, иногда приходил Ифор с вопросами по деревне. Алан Стюарт появился два раза, один раз на службе в часовне у отца Давида, а другой раз пришёл ко мне… с подарком. Принёс шубку их меха потрясающей красоты. Он был серебристо-серый, переливающийся на свету.

— Кто это? — в восхищении замерла я, дотронувшись руками до мехового великолепия и совершенно забыв о том, что дала себе слово не привечать шотландского грубияна.

У меня была шуба, сделанная из овчины, тёплая, практичная, но я в ней смотрелась словно наши крестьянки. Думаю, если бы леди Эссекс меня увидела в таком виде, то «порадовалась» бы что я стала такой.

Я взглянула на леди Ярон, стоявшую с напряжённым лицом, надеясь, что она подскажет, могу я принять шубку или нет?

А Алан вдруг сказал:

— Леди Маргарет, это от моего… народа, благодарность.

Леди Ярон улыбнулась и, мне показалось, что облегчённо вздохнула.

И я с благодарностью приняла роскошный подарок, подозревая, что хитрый лорд-стюард, только что придумал, что подарок от «народа».

За окном было темно, вылезать из-под одеял не хотелось. Но было надо. Сегодня начиналось рождество. Здесь оно длилось двенадцать дней и ночей.

Вместо деда Мороза был святой Николас, а вместо ёлки остролист. Считалось, что это вечнозеленое растение, символизирует вечное обновление и бессмертие и, по поверью, отгоняет злых духов.

А вчера я «поймала» Мэри, которая рассматривала куда подвесили омелу*.

У меня сразу же возникло подозрение, кого она вскоре проведёт этим путём.

Я даже не подозревала, что Рождество уже праздновали в это время. Но отец Давид и леди Ярон меня просветили. Не просто празднуют, а с размахом. Задача отца Давида, как главы нашей небольшой епархии, было сварить крепкий эль, моя задача, как сюзерена обеспечить вкусностями гуляющее население.

Моя внутренняя «жабка» поначалу ужаснулась — траты-то какие, но уточнив, я поняла, что ничего страшного с моими финансами не произойдёт, надо только придумать ещё что-то необычное, кормить народ двенадцать дней мясом я не смогу.

Леди Ярон рассказала, что у короля размах ещё больше, все эти рождественские дни проходят балы и роскошные пиршества. Отец нынешнего короля однажды устроил пир для двух тысяч своих приближённых*.

(*в 1482 году Эдуард II в течение нескольких дней угощал около двух тысяч человек.)

А простой люд в эти дни не работает, отдыхает и веселится. Я сразу вспомнила наши новогодние праздники. Когда к концу ты уже не можешь есть, пить и полностью забываешь о том, что снова надо будет ходить на работу.

Оказалось, что мне надо подготовить угощение, и достаточно будет напечь буханок хлеба, детям возможно, что-то сладкое. Поэтому за неделю до начала Рождественских праздников я вместе с леди Ярон пошла советоваться с Ринтаной:

Кроме пряников Ринтана ничего посоветовать не смогла. Хотя леди Ярон и Мэри, которая тоже увязалась за нами и восторгались. Мэри чуть не запрыгала:

— Пряники, это так вкусно! Нам так повезло, что Ринтана умеет их готовить

А я вспомнила, что моя невестка, которая при случае всегда пыталась дать понять, что я не очень хорошо образована, как-то упомянула про то, что англичане очень уважают пудинг, да и в сказке про Алису, которую я читала ещё сыну, тоже было упоминание этого десерта. И я даже научилась его готовить.

Поэтому я взяла и спросила:

— А пудинг? Ринтана, знаешь, как готовить рождественский пудинг?

Все уставились на меня «квадратными» глазами.

Ринтана, по своему обыкновению расстроилась, что даже слово «пудинг» ей неизвестно. Мэри, умничка, не дала Ринтане впасть в уныние:

— Леди Маргарет пожалуйста, расскажите, это даже звучит вкусно.

Я улыбнулась: — «Вот хитрюша»

А вслух рассказала, что нужно для того, чтобы сделать пудинг*. Ринтана слушала, открыв рот.

— Леди, это я сделаю

После посмотрела на Мэри, на леди Ярон, несмело улыбнулась и удивлённо проговорила:

— Так просто

(*В Англии как раз в Средние века появилась традиция готовить к празднику пудинг, который стал у народа любимым лакомством. В густую кашу или вареную пшеницу добавляли яичные желтки, сушеные фрукты и специи — корицу и мускатный орех. Смесь раскладывали в формы, охлаждали, а затем подавали к столу как десерт.)

В общем сегодня встретим Рождество и начнём гулять.

На завтра было запланировано большое гуляние, организацию на себя взяла леди Ярон, которой помогали её работницы-валяльщицы. Решили организовать что-то вроде ярмарки. Каждый мог что-то принести на продажу или обмен.

Мы с мейстером Умло посчитали сколько есть птицы, которую можем забить и приготовить. Домашней птицы оказалось не так много. Всё же мы её пока сохраняли в том числе на разведение, были и яйца были необходимы. Индюшек своих я вообще даже не рассматривала. Им и так приходилось непросто.

И здесь нас очень выручили охотники.

Конечно, они в основном притаскивали уток, а не гусей, про которые рассказала леди Ярон. В столице в церквях жарили гусей и продавали. Ну а у нас будут утки, и бесплатно. Мы здесь все будто бы жили большой коммуной. А иначе никак, здесь по-другому зиму нам не пережить.

Плохое предчувствие так и продолжало меня терзать Занимаясь делами я отвлекалась, но что-то внутри меня зудело «комариком».

На вечернюю службу собрались все в восстановленной часовне, было холодно. Часовня была небольшая, и, хотя, я пообещала себе, что построю большой храм, но все эти планы пришлось сдвинуть на весну.

А холодно было, оттого что часть людей не уместились в часовне и остались на улице, окна пришлось открыть, чтобы всем было слышно отца Давида.

Я смотрела на старого монаха, слушала его молодой голос, и поражалась сколько же в нём внутренней силы и веры. Сегодня отец Давид говорил о возрождении, о том, что только жизнь имеет значение, и я сама не заметила как потекли слёзы, смывая горечь воспоминаний, помогая мне справится с тем, что я никак не могла отпустить своё прошлое, постоянно возвращаясь к нему.

Когда отец Давид закончил, в часовне стояла просто звенящая тишина, изредка прерываемая треском свечей, и хлюпаньем носов. Я обернулась, у леди Ярон тоже были влажные дорожки на щеках, многие стояли с закрытыми глазами словно переживая внутри то, что было сказано.

Так мы встретили Рождество.

А в первое утро после Рождества, отец Давид умер, ушёл тихо, во сне.

Я почувствовала себя сиротой, даже не представляя, что привязалась к старику, как к родному отцу.

А к вечеру через перевал к нам пришли гости.

Гостями оказались замёрзшие женщины-монахини и с ними несколько рыцарей, всего их было четырнадцать человек.

Я не представляю, как они решились в такую погоду идти через перевал. Как раз пару дней назад была сильная пурга. Сильная, это значит, что на расстоянии трёх метров ничего не было видно. А эти несчастные попали в самый эпицентр. Как результат, двое у них провалились в расщелину, одну монахиню, так и вовсе, они не смогли разбудить.

Я очень хорошо понимала, что это именно те церковники, которые приезжали в Карнарвон по мою душу, но я была в таком состоянии после смерти отца Давила, да и выглядели они жалко и не опасно, поэтому отказать им в приюте я не смогла.

Мне, конечно, было интересно, что их заставило идти на смертельный риск, неужели я и моё наследство так им необходимо?

Разместили мы всех в разных местах, кого-то даже определили в деревню. Самых тяжёлых, у кого были обморожения или раны, разместили поближе к Бере. Она даже порадовалась, потому как наши пока не особо болели, а Бера взяла себе пару учеников и им учиться было почти что не на ком.

А здесь раздолье, две кашляющие монахини с температурой, обморожения, а у одного из рыцарей, вообще фурункул был на неудобном месте, как нам с леди Ярон по секрету сообщила вездесущая Мэри.

Получилось, что празднование первого дня Рождества у нас прошли грустно и в суете.

Но людям, пришедшим за подарками, всё равно всё раздали и налили, просто весёлых плясок не получилось, люди сами решили, что лучше посидеть, помолчать, да и помянуть отца Давида.

Главной среди монахинь была аббатиса Семпрингемского монастыря, мать Агнесса. К моему удивлению, эта женщина чувствовала себя лучше других, хотя бледность лица и свидетельствовала о том, что ей тоже нелегко дался этот путь.

Ей я выделила отдельную комнату в тёплой части замка, недалеко от своих покоев. Не знаю, что меня сподвигло оставить монахиню поблизости, я же никогда не была впечатлительной, но, видимо, скоропостижный уход отца Давида, который хоть и не говорил никогда, но мне казалось, что он единственный знал кто я и откуда и помогал как мог, приняв меня такой какая я есть, всё же повлиял на моё эмоциональное состояние.

Да ещё и появление монахинь прямо в то же утро, стало для меня знаком, что их надо принять и выслушать.

В первый день я никого не стала навещать, хотя аббатиса и просила меня прийти. На второй день она порывалась сама прийти ко мне, но Бера, навещавшая её сообщила, что женщина ещё слаба и, если я не занята, то предложила подумать о том, чтобы пойти к ней самой.

Сперва я не хотела, но в какой-то момент решила, что скорее всего нам с этими монахинями зимовать вместе, и поэтому пошла.

Аббатиса Агнесса оказалась женщиной лет сорока, но, видимо, жизнь монахини была не простой, потому как лицо её покрывали морщины, особенно мне не понравились скорбные складки около рта, аббатиса явно не относилась к оптимистичным людям.

Глаза у аббатисы были несколько выцветшие, как будто душа её уже была где-то не здесь, несмотря на то, что совсем уже старухой монахиня не смотрелась.

Встретила меня аббатиса одетая, хотя я почему-то думала, что она будет лежать. В комнате, выделенной монахине, было тепло, слуги не жалели дров на большой камин.

А я снова подумала о том, что камины — это не практично, надо делать печки по стоякам и тогда и дрова экономятся и теплее будет.

— Здравствуй, дочь моя, — неожиданно глубоким грудным голосом произнесла аббатиса, прервав мои бытовые размышления, и присев на небольшую лавку, обитую тканью, показала мне сесть рядом.

В груди всколыхнулось недоверие, мой земной мозг сразу проанализировал ситуацию, указав, на манипулятивные приёмы. Я вздохнула, отгоняя от себя «Маргариту Павловну», может всё и не так, просто привыкла всё критически оценивать.

Аббатиса взяла меня за руку и молча посмотрела на меня. Наконец, не дождавшись слов с моей стороны, женщина произнесла ласковым голосом:

— Не падай духом, дочь моя, и не утруждай себя разговорами. Я знаю, что тебе сейчас тяжело.

Я с удивлением посмотрела на аббатису. Откуда она знает, какого мне? К ней допускалась только не болтливая служанка, да Бера. Кто из замка мог рассказать про отца Давида?

Я снова посмотрела на камин. Захотелось хлопнуть себя по лбу. Ну, конечно, мужчины-истопники, простые ребята, может она их спросила, кто в замке священнослужитель, а они и рассказали.

Аббатиса внимательно наблюдала за моим лицом, и мне показалось, что она не увидела там того, что ей было нужно.

— Не карай себя, — продолжила аббатиса, — не твоя вина в том, что уходят те, кто дорог тебе.

«Вот же, зараза, — подумала я, ощутив, как к глазам поступают слёзы, — всё-таки нащупала, чем пронять.»

Я прикрыла глаза, но поняла, что не сдержу рвущуюся наружу влагу из глаз.

Аббатиса, к моему удивлению, молчала, и дала мне выплакаться вволю. Когда я вновь взглянула на неё, то увидела, что она смотрит на меня кротким взглядом словно она мой ангел-хранитель.

Когда я успокоилась, аббатиса спросила меня:

— Дитя моё, есть ли кто-то, кто мог бы заменить отца Давида?

Я почему-то подумала про сэра Джефри. «Интересно, а он мог бы стать священником?»

А вслух сказала:

— Я пока не думала об этом, мать Агнесса

— Я могла бы провести службу, и все, кто хочет, могут присоединиться, — проговорила монахиня, и прозвучало это довольно искренне.

Мне, конечно, хотелось спросить, зачем они пошли через перевал, но я не стала. Прямо сейчас, после того как аббатисе удалось увидеть мою «минуту слабости», правду она мне не скажет. Скорее всего отделается словами, что «бог их направил», ну или что-то в этом духе.

Мне не хотелось омрачать уход отца Давида и Рождество ложью, потому я решила, пусть пока всё идёт как идёт, а я немного справлюсь со своей болью, и всё решу.

Граф Джон Честер. Несколькими неделями ранее

Вернувшись в Карнарвон первое, что обнаружил граф Честер старший, это пьяного в стельку сына. Пока разбирался с задержанными, отдавал указания на сборы в столицу, младший граф, конечно, протрезвел.

Но к тому моменту Джон Честер уже успел переговорить с начальником охраны и выяснил, что сын «развлекался» как мог и его даже не остановило урезанное содержание. О разговоре сына с церковниками которые разыскивали леди Маргарет, граф тоже узнал, правда без подробностей. Только то, что его сын рассказал церковникам, что леди живёт в замке одна и, вероятно, нуждается в наставлении.

Граф задумался: — «Возможно, зря он дал время Маргарет, надо было настоять на заключении отложенного брака, так ей хотя бы была какая-то защита»

Но он увидел, что она сильно колеблется. Непонятно почему, вроде бы такая юная, она не должна бояться брака, тем более что он чувствовал, он ей нравится, как мужчина, у неё не было отторжения.

«Слишком умная, — подумал граф, — всё горе у женщин от ума»

Но почти сразу же в голову пришла другая мысль: — «Зато не поведётся на красавчика Кентерберийского, тот конечно моложе, красив, напорист, но весьма ограничен».

Граф тяжело вздохнул и перед тем, как начать собираться, а выплывать надо было срочно, он и так уже задержался, пошёл разбираться последствиями пьяной болтовни сына.

Монахинь он нашел на постоялом дворе местной церкви.

«Ну да, либо нищие, либо жадные,» — с усмешкой подумал граф о том, что ни то ни другое не предполагало лёгкого отказа от идеи заграбастать леди и её наследство.

Аббатиса ему показалась ещё мрачнее, чем он помнил её с первого раза. Граф Честер поклонился, как и положено мужчине и истинно верующему, и аббатиса «разрешила» ему присесть.

— Мать Агнесса, — граф уже узнал, как зовут настойчивую священнослужительницу, — я завтра планирую выплывать в столицу, могу вас забрать. Корабль у меня большой ваши люди все поместятся.

Аббатиса посмотрела на графа укоризненно:

— Сын мой, я сюда приехала по делу, родственница вдовы сильно волнуется за неё, и просила епископа Линкольна позаботится о ней.

Аббатиса вздохнула и добавила: — Поэтому я благодарна за твоё предложение, сын мой, но вынуждена отказаться.

Тогда граф решился сказать, что изменилось в судьбе Маргарет и почему не надо о ней больше заботиться служителям бога:

— Я предложил леди заключить брак, и она согласилась

Немного не так, но кто же узнает.

Аббатиса замерла, глаза её сузились и спустя пару мгновений она спросила:

— А почему же вы едете в столицу один? А не с будущей супругой?

Здесь граф уже не мог не сказать, тем более, он не знал достоверно, что успел сказать его сын, то и сам толком не помнил.

— Леди дала обет не выходить замуж в течение трёх лет, поэтому мы отложили заключение брака.

Заметив, что аббатиса о чём-то напряжённо думает, так, что у неё даже появилась складка на лбу, граф Честер поспешил сообщить, что его невесте ничего не угрожает, он граф Честер обеспечил ей всё необходимое.

Аббатиса устало улыбнулась, улыбка эта не понравилась графу, но то, что прозвучало, в целом обнадёжило наместника короля, что его услышали:

— Я поняла вас, граф, значит вдова не нуждается, я попрошу вас написать об этом её родственникам.

Граф кивнул и попрощался. Конечно, он не собирался никому ничего писать. Леди Маргарет самостоятельна и не находится ни под чьей опекой.

А вот аббатиса села писать. В письме епископу она сообщила ту информацию, которую ей рассказал граф Честер. А также указала, что собирается срочно воспользоваться отсутствием графа и уговорить вдову посвятить себя богу.

Поэтому через несколько дней после того, как граф отплыл в сторону столицы, забрав с собой и сына, небольшой отряд, состоящий из монахинь и их сопровождения, выдвинулся в сторону замка Кардиф.