Играя на струнах души

ГЛАВА 10

ТЕЙЛОР

— Может, ты уже снимешь его? — умоляет Итан со своего места на первой ступеньке джакузи.

Я мертвой хваткой вцепляюсь в полотенце у себя на груди.

— Я не готова.

— Не готова? Как такое возможно? Ты в купальнике, стоишь у края теплой, бурлящей воды.

Под одеждой Итан — образ мужского совершенства, как я и предполагала. А в тот день, когда парень натер меня блестками, лишь мельком взглянула на него, но он держал меня так близко, что я почувствовала больше, чем увидела. Гораздо больше. Я заметила черную абстрактную татуировку на его грудной клетке, но не разглядела ее достаточно хорошо, чтобы понять, что именно это такое.

Делаю мысленную пометку спросить его об этом позже, когда не буду в нескольких секундах от полномасштабного нервного срыва.

— Что еще тебе нужно? — спрашивает он. — Струнный оркестр, чтобы исполнить серенаду для твоей упрямой задницы?

Прикусываю зубами нижнюю губу. Чего Итан не знает, так это того, что я не носила купальник с девяти лет. Всегда было проще надеть плавки и мешковатую футболку в те немногие разы, когда ходила плавать. В тот единственный раз, когда решила купить купальник, я не могла поверить, сколько они стоят, и отказалась поддерживать абсурдный гендерный «розовый налог»⁴. Сегодня я поняла, что не все купальные костюмы одинаковы — то есть, они не обеспечивают одинаковый уровень защиты. Если уж на то пошло, я думаю, что бикини-стринги, которые он предложил сначала, оставили бы больше места для воображения, чем костюм, который на мне сейчас. Слава богу, что в раздевалке есть бритвы, иначе я могла бы действительно опозориться.

— Так все. — Итан вылезает из ванны и приближается ко мне.

Моя хватка на полотенце крепнет.

— Стой! Подожди, хорошо, я сделаю это.

— Нет, у тебя был шанс. — Он сверлит меня взглядом. — Дай мне полотенце и тащи свою задницу в джакузи.

— Я сказала, что сделаю это, ясно? — Я закрываю глаза, делаю успокаивающий вдох и бросаю полотенце. И прежде чем Итан успевает рассмотреть меня, заскакиваю в воду и прячусь под пузырьками.

— Это было не так уж сложно, правда? — Он говорит непринужденно и безразлично, когда делает шаги в ванну и садится на противоположный край.

Конечно, его это не трогает. Он, вероятно, видел все разновидности женского тела, все формы, размеры и цвета. Мое, безусловно, не является выдающимся, на что Итан обратил внимание еще в самом начале. Я действительно выгляжу как парень — узкие бедра, маленькая грудь, невыразительные изгибы.

Я чувствую, что немного расслабляюсь. То ли из-за теплой воды, мягко перекатывающейся по моим мышцам, то ли из-за мысли, что Итан видит во мне не более чем «одного из парней», я не уверена.

— Так здорово. — Я откидываю голову назад и закрываю глаза.

— Болят мышцы после череды шоу?

— Да. — Я смотрю на него и вижу, что Итан в такой же позе, голова запрокинута, вода доходит ему до груди. — А у тебя?

— Немного, да. Мы стараемся поддерживать высокую энергетику выступления на сцене, что означает много прыжков. Я уже не восстанавливаюсь так быстро, как раньше.

Между нами воцаряется тишина, и ее интимность заставляет меня начать разговор.

— Что означает твоя татуировка?

Он ухмыляется, все еще с закрытыми глазами.

— Ты разглядывала меня, Томми?

Да. Может быть.

— Нет, просто поддерживаю разговор.

— Это неочевидно?

Татуировка напоминает мне один из тех тестов с чернильными пятнами, и она занимает пространство между его подмышкой и бедром у ребер.

— Это птица феникс?

Он моргает, открывая глаза.

— Ворон⁵.

Точно. Наверное, мне следовало бы догадаться самостоятельно.

— У тебя есть какие-нибудь татуировки? — Парень смотрит на воду у моих плеч, как будто пытается разглядеть сквозь толщу пузырьков мое тело под ними.

— Нет. — Я скрещиваю руки на животе. — Пока для меня нет ничего настолько важного, чтобы навсегда запечатлеть это на своем теле.

— Умно. — Он снова откидывает голову назад и закрывает глаза. — Если бы я сделал татуировку в восемнадцать лет, то сидел бы здесь со словами «твое имя» на моем члене, чтобы я мог использовать его, чтобы подцепить цыпочек.

— Не уверена, что у тебя нет такой надписи на члене.

Он смотрит на меня через пар от воды.

— Я с удовольствием покажу тебе.

— Точно нет.

— Твое упущение. — Он расслабленно откидывает голову на край ванны.

Позади него раздается стук в стену.

— Мистер Кроу?

— Входите, — говорит он, глаза по-прежнему закрыты.

Трое мужчин из обслуживания номеров, несущих подносы с едой, подходят к джакузи.

— Ставьте. Мы позаботимся об остальном.

Они делают, как он велел, и я с благоговеньем смотрю на разнообразие различных блюд — пицца, паста, свежие фрукты, даже блинчики и…

— Канноли?

— Любой вкус на выбор.

Я беру одну, политую шоколадом.

— Включая зубную пасту?

Он хихикает.

— Нет, сегодня без зубной пасты.

Я смотрю на десерт, но колеблюсь.

— Это не зубная паста. — Он прищуривает глаза. — Ты мне не доверяешь?

— Я засунула тебе в рот анальную пробку. Прости меня за излишнюю осторожность в отношении твоего возмездия.

Он откидывает голову назад и смеется, звук омывает меня и вызывает озноб, несмотря на горячую воду.

— У меня во рту бывало и похуже. — Он придвигается к моей стороне ванны, так близко, что его нога касается моей, когда парень тянется за десертом.

— Даже боюсь спрашивать.

— Так и должно быть. — Он подмигивает и откусывает кусочек канноли. — Видишь? — говорит с набитым ртом. — Не зубная паста. Черт, как вкусно.

Я жду, пока он проглотит, прежде чем отважиться откусить. Сливочный центр — это взрыв сладости на моем языке, который разжигает мой голод. Я вылезаю из джакузи, чтобы взять кусочек ананаса и манго… или это папайя? Холодный фрукт в сочетании с теплым паром освежает, и я сажусь на край ванны и ковыряюсь в еде.

— Здесь так много еды, — замечаю я, запихнув в рот черничный блинчик.

— Я не был уверен, чего тебе захочется. — Его голос хриплый, и я задаюсь вопросом, не засыпает ли он.

Лучше съесть все, что смогу, пока он не объявил, что мы закругляемся, и я не упустила свой шанс. Интересно, можно ли взять коробку с едой на вынос? Я стону.

— Это лучший ананас, который я когда-либо пробовала.

— Да ну? — Он придвигается ближе ко мне. — Оставишь кусочек для меня?

Я беру ломтик и протягиваю ему, но парень проталкивает свое большое тело мимо предложенного кусочка, пока его ребра не упираются в мои колени. Его взгляд задерживается на моих губах.

— Что ты делаешь?

Эти светло-карие глаза потемнели от плотского голода.

— Я хочу попробовать.

Даже женщина с таким маленьким сексуальным опытом, как у меня, не может неправильно истолковать его невысказанную просьбу. Я не должна позволять ему целовать меня. И знаю, что лучше не связываться с рок-звездой. Я видела в первом ряду, какой вред они могут нанести.

И все же…

Воспоминания о нашем первом поцелуе преследуют меня. Искушают и дразнят.

Мы уже целовались один раз. Неужели еще от одного будет так уж плохо? Кроме того, для Итана поцелуй — это такая же обыденность, как рукопожатие. Ему не нужно знать, что для меня поцелуй — это предел моего сексуального опыта.

Но…

— Я же сказала, без шуток. — Я едва слышу свой робкий голос за шумом пузырьков джакузи.

Его взгляд темнеет, когда он перехватывает мой.

— Ты видишь, что я смеюсь?

Итан определенно не смеется. Даже не улыбается. Он источает то сексуальное обаяние, когда разум и здравый смысл растворяются, как пепел, и заменяются фантазиями о его губах на моих.

Я облизываю губы и наклоняюсь, давая ему разрешение взять то, что он хочет. Ожидаю, что Итан набросится на мой рот, как в первый раз, но вместо этого парень скользит рукой по моей шее, обхватывает мою голову и приближает наши рты. Прижимает кончик своего носа к моему — нежное движение, которого я не ожидала от такого мужчины, как он. Другой рукой обхватывает мою челюсть. Подушечкой большого пальца проводит по моим губам, как будто проверяя, настоящие ли они. Я тянусь навстречу его прикосновениям, жаждая больших ощущений, которые могут принести только его руки. Итан прижимается торсом к моим коленям, и они раздвигаются, чтобы парень мог придвинуться ближе, пока не устраивается между моими бедрами на краю джакузи.

Он приближает свои губы к моим в медленном поцелуе с закрытыми ртами, таком мягком, что это похоже на трепет крыльев бабочки. Целует каждый уголок, мою верхнюю губу, затем нижнюю, и, наконец, завладевает моим ртом. Его язык скользит по моему, медленно лаская, нежно уговаривая, смакуя момент, как будто этот поцелуй был записан и кто-то включил замедленную съемку — глубокую, чувственную и осторожную.

Итан был прав — я чувствую, как таю под контролем его рта. Мои мышцы превращаются в клейкую массу, ноги теряют всякую чувствительность. Я испытываю иррациональное желание откинуться спиной назад, почувствовать, как парень ползет по мне, и прижаться всем весом к моим бедрам. Каждое нервное окончание оживает, делая мою кожу гиперчувствительной к его прикосновениям — прижатию его большого пальца к моей шее, перебиранию моих волос между его пальцами.

Слишком быстро Итан разрывает поцелуй, упирается лбом в мой лоб и тяжело дышит.

— Хорошо, да? — говорю я, имея в виду ананас и надеясь развеять некоторую неловкость, которая, боюсь, нарастет между нами.

Парень моргает, открывая глаза, и смотрит на меня.

— Лучшее, что у меня когда-либо было.

Я думаю, что он говорит об ананасе, но глупая, иррациональная часть меня надеется, что, возможно, речь идет о поцелуе. Может быть, Итан говорит обо мне.

А может, он просто выдает те же старые избитые фразы, которые использовал в отношении всех женщин, с которыми был. От этой мысли у меня сводит желудок.

— Мне нравится смотреть, как ты ешь. — Итан протягивает мне бутылку воды, берет себе одну и устраивается на своей половине джакузи.

Как он может так себя контролировать, в то время как я чувствую головокружение и опьянение от поцелуев? Практика с тысячей женщин.

Я выбрасываю эту мысль из головы и заставляю себя отойти от еды и вернуться в воду.

Парень изучает меня с восторженным восхищением.

— Никогда не был рядом с женщиной, которая наслаждалась бы едой так, как ты.

Мои щеки краснеют от смущения, и я надеюсь, что он думает, что это из-за горячей воды.

— Когда я была маленькой, в доме никогда не было достаточно еды. — Я неловко смеюсь. — Я ем так, как будто это мой последний шанс. Старые привычки.

— Мне это нравится.

Почему Итан продолжает так на меня смотреть? Как будто я в меню, и он хочет съесть меня на случай, если у него никогда не будет другого шанса.

Если бы была смелой и сексуально раскрепощенной, то пересекла бы ванну, оседлала его бедра и потребовала, чтобы он закончил то, что начал. Но я не такая, поэтому откидываю голову назад, закрываю глаза и проклинаю свою слабость.

ИТАН

Является ли ананас афродизиаком?

Делаю мысленную пометку, погуглить это, когда вернусь в свою комнату. Либо в этом тропическом фрукте есть ферменты, делающие твердым мой член, либо Томми меня безумно возбуждает.

Из джакузи, сквозь пелену пара, я наблюдаю, как она возится с бутылкой воды и смотрит куда угодно, только не на меня. Ей не хватает сексуального опыта, уверенности, и Томми неловко озвучивает свои желания — все качества, которые я нахожу отталкивающими. Женщины, которые точно знают, чего хотят, и просят об этом, возбуждают меня, делая мою работу намного проще. Меньше догадок, отсутствие страха отказа, низкий риск зайти слишком далеко слишком рано.

С Томми мне приходится пытаться читать ее мысли, внимательно слушать сигналы, которые подает ее тело, и чертовски надеяться, что не ошибаюсь в интерпретации. Когда я поцеловал вкус ананаса с ее губ, ее бедра задрожали от прикосновения к моей грудной клетке. Может быть, желание. Может быть, страх. Я выбрал безопасный путь и отступил, хотя сделать это было очень сложно.

Девушка обхватывает губами горлышко бутылки с водой, и я наблюдаю за ее горлом, пока она глотает. Мои фантазии приводят меня в самые развратные места в моей голове, туда, куда я никогда не попаду с Томми. Я задаюсь вопросом, зачем трачу время? Она была права, когда говорила, что есть другие женщины, которые могут дать мне именно то, чего я хочу. И все же я здесь, очарованный неопытным сорванцом.

— Не мог бы ты перестать так смотреть на меня? Мне от этого не по себе. — Она складывает ноги перед собой, обхватывает руками голени, а подбородок кладет на колени.

— Мне нравится смотреть на тебя. — Я кладу руки на кафельный бортик ванны. — У тебя никогда не было парня?

Ее лицо, и без того красное от теплой воды, становится еще краснее.

— Тебя это действительно удивляет?

— Да. — Да, блядь. То есть, конечно, она не выделяется в толпе, как большинство женщин, к которым я привык, но любой придурок, который потратит минуту на то, чтобы заглянуть за ее одежду и под козырек бейсболки, увидит, насколько она сексуальна. Не говоря уже о других ее качествах, например, что она ест то, что хочет, смеется над собой, не ломается и не плачет, когда ее обижают или что-то задевает ее чувства. Томми не извиняется за то, что она не такая, как все, и не боится послать кого-то вроде меня в задницу.

— Я никогда не была рядом с людьми моего возраста. — Она проводит рукой по пузырькам, наблюдая, как они лопаются на ее ладони. — Время от времени какой-нибудь парень приставал ко мне, но расти с «Элит» было все равно, что иметь шестьдесят старших братьев. Они всегда быстро отшивали тех, кто пытался.

— Кроме Питера. — Я сгибаю руку, чтобы не сжать ее в кулак.

— Он был моим первым поцелуем, — говорит она, глядя на воду перед собой. — Это все.

— Когда?

— Эм… — Она неловко смеется. — Несколько месяцев назад?

— Черт, — говорю я, ухмыляясь. — От новичка до эксперта всего за несколько месяцев.

— Ха! Я далеко не эксперт.

— Я довольно хорошо разбираюсь, когда дело доходит до поцелуев, а ты…

— Ладно. Достаточно. — Девушка опускается под воду, ее голова исчезает под поверхностью. Всплывает через несколько секунд, откидывает волосы с очень красного лица, и вытирает воду с глаз. — Мы можем, пожалуйста, сменить тему?

С раскрасневшейся, влажной кожей и без чего-то, за чем можно спрятаться, Томми наконец-то выглядит на свой возраст. Восемнадцатилетняя и опасно привлекательная.

— Как твое настоящее имя?

— Это не имеет значения. Никто не называет меня по имени, кроме мамы, а я не живу с ней с восьми лет и не видела ее много лет. — Она прикусывает губу.

— В чем дело?

— Ничего, просто… — Она качает головой и берет кусок пиццы, откидывая голову назад, чтобы откусить побольше. — Это глупо, — говорит она с полным ртом пепперони.

— Расскажи мне. — Я удивляюсь, когда понимаю, что хочу знать, что она собирается сказать. Опять же, это довольно редкое явление, когда я разговариваю с женщинами.

Девушка сглатывает и смотрит на свой ломтик в поисках следующего идеального кусочка.

— Иногда я задаюсь вопросом, если бы она воспитывала меня, может быть, я была бы более… нормальной.

— Быть нормальным — это скучно. — Я тоже беру кусок пиццы. — Но ты другая, это правда. — Я откусываю полный рот пиццы и жую.

— Помнишь тот день, когда ты поймал меня между автобусами, чтобы натереть блестками?

— Как я мог забыть? — Я подмигиваю ей, вспоминая ее тело, прижатое к моему, и то, как сильно мой член одобрил это.

— Никто не спросил меня о том, чем мы занимались.

— Это хорошо, правда? Невесело объяснять, как у парня встал член в трусах, пока он терся об тебя.

— Тебе обязательно быть таким иллюстративным?

Я делаю вид, что обдумываю этот вопрос.

— Да. Может, никто не спрашивал, потому что никто нас не видел?

«Кроме Эшли», — добавляю я мысленно.

Она качает головой.

— Все относятся ко мне как к одному из парней. Пол — единственный, кто когда-либо смотрел на меня, как на женщину.

— Не единственный, — говорю я.

Девушка очаровательно фыркает и бросает недоеденную корочку на поднос.

Мы закончили вечер около полуночи. Я проводил Томми обратно в ее номер, даже не обняв ее на прощание.

Вечер с мокрой и болтливой Томми стоил мне пятнадцати минут в душе и фантазий о ее бедрах вокруг моей талии в джакузи. Сегодня утром я проснулся твердым как камень и должен был снова облегчиться перед поездкой на местную радиостанцию для интервью.

Мы сидим во внедорожнике по дороге к месту проведения сегодняшнего саундчека, и я смотрю на Райдера, когда он говорит смущающе высоким голосом и размахивает плюшевой игрушкой перед лицом своей маленькой дочери.

— Скажи папочке, чего ты хочешь. Ты можешь это сделать. Мишка. Ми-шка. Скажи это, Кэти. Скажи «ми-шка».

— Братан, с тех пор как мы сели в машину, ее вырвало грудным молоком, и она издавала звуки в подгузнике, которые соперничали с моим дядей Сигмондом. Думаю, можно предположить, что на этом ее способности исчерпываются.

Его жена Джейд, явно самая умная из этих троих, кивает в знак согласия.

— Прошлой ночью, клянусь, я слышала, как Кэти сказала «мишка». — Он нависает над ребенком в ее автокресле. — Поговори с папочкой. Что ты хочешь?

— Она срыгнула, Рай. — Джейд успокаивающе поглаживает его по спине. — Это то, что ты слышал.

— В это я верю. — Я прокручиваю свою ленту инсте, скучая и убивая время, пока мы не доберемся до места проведения шоу.

— Так приятно знать, что с нами эксперт по развитию детей, — с сарказмом говорит мне Райдер через плечо. — Что ты знаешь?

Я знаю, что ананас никогда не будет иметь прежний вкус, если не попробовать его с губ Томми.

Вот что я знаю.

А также знаю, что мне нужно перестать думать об этой женщине. Она отвлекает в самом лучшем смысле этого слова. Хотелось бы только понять, почему.

Внедорожник останавливается у задней части «Мэдисон Сквер Гарден», чтобы высадить Райдера, Джейд, малышку Кэти и меня. И я не могу дождаться момента, когда смогу вылезти из машины. Между неловкими разговорами Райдера с ребенком и не менее неловкими слащавыми разговорами с его женой я — абсолютный третий лишний. Жены и дети завтра улетают обратно в Лос-Анджелес, и не знаю, что я ненавижу больше: то, что мои друзья, запершись в мире супружеского блаженства со своими женщинами и детьми, ведут себя как конченые зануды, или то, что они дуются и впадают в депрессию, когда те уезжают.

Охрана открывает дверь, и меня встречает одна из наших помощниц, Хелен, которая провожает меня в гримерку, где ждут Джесси, Бетани, Бен, Эш и Эллиот.

Хелен проговаривает планы на вечер.

— Саундчек в четыре, потом вы можете поужинать. Ровно в шесть часов вас, ребята, ждут на VIP-встрече.

— Понятно. — Я сажусь на диван рядом с Бетани и Эллиот.

— Вчера вечером все прошло хорошо? — спрашивает Хелен, уткнувшись в свой телефон.

Я чувствую на себе взгляды, особенно женские.

— Да. Спасибо.

— Круто. — Хелен едва бросает на меня взгляд, прежде чем выбежать из комнаты, вероятно, чтобы сделать следующее дело в своем списке дел.

— А что ты делал вчера вечером? — спрашивает Бетани, одна бровь чуть выше другой.

Я притворяюсь, что мы обсуждаем погоду.

— Ничего особенного.

— Ничего? — вклинивается Эшли. — Но Хелен только что сказала…

— Я тусовался с другом. — Вот. Ничего такого. Мне не нужно говорить им, что я тусовался с подругой, которую мне нравиться целовать.

— О да? Где-то в городе? — рассеянно спрашивает Джесси, переписываясь с кем-то.

— Да. — Мы тусовались в городе.

— Что вы, ребята, делали? — спрашивает Бен.

Смотрю на Бена, чувствуя, как мои глаза расширяются. Я не могу ему лгать. Бог наделил этого парня какими-то сверхспособностями или что-то в этом роде, потому что он всегда может определить, когда я лгу.

— Перекусили.

— В Нью-Йорке самая лучшая еда. — Эшли упирает локти в бедра, наклоняясь вперед. — Куда вы, ребята, ходили?

— Это что, допрос? — Я что, вспотел? Провожу рукой по волосам.

— Папа и Эшли отвезли меня в «Рейнфорист Кафе»! — вклинивается Эллиот со своего места на полу с книжкой-раскраской. Ее пытливые карие глаза смотрят в мои. — Ты туда ходил?

Отлично. Теперь они и ребенка вовлекли. Она задает больше вопросов за день, чем делает вдохов.

— Нет.

— О, ты ходил в Челси? — говорит Бетани.

— Нет…

Джейд поднимает голову от смены подгузника Кэти.

— Мне нравится еда в Челси!

— Я не ходил…

— Ты был в Сансет Парке? — спрашивает Эшли. — Мы попробовали там лучшие клецки…

— Я был с девушкой!

Вся комната затихает, и все глаза устремлены на меня — кроме Эллиот, которая что-то строчит в своей книжке-раскраске.

— Хелен устроила для меня вчера вечером небольшой приватный ужин, вот и все. Дерьмо. Любопытные ублюдки…

— Это плохое слово, — говорит Эллиот, не отрывая глаз от страницы.

— Почему ты солгал? — спрашивает Бетани, ухмыляясь.

— Я не лгал. То есть, да, но я… здесь жарко?

Эшли откидывается на спинку стула с широкой дерьмовой ухмылкой.

Откуда, черт возьми, взялся термин «дерьмовая ухмылка»? Не могу представить, чтобы кто-то улыбался после поедания дерьма. У меня во рту была анальная пробка. Мне ли не знать.

— У тебя было свидание с Томми. — Эшли, похоже, чертовски гордится собой.

— Так, во-первых, это было не свидание. Это было просто джакузи и немного еды.

— Джакузи и еда. — Джесси хихикает. — Он прав, это не свидание, это начальная сцена порнофильма.

— Отвали на хрен…

— Это тоже плохое слово, — говорит Эллиот, все еще черкая карандашом на странице.

— Придумай свою собственную историю, если хочешь. Правда в том, что мне было скучно, Томми была свободна, так что мы поели и посидели в джакузи. Вот и все. Ничего не было. — Почти ничего.

Джесси проверяет свою прическу в зеркале.

— Великий Итан Кроу наконец-то пал.

— Я не падал!

Джесси делает вид, будто не слышит меня, и продолжает разговаривать со своим отражением.

— Крылья подрезаны.

— Ты идиот.

— Клетка захлопнута.

— Чушь! Вы все просто злитесь, потому что застряли с одними и теми же ки… — Я замечаю Эллиот на полу. Она, кажется, не слушает, но не хочу рисковать. — Кусками стейка до конца ваших дней. Я все еще могу выбирать из меню.

— Но тебе уже не так интересно смотреть в меню, не так ли, Итан? — Понимающая ухмылка Эшли направлена на меня. — Ты уже выучил его наизусть, перепробовал все десятки раз, но возвращаешься снова и снова, страстно желая один и тот же кусок стейка, я права?

Я свирепо смотрю на умеющую читать мысли блондинку.

— Извини, пропустил мимо ушей твою ахинею.

— Ха! — Она показывает на мое лицо. — Так предсказуемо.

— Ага, а ты ведьма.

Она подмигивает.

— Уверены, что вы двое не брат и сестра? — говорит Джейд, передавая спящую Кэти Бетани.

Эшли встает, ее идеальное тело обтянуто глянцевой кожей.

— Если да, то он — младшенький.

— Так смешно, что я забыл посмеяться, — бормочу я, потому что мой ответ — отстой, но, черт побери, эта женщина удручающе точна.

Меня тошнит от меню.

Я выучил его наизусть и пробовал все по дюжине раз.

Я хочу Томми.

Но она не из тех женщин, с которыми я могу поиграть.

А я не думаю, что способен на что-то другое.