Хозяйка заброшенной академии драконов (СИ)

Глава 42

Я начинаю с самого простого и осязаемого, а именно, с инвентаризации.

Вооружившись толстой учетной книгой и самонаполняющимся пером, я обхожу каждую аудиторию, каждый коридор, каждый чулан. Я пересчитываю магические плиты, проверяю кристаллы очищения на предмет сколов, составляю списки недостающих реактивов для лабораторий. Мои пальцы пачкаются в пыли на забытых полках, я чинила заевшие замки на шкафах с учебными пособиями простым бытовым заклинанием, которому научилась у одной из служанок.

Это монотонная, почти медитативная работа. Она не требует думать о Феликсе, о письмах, о ненависти. Только цифры. Только факты. Каждый поставленный галочкой пункт словно кирпичик в стене, отгораживающей меня от хаоса.

Но Феликс не дремлет. Его атаки становятся тоньше, изощреннее. Если нельзя доказать использование темной магии, можно создать ее иллюзию.

Как-то раз, проверяя запасы в кладовой для зельеварения, я натыкаюсь на странный ящик. В нем, аккуратно завернутые в черный шелк, лежат несколько предметов.

Высушенная лапка лягушки, овершенно безобидная в большинстве рецептов, но отвратительно выглядящая. Пучок волос странного пепельного оттенка, явно не человеческих. И маленькая, грубо сработанная кукла из воска без каких-либо опознавательных знаков.

Никакой магии от них не исходит, это просто реквизит, рассчитанный на того, кто его случайно найдет.

Холодная ярость заставляет мои руки действовать без дрожи. Я беру ящик, выношу его во внутренний двор и перед парой пораженных садовников, занимающихся подрезкой магических роз, бросаю всю эту чепуху в печь для сжигания мусора. Пламя жадно лижет воск и шелк.

— Мусор, — громко и четко говорю я, обращаясь больше к воображаемым слухам, чем к садовникам. — Кто-то плохо убирался.

В другой раз Лиана приносит мне с рынка слух, что по городу ходит какая-то женщина, которая клянется, будто я приходила к ней в лавку за компонентами для любовного зелья незадолго до знакомства с принцем.

Детали туманны, лавка несуществующая, но семя брошено.

Я просто киваю, благодарю Лиану за бдительность и погружаюсь в составление учебного плана по основам магической этики.

Моим ответом становится не оправдание, а работа. Каждый составленный мною документ, каждый приведенный в порядок уголок академии это мой молчаливый протест этому балагану.

Вечера становятся неожиданным нашим пристанищем. Кэрон возвращается из столицы поздно, часто запыленный дорогой, с тенью усталости вокруг глаз, но с неизменной прямотой во взгляде.

Мы ужинаем в малой столовой, вдали от любопытных взглядов прислуги. Сначала разговоры короткие, почти деловые.

— Как дела? — спрашивает он, отодвигая тарелку с почти нетронутым ужином.

— Аудитория преобразований готова. Заказала новые кристаллы для практикума, — отвечаю я, не поднимая глаз от своих записей.

— Хорошо.

Потом он начинает делиться. Не подробностями своих политических игр, а их сутью.

— Сегодня я посещал Совет по образованию, — говорит он однажды, медленно вращая бокал с вином. — Обсуждали финансирование региональных школ. Никто, конечно, не посмел поднять тему Вестника прямо. Но взгляды красноречивы. — Он хмыкает. — Мой любимый граф Оринель вдруг озаботился чистотой магического генофонда и необходимостью тщательнейшей проверки преподавательского состава. Случайно, конечно.

— Что ты сделал? — спрашиваю я, откладывая вилку.

— Напомнил ему, что его собственный генофонд обязан своим существованием не слишком чистому зелью, которое его прадед использовал, чтобы соблазнить богатую невесту. Старые судебные архивы просто восхитительная вещь. Он резко перестал интересоваться генетикой.

Он рассказывает это без злорадства, с холодной, почти механической эффективностью.

Он методично, шаг за шагом, обрубает щупальца страха, которые Феликс пытается запустить в правящие круги.

Одним напоминает о долгах, другим о старых грехах, третьим просто дает понять, что их бизнес может неожиданно столкнуться с административными трудностями.

— Он ищет лжесвидетелей, — как-то вечером сообщает Кэрон, его лицо мрачное. — Предлагает деньги. Немало. Ищет тех, кто мог бы подтвердить, что видел, как ты покупаешь запрещенные ингредиенты или проводишь темные ритуалы.

Мое сердце падает.

— И находит?

— Пока нет. Пока те, к кому он обращается, боятся меня больше, чем жаждут его денег. — Он смотрит на меня. — Но это вопрос времени. Он отчаялся и найдет кого-нибудь отчаявшегося.

Самым тяжелым становится молчание маркиза Ларосского. Он не отзывает своего сына, но и не присылает ни слова поддержки. Его нейтралитет в этой ситуации красноречивее любого обвинения.

Однажды ночью за очередным поздним ужином я не выдерживаю.

— Почему ты это делаешь? — вырывается у меня, когда мы сидим у камина в его кабинете. — Ты мог бы отступить. Сохранить лицо. Сказать, что был под влиянием моих чар, а теперь одумался. Твой статус остался бы неприкосновенным.

Кэрон долго смотрит на огонь.

— Во-первых, — говорит он наконец, — я дал слово. Драконы своего слова не нарушают. Даже если оно еще не скреплено клятвой. — Он делает паузу. — А во-вторых… это не важно. Тебе не стоит думать о подобном.