Хозяйка заброшенной академии драконов (СИ)

Глава 41

Утро после нашего триумфа в «Серебряном Фениксе» встречает меня не остатками приятной усталости, а новым, свежим номером «Королевского Вестника», лежащим на моем столе как трупная муха на торте. Лиана не плачет, как в прошлый раз. Она стоит у камина, бледная и абсолютно тихая, ее руки сжаты в бессильных кулаках.

Я уже чувствую, что там. Феликс не сдался. Он перегруппировался и нанес ответный удар. Более грязный, более отчаянный, более личный.

Заголовок кричит с первой полосы, набранный кроваво-красными чернилами:

«РАЗОЧАРОВАНИЕ ПРИНЦА: МАГИЧЕСКИЕ ОКОВЫ ЛЖИВОЙ НЕВЕСТЫ РАСКОВАНЫ!»

Текст — это шедевр манипуляции и откровенного бреда. Феликс, облачившись в тогу жертвы и прозревшего, живописует историю о том, как он, благородный и доверчивый, попал под чары коварной простолюдинки. Как она, пользуясь запрещенными артефактами с Востока или древней, забытой магией совращения, опутала его разум, заставив видеть в ней неземную красоту и благородство, коих у нее отродясь не было.

Как те же чары, по его мнению, подействовали на старого маркиза Ларосского, выкрав у него титул, и на самого герцога Бланша, ослепленного магическим мороком и вынужденного подчиниться воле хищницы.

Я почувствовала как что-то холодное и липкое окружило моё сердце, сжав его в тиски.

«Только сейчас, когда её истинная, гнилая натура стала проявляться в её поступках, чары начали слабеть. Пелена спала с моих глаз. Я вижу теперь её истинное лицо лицо алчной, беспринципной интриганки, готовой на всё ради власти. И я не могу молчать! Я предупреждаю всех родителей королевства: отдавая своих наследников в академию, управляемую этой особой, вы отдаёте его в лапы к существу, не брезгующему тёмной магией для достижения своих целей. Кто знает, что она может сделать с ними, чтобы привязать их к себе, сделать послушными марионетками? Требую расследования применения запрещённых магических практик! Спасите нашего герцога! Спасите будущее нашего королевства!»

Я роняю газету на стол. Руки дрожат. От ярости. От беспомощности. От омерзения. Он не просто оскорбляет. Он выстраивает идеальную, чудовищную конструкцию, против которой бессильны любые логические доводы.

Как доказать, что магии не было? Как доказать отсутствие чего-либо? Он играет на самых темных, самых иррациональных страхах — страхе перед неведомой магией, страхе за детей, несмотря на то, что все поступающее уже будут совершеннолетними. Они всё равно остаются детьми своих родителей.

И он знает, что делает.

Дверь в кабинет распахивается. Входит Кэрон. На его лице читается холодная, отточенная ярость. В руках он сжимает пачку магических вестников. Толстую пачку. Конверты из дорогой бумаги с гербами знатных домов, часть из которых уже открыта.

— Видела? — его голос заставляет меня вздрогнуть.

— Видела, — мой собственный голос звучит хрипло.

Он швыряет письма на стол поверх омерзительной газеты.

Я механически беру верхний конверт. Герб дома Тревиль. Вскрываю. Вежливый, выверенный до запятой текст, который больнее любого оскорбления.

«…с глубоким прискорбием вынуждены отозвать заявление на обучение нашего сына в связи с возникшими непреодолимыми обстоятельствами. Сохранение морального и физического здоровья нашего наследника является приоритетом… будем рады рассмотреть возможность его обучения в стенах Академии Миоран в будущем, при условии полного прояснения ситуации и обеспечения должных гарантий безопасности…»

Второе письмо. Третье. Десятое. Все одинаковые. Как под копирку. Вежливые, трусливые, уклончивые. Но суть одна. Мы боимся. Мы верим принцу.

А потом я натыкаюсь на другое. Конверт попроще, без герба, но почерк твёрдый, почти агрессивный.

«Его Светлости Герцогу Бланш и Управляющей Академией. Мы, группа родителей из старейших семей Севера, не можем допустить, чтобы наши дети находились под одной крышей с особой, запятнавшей себя подозрениями в использовании тёмных практик. Её присутствие — угроза. Единственное условие, при котором мы рассмотрим возможность обучения наших отпрысков в Миоране — полная изоляция леди Клайд. Пусть её магия, если она так сильна, служит укреплению щитов академии. Но её не должно быть видно. Не должно быть слышно. Она не должна иметь доступа к студентам. Поместите её в башню. Пусть она будет живым источником силы для щита, но ни учителем, ни хозяйкой, ни соблазнительницей. Таков наш ультиматум.»

Я отшвыриваю письмо, как гадюку. Меня тошнит. Они говорят обо мне, как о вещи. Как о батарейке для их драгоценной крепости.

Кэрон подбирает письмо. Его пальцы сминают бумагу.

— Ультиматум, — произносит он это слово с таким ледяным презрением, что воздух в комнате кажется мёрзлым. — Они предлагают мне запереть свою невесту в башне, как сумасшедшую или преступницу, чтобы их испуганные, трусливые отпрыски могли спокойно учиться. Великолепно. Такие защитники будут стоять на страже стен нашего королевства?

Он смотрит на меня, и в его глазах уже нет той теплой гордости, что была вчера. Там снова бездна.

— Что мы будем делать? — спрашиваю я, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Сейчас я окончательно понимаю, что сама с этим точно не справлюсь.

Мы выиграли вчерашний бой, но сегодня проигрываем войну. Общественное мнение, эта гидра, повернулось против нас окончательно.

— Мы? — он медленно расправляет плечи. — Мы ничего не будем делать. Я буду действовать.

Он подходит к камину и швыряет в огонь сначала пачку писем, а затем и злополучный номер «Вестника». Пламя с жадностью лижется о бумагу, пожирая трусливые слова.

— Этих писем не было. Этой газеты не было. Ты ничего не видела и не слышала, — его голос не терпит возражений. — Твоя задача сейчас продолжать готовить академию к открытию. Составлять расписания. Закупать ингредиенты. Жить так, как будто этот помёт тебя не касается.

— Но как? Они все отвернулись! Они верят ему!

— Они верят страху. А я сейчас займусь тем, что вселю страх в того, кто его породил.