Интеграция

Глава 11

Кэл

Генетическая дискриминация в его мире была запрещена законодательно, и Келлинн крепко задумался, как впредь называть строгого коменданта. Ибо слово «эльф» по отношению к людям с синдромом Вильямса считалось как раз таки оскорбительным. И Кэл испытал когнитивный диссонанс. С одной стороны, кукольный человек сам так назвался. Хотя расу этих магических существ Кэл представлял себе совсем иначе. С другой, из-за вежливости и вбитой в умы его поколения толерантности к жертвам Четвёртой Био, язык не поворачивался использовать обидный эпитет. А по имени комендант не представился. Может, у них имена чужим раскрывать не принято, кто знает…

И с «бабами» комендант, конечно, погорячился. Рим говорила, что студентки в универе – редкость. Так оно и оказалось. На весь первый курс из девушек была лишь Кирен и две ведуньи на факультете стихий. Ну, это здесь их называли ведуньями, а там, откуда они обычно приезжали, из самых глухих деревень, – ведьмами. Надо же, и в этом мире имеют понятие о корректности.

Ведьмами они, конечно, не были – хотя бы потому, что не умели насылать проклятия или лечить. Но и полноценными магами их не назвать. Ведуньям были подвластны лишь стихии, и то не все сразу. Так как способность вызывать дождь или ускоренно растить урожай была крайне востребована, то учились они по отдельной программе, – полтора года вместо четырёх для остальных магов, и за своё обучение не платили. Но взамен до скончания века были обязаны жить и работать строго на родной земле. Имперская нативная программа для стихийников.

Кирен также определили на стихийный факультет, но по общей программе. Её способность управляться с магией земли проявилась ещё в Рэтскволле. Самого Кэла – на целительский, как он и хотел. Впрочем, дролечка и тут успел подсуетиться. Видимо, это по его просьбе Кэлу составили дополнительное вечернее расписание с индивидуальными занятиями по менталистике. Причём бесплатно. И при выпуске Кэл получит сразу две специализации. Мортестиг тот ещё тип, конечно… Но слов на ветер не бросал, это Кэл уже понял и теперь испытывал противоречивое чувство признательности к сопернику.

Чёрт. «К сопернику»? Кэл действительно сейчас так подумал?..

Обучение и так стоило каких-то бешеных денег, а уж частные уроки у именитых мэтров… Кэл не знал, сколько именно: может, Альянс заплатил, может, действительно в рамках обмена договорились взаимозачётом. Но даже не каждый вейст мог позволить оплатить своему ребёнку четыре года обучения в столице, что уж говорить об аристократах помельче или простых людях. «Нейр, вейст, вей, – повторил скороговоркой Келлинн, вспоминая иерархическую лестницу империи. – Император – тоже нейр, просто самый богатый и влиятельный».

Среди боевиков девушек не было вообще, зато о некой вей Дьечи на старших курсах уже ходили легенды… И Кэл только сейчас понял, насколько же тяжело пришлось Римми шаг за шагом отвоёвывать своё звание мага первой категории и серебряный диплом. Девушек здесь ценили и уважали, да. Как дам сердца, как будущих жён и матерей, как хозяек очага… И ни в грош не ставили их как будущих магов. Особенно боевых.

Сперва Кэл очень переживал за Кирен – а ну как не выдержит? Но переживал зря: из-за родства с Кэлом и титула нейрин её приняли хорошо. Да и магические способности у неё были ниже среднего, значит, амбициозным молодым людям она не конкурент. Да и сама она такая нежная, робкая, пугливая – это ж на голову отбитым надо быть, чтобы такого котёнка обидеть. Это не Римми – заносчивая и вспыльчивая – чтобы зубами выгрызать своё место среди мужчин в магическом мире. Может, если бы Рим была более покладистой и мягкой, если бы использовала всякие женские хитрости, вместо того, чтобы переть напролом, так и золотой диплом получила бы? Нет, Рим тогда была бы не Рим… Как она там, интересно, справляется в Отцене?

Над Кирен ещё взяла опеку госпожа Хайтвер. И теперь Кэл, кажется, понял, откуда в сестричке появилась уверенность. И новые нежные улыбки, ради которых их общие сокурсники дрались за право принести ей учебники или занять для нейрин Бэртель лучшее место в столовой. Пару раз такие улыбки с загадочным взглядом доставались и самому Келлинну. Он тогда в ответ широко улыбался и одобрительно показывал большой палец: молодец, сестрёнка, не тушуйся! Пусть и на нём отрабатывает, жалко, что ли.

Кэл не боялся трудностей или ответственности. Но так вышло, что большую часть забот взвалили на себя другие. Госпожа Хайтвер незаметно взяла на себя Кирен, Альянс помог добраться, Мортестиг договорился об обучении. Да даже одежду и всякие необходимые женские штучки для сестрёнки купила его мама, не доверив такой деликатный вопрос – «да что бы ты в этом понимал, дорогой!» – сыну.

Кэл подозревал, что и полковник к этой авантюре приложил свою руку. Обучение Кэла в иномирном университете он горячо одобрил. «Будут проблемы – решим, – в своей краткой манере сказал он в последнем телефонном разговоре. – А вы, Келлинн, лучше сосредоточьтесь на учёбе. На вас возлагают большие надежды».

Заплатить пришлось лишь за отдельные комнаты для себя и Кирен. Не кислая, конечно, сумма в месяц выходила, но деньги были. Зря, что ли, откладывал. Канал «Доктор Кэл» до изоляции Рэтскволла приносил солидный доход, и хоть большую часть Кэл потратил на приобретение собственного дома в недешёвом экопосёлке, на счетах ещё оставалась немалая сумма. Вот только новых поступлений пока не предвидится, мрачно подумал он. Новый канал «Доктор Кэл в Эбендорфе» мог бы приносить астрономические деньги, но в столице империи Флоринге-Ратенволь, увы, ещё долго не будет ни связи, ни электричества… Но он сам сделал выбор.

С обменом валюты помогла вездесущая чувырла Вешка. Речь её заметно улучшилась, а деловая хватка возросла кратно отросшим рожкам. Накануне отъезда в Эбендорф, сдав Кирен своим родителям, Кэл отправился в посольство империи, и там Мортестиг и посоветовал обратиться к лесной деве. Чувырла приехала на «Вантере-Стан» последней модели с личным водителем.

– Сто писят тыщ вельдов? – задумчиво почесала она ветвистые рога, отполированные на кончиках до блеска. Густой подшёрсток в их основании был выкрашен в модный в этом сезоне сиреневый цвет. Густая каштановая грива тщательно промелирована в тон меху. – Так эт’, стал-быть, ты у меня вип-клиент те’рь буишь. Минус полпорцента за обслуживание операций и кышбек три с половиной, ежли велленсы потом в имперском банке Эбендорфа хранить буишь – договор у меня с ими…

Кэл даже не спорил.

– Тэкс… На такую сумму наличку заранее заказывать надо, а то где ж я те’ стольк велленсов возьму, эт’ пара мешков же выйдет…

Тащить с собой в другой мир два мешка золота Келлинну тоже не хотелось бы.

– Лан… Я твою кредитную историю пробила уже, значицца, а потому доверие имею. Вот, держи, ага.Артегаджет. Экс-пери-мен-таль-новый, сразу те’ говорю. За баги, то бишь, контора ответственности не несёт.

Кэл ко всему был готов – и к мешкам с золотом в обмен на его кровно заработанные вельды, и к драгоценным камням, вроде тех, которыми одарил его Мортестиг за операцию, но точно не к этому…

Артегаджет представлял собой платёжную наклейку с микросхемой, намертво впаянную в небольшой чёрный булыжник. С другой стороны булыжника были выгравированы незнакомые знаки. Кэл всмотрелся в него магическим зрением: так и есть, магический артефакт. Но с встроенным микрочипом.

– Эт’, значицца, в казначейском отделении Имперского монетного двора предъявишь. Я те‘ щас со своего счёта скину, в велленсах это две семьсот золотом буить, вот сток тебе там отсыпать и должны… Ток эт’… – чувырла снова почесала рожки. – Гарантиев не даём, ага. Коннект не стопорцентный.

– Под мою гарантию, – коротко сказал Мортестиг и начертал магией на булыжнике сложный незнакомый знак.

Сработало. «Обналичить» сомнительный булыжник с виртуальным счётом, заверенный «подписью» дролечки, в Эбендорфе удалось без труда. Отдельные апартаменты в университете стоили двадцать золотых в месяц с человека. У местных денег была градация: обычный велленс был незнакомым сплавом с примесью золота и серебра, а полновесная золотая монета стоила семнадцать с половиной обычных велленсов. Мельче велленса были сортинги, причём тоже какие-то серебряные, какие-то медные, и их соотношение запомнить было невозможно. Келлинн не стал забивать себе голову расчётами и переводить на привычные деньги, что сколько стоит. Хватает – и ладно.

Среди документов, что подготовил для него Мортестиг, было решение Неттского суда об установлении опеки над несовершеннолетней нейрин Бэртель и, с согласия нейра Михеля Бэртеля, о признании Кэла главой их рода. Соответственно, прилагались имущественные бумаги, по которым управление всем состоянием Бэртелей переходило к Келлинну. Среди вороха документов непривычного вида нашлось несколько выписок со счетов в Эбендорфском банке, но Кэл эти деньги трогать не стал.

Брак вейста Рицторпена с покойной нейрин Бэртель был признан недействительным, и отчим двух сирот отправился в тюрьму за мошенничество и подделку завещания. Насколько всё это было правомерно и не адвокаты ли дролечки «нашли» все нужные доказательства, Келлинн задумываться не стал. Ему достаточно было увидеть облегчение в глазах Кирен. И на этот раз сомнительные методы всесильного Мортестига его не волновали.

Университет был огромным и занимал целый квартал. Многочисленные строения связывала воедино сеть внутренних порталов, но первокурсникам она была недоступна. Так что новички носились сломя голову, стремясь успеть на занятия в разных концах бескрайней территории без опозданий, а старшекурсники их злорадно подбадривали, памятуя о собственных мучениях. Кэл теперь понял, почему его добровольные пробежки по утрам тут принимали за изощрённую форму мазохизма.

Представления о комфорте здесь были своеобразные. Собственная спальня вызывала ассоциации с рабочей зоной вебкамщицы. Широченное «ложе любви», балдахин с пологом из красного бархата, бордовый атлас покрывала, кружевные наволочки. Двум высоким перинам Келлинн предпочёл бы ортопедический матрас. Хотя бы от окон не дуло, потому что разницу в климате Кэл ощутил сразу. В Северной Фларингии лето уверенно длилось до середины октября, а здесь уже в сентябре дули холодные ветра, а по ночам случались и заморозки.

Кормили в университете бесплатно, сытно и по местным меркам, видимо, богато. Хотя бы потому, что отдельно к столам в начале трапезы поварята подавали соль. Кэл чуть не рассмеялся в первый раз, когда поварёнок торжественно предложил ему немудрёную специю. Фарфоровая розетка – одна на весь обеденный зал – после отправилась к другим едокам.

Еда на вкус была непривычной. Не то чтобы невкусной, но… Головой Келлинн понимал, что нигде больше не попробует такой натуральной еды. Эти овощи были выращены в сырой земле без химических удобрений и инсектицидов, а не на стерильной гидропонике. В местной рыбе не было следов микропластика, которым отравлены все океаны в его мире. И, да, мясо, которое он ел, действительно ещё недавно блеяло, хрюкало и мычало на зелёных лугах… Может, Кэл привык к глутамату натрия, может, приготовление на открытом огне так меняло вкус, но местные блюда были, мягко говоря, странные.

Но странным было не только это. Келлинн, привыкший к длинным теоретическим лекциям, к структурированной подаче материала по логичной схеме «от простого к сложному, от общего к частному», не сразу принял местную систему обучения.

Например, на первом же занятии по целительству его группу повели в местную лечебницу. Знакомиться с анатомией человека и его болезнями наглядно.

– Сие есть ярчайший пример преобладания жёлтой жёлчи над прочими тремя главными жидкостями в теле: чёрной жёлчью, кровью и флегмой… Жёлтая жёлчь суть стихия огня, а посему лечить лихорадку следует, обращаясь к стихии, нейтрализующей огонь, сиречь водной…

– Сие есть болотная трясуница, вызванная ядовитыми миазмами…

– Сие сложный перелом берцовой кости, сращивание под заклинаниемsamenvoegingзаймёт порядка четырёх дней… Угодил под магбиль…

– Сие проклятие третьей степени – выворотный кашель, она же гиблая чахотка…

– А сии нарывы весьма схожи с бубонными, однако…

Кэл не выдержал.

– Да вы, блин, нормальные тут вообще?! – заорал он. – Какие нахрен миазмы? Какая нахрен жёлтая желчь? У чувака явно гепатит, и хорошо, если не вирусный! У вас, блин, в одной палате «хрустики» с туберкулёзниками лежат! И этот, типа с бубонами… Папулы это! Либо корь, либо краснуха! Или ветрянка?.. Не, точно корь – папулёзная сыпь, я вспомнил. Всех в инфекционку нахрен! В смысле, запереть отдельно!

В общем, с первого же занятия Кэла с позором выгнали. Мэтр ещё наложил заклятье молчания, так что два часа после Кэл только скрипел зубами и гневно размахивал руками. Это уже потом он выяснил, что какое-никакое представление о распространении микроорганизмов воздушно-капельным путём здесь имели. И каждого пациента при поступлении окружали специальным заклятьем, которое предупреждало «перекидывание» болезни.

Молча сортируя пожелтевшие рукописные листки, аналог медкарт, в архиве лечебницы и отрабатывая первое наказание, Кэл вдруг понял, что погорячился. Тот же гепатит вирусной этиологии здесь успешно лечили за несколько дней. И, да, блин, с помощью водной магии. Опираясь на опровергнутую наукой микробиологией гуморальную теорию… Жаль, самого лечения ему сегодня увидеть не довелось.

Что мэтры, что студенты приняли его по-разному. Иностранцы в столице диковинкой не были, а совершенно иной мир местным представлялся той же иностранной державой, только очень дальней. Кто-то с недоверием, кто-то с опаской. Но чаще со сдержанным любопытством. Опять же, Кэл – нейр и маг. Этого было достаточно. А что чужак-верзила странно говорит и одевается – так люди разные бывают. Вон, северяне альзари тоже сплошь беловолосые и в шкурах ходят.

Досточтимый мэтр Шпинц, с которым Кэл заочно был знаком благодаря Римми (она использовала его имя исключительно в качестве ругательства), оказался сварливым стариком. Но к Кэлу внезапно оказался благосклонен. Он вёл общую теорию магии на первом курсе и несколько предметов на старших.

– Неплохо, неплохо, молодой человек, – проскрипел он, оценивая уровень магического контроля у новичков. Причём весьма своеобразно: тыча острой деревянной указкой в рёбра, пока Кэл, стоя на одной ноге, гонял магию внутри себя, следя за целостностью контура. – Видите, некоторым даже орочья кровь не помеха, было бы желание учиться.

Учёба Кэла увлекла. И то сказать – будто угодил в известный фэнтезийный роман! Ты волшебник, Келлинн… Скучать не приходилось, разве что по ночам беспокоили жаркие подростковые сны из-за длительного воздержания. Обычно с участием Рим. Только всё чаще она почему-то оборачивалась в процессе в госпожу Хайтвер, затянутую в облегающий чёрно-золотой латекс...

Римми

– Вот дрянь! Опять припёрлась! Нет, ты только глянь, до чего наглая тварь, Стью! – резкий окрик заставил Римми застыть на месте. – Лезет и лезет, будто ей тут мёдом намазано!

Магичка уже готова была обратиться в бегство, а потом сгореть со стыда в каком-нибудь укромном уголке, кляня себя за то, что решила лично извиниться перед хозяином бара на тридцать шестом этаже.

Но возмущённый бармен смотрел вовсе не на Римми, а гонял метлой что-то или кого-то за барной стойкой. Послышался недовольный писк, а после, быстро перебирая толстыми короткими лапками, оттуда выбежал дракк. Вышеозначенный официант Стью ловко накрыл его кастрюлей.

– На той неделе всю проводку сожрал! У нас замыкание, а этого шарахнуло током – и хоть бы хрен! Я тебя в морду твою шипастую запомнил, тварь! Тот же! А сейчас сидит, коаксиал догрызает! Я уже крысиного яда полпачки извёл, так не берёт его! И дезинсекторы только руками разводят! – продолжал негодовать хозяин.

– Драконовой полыни вокруг насыпьте, – осторожно вмешалась Римми. – У вас она называется… как это… Эстергон.

Бармен резко повернулся на голос. Удивлённо вскинул брови: узнал. Римми почувствовала, что краснеет, но взгляд не отвела. Она пришла извиняться, а вей Дьечи за свои промахи всегда отвечают с гордо поднятой головой! Ну, если чувствуют за собой вину.

– Эстрагон? – уточнил официант Стью. – Тархун который?

– Ага. Дракки его на дух не переносят. И в шахту, которая за этой стеной, тоже насыпьте. У вас там кабелевая трасса вдоль всей башни проходит, а драккам это как фламболь для фарфалий. Они на источник пищи… питания сбегаются. Вообще они обычно всё жрать горазды, особенно кровь любят, но и ваше электричество уже распробовали… Оно же как магия в чистом виде, только не такое сгущённое… насыщенное…

– Не такое концентрированное, – понял бармен. – Сушёный эстрагон подойдёт?

– Вполне. И ещё драконье дерево посадите. Не знаю, как оно у вас… – Римми наморщила лоб. – У нас на юге драценой называют. Как пальма такая, только маленькая.

– Вот так спасибо, – благодарно кивнул хозяин. – Сегодня же закажу. Угостить вас кофе? А вы, простите, не…

– Я заплачу! – выпалила Римми. – И за кофе, и за прошлый раз… разы. Я не знала, что у меня тут невидимость слетает как раз из-за этой кабелевой трассы! Извините, в общем. Я просто тогда ещё не знала, как вашими деньгами платить! Я вам после этого сразу на сайте написала, чтобы на мой счёт долг вносили, вот, глядите сами: «Вей Дьечи, маг. Чипс, четыре кулька». Ну, у нас так принято: берёшь у зеленщика или мясника в лавке, что нужно, он в особую книгу пишет, а в конце месяца мальчика за деньгами присылает… Я же не воровка какая-то!

К счастью, хозяин бара оказался человеком незлобивым, а ещё угостил Римми умопомрачительным кофе: с молоком, со взбитыми сливками, с хрустящими шоколадными шариками, с пахучей корицей, и даже ванили не пожалел! И сахара тоже! Вку-усно! Взгромоздившись на высокий стул за барной стойкой, Римми плавилась от удовольствия. Посетителей в это время ещё не было, и хозяин был не прочь поболтать. Римми тайком покосилась на полку с шуршащими кульками, в которых хранилось заветное лакомство. Заколдованные они, что ли, эти чипсы? Вот съешь один кусочек и всё, невозможно остановиться! А опомнишься – кулёк уже пустой…

– Будете? – улыбнулся бармен, проследив за её вожделеющим взглядом.

Римми глубоко вздохнула и отвела глаза. А вот эти, в розовом кульке с нарисованными морскими жучками, самые вкусные…

– Нет. Спасибо. Хотя… А они точно вредные? – уточнила Римми, в глубине души надеясь, что нейр ей солгал. Хотя в вопросах здоровья он всегда был предельно серьёзен.

– Ну, скажем так, далеко не полезные. Соли много, жира, консервантов…

– Жаль, – снова вздохнула Римми. – А у нас таких вкусных вещей нет. И этой, из чего их делают…картошкитоже нет.

– Это как? Вообще нет? – удивился хозяин. – До Атталики, что ли, до сих пор не доплыли?

– Куда? – Римми удивилась не меньше.

– До самого южного континента. Его же ещё четыреста лет назад открыли… Оттуда картофель и завезли.

Римми только махнула рукой. Легко им, конечно, со всей этой техникой целые континенты открывать. Если они даже летать в своих железных саркофагах наловчились, не то что плавать! Вот что за мир, а!

Так, с одной стороны, посмотришь: ну убогие же совсем. Магии нет, природу свою загубили, уродуют себя всячески. То женщины волосы себе отстригут – да чуть не наголо головы бреют! То вкалывают себе в лицо всякое, то татуировки бьют, будто дикари с островов. Одеваются порой так, что просто смотреть стыдно. А, с другой стороны, сколько у них разных богатств…

Да соль та же! Вот бармен ворчит, что её слишком много в чипсы кладут. Так кладут же! Не жалко им! Много, вот и девать некуда! Да у Римми чуть нервический припадок не случился, когда в своей ванной она обнаружила бумажный пакет с солью, которую предполагалось сыпать в воду и в ней лежать, будто императрица какая! Не щепотку даже, а полгросса – весь пакет! И не простую, а драгоценную горькую соль, сиречь магнезию! Сумасшедшие! Да она в лавке зельевара на вес золота – только на ней лучшие успокоительные зелья получаются.

Бармен ещё включилрадио, чтобы не в тишине сидеть. Это у них штуковина такая специальная, из которой весь день песни слышно. Римми она поначалу сильно удивляла. Это ж сколько певцов надо собрать в одном месте, а к ним ещё музыкантов с разными инструментами, чтобы те играли беспрерывно, да ещё так слаженно и красиво! А ведь ни один певец за день не повторялся! Потом ей объяснили, что песни эти записаны заранее на особые артефакты, и артефактов этих огромное количество. Раньше нарадиосидел специальный человек и включал эти записи попеременно. А сейчас и человек не нужен: все программы заранее составлены, и их включаеткомпьютер. Это вроде призрака-домоправителя, только он в визирах и планшетах сидит.

Раз в полчаса между песнями звучало объявление: «Предупреждение для подданных Флоринге-Ратенволь: в аудиозаписях и видеоматериалах, транслируемых общественными каналами на территории империи, могут присутствовать голоса и изображения умерших людей…»

А то был ужепрецедент. Её императорскому величеству во дворец привезли записи арий известной оперной певицы Северной Фларингии. Императрица, до глубины души тронутая чистотой и силой её голоса, возжелала немедленно облагодетельствовать выдающийся талант и пригласила приму Валенте в Эбендорф. Во Фларингии поверенные певицы над этим сперва посмеялись и приняли приглашение за шутку, ответив в таком же шутливом тоне, что выписать приму Валенте в Эбендорф, увы, не представляется возможным. Ибо мадам оставила сцену и отныне изволить отдыхать, и нет таких денег, за которые она сподобилась бы приехать в Эбендорф. Тогда оскорблённая императрица предложила дерзкой певице неслыханную сумму: пятьдесят тысяч велленсов за одно-единственное выступление. И вновь получила отказ. Дело грозило обернуться очередным конфликтом, так как императрица, взбешённая бездействием венценосного супруга, обратилась к папеньке – королю соседней державы. В этом мире страна Остази-Толлирен именовалась Восточной Талирией, и она с удовольствием вступилась бы за своего зеркального собрата перед недружественной Фларингией, и быть бы снова войне... Пока нейр Мортестиг не съездил в столицу лично и не объяснил императрице, что прима Валенте не может приехать по уважительной причине: она изволила почить ещё сто тридцать лет назад. А песни записаны давным-давно, ещё при её жизни.

А будто в империи знали, что так можно! И можно подумать, что тут во Фларингии все такие умные… Собственное представление о магии в этом мире имелось и до Слияния, но до чего же искажённое! Римми по совету Кэла посмотрела несколько ихфильмово магии. Долго возмущалась. А потом попробовала однуонлайновуюигру: там можно было выбирать себе персонажа и сражаться с врагами. С настоящими врагами – орками и демонами!

Уже полчаса спустя Римми вдребезги разбила большой визир Кэла, с пеной у рта доказывая, что жрецы никак не могут владеть заклинаниемледяной стрелы(оно железвие Сармы), ибо это под силам только боевым магам первой категории. А эти нарисованные шаманы по своей силе даже до третьей не дотягивали! «Тут же всё не взаправду! – орала она. – И какой нахрен режим «френдлифаер» они от меня требуют, когда заклятья не умеют различать своих и чужих! Кастовать просто прицельно надо, а не хреначить во все стороны со всей дури!»

В общем, о настоящей боевой магии здесь не имели ни малейшего представления. А у Римми руки чесались показать. Только применять её было негде. Работа в посольстве была невыносимо скучной и однообразной. Постоянно приходилось принимать посетителей, убеждать, спорить, уговаривать, решать их мелкие глупые проблемы… О, а эти постоянные приёмы, выставки, открытые встречи с жителями Отцена! Римми чувствовала себя бесполезной. Красивой затычкой в пустой бочке.

Зато нейр Мортестиг чувствовал себя как рыба в воде. Это всё его – все эти интриги, заговоры, политические тонкости, внимание публики. А Римми всё это нахрен не сдалось! Римми – боевой маг первой категории! А в бою щебетать и улыбаться не надо! И следить постоянно за выражением лица и словами тоже…

А то даже слово «нахрен», оказывается, говорить нельзя. А ведь такое красивое и ёмкое! Кэл вот всегда его говорит, и в его устах оно звучит очень естественно и убедительно. А Римми же специально старалась говорить так, как в этом мире принято, чтобы выказать уважение к чужой культуре. Пока нейр Мортестиг не объяснил, что у господина Бэртеля даже для этого грубого мира далеко не самая вежливая и правильная речь.

Вздохнув, она отправилась готовиться к очередному мероприятию – вечером нейр Мортестиг был приглашён на посольский банкет, а на всех дипломатических приёмах Римми обязана была сопровождать патрона. И это при том, что в посольстве были гораздо более сведущие работники: нейр выписал из Эбендорфа секретаря и знакомого адвоката. Прислуга, включая повара Антуана, была местная. Но нет же – мы повсюду тащим за собой Аримантис вей Дьечи, личного помощника!

От названия «личный помощник» у Римми скулы сводило. Как будто она вещь какая-то присвоенная! Учитывая, что личная жизнь Мортестига вызывала жаркий интерес у публики, хотя о ней ничего известно не было – нейр тщательно хранил свои секреты, то об отношениях посла с неизменно сопровождавшей его помощницей уже начали ходить слухи.

Но ничего… Сегодня на банкете Римми твёрдо положит конец досужим домыслам. И ничего это не месть Мортестигу! Просто незамужней девице рядом с холостым (официально) патроном решительно нечего делать, это ведь до крайности неприлично! Римми мысленно произнесла эту фразу голосом тетушки Амандины, пародируя её. Ха! Будут вам приличия!

Церемония не заняла много времени, и уже вечером, когда симпатичный молодой человек на банкете спросил, может ли он предложить очаровательной госпоже вей Дьечи бокал шампанского, Римми, мстительно покосившись на патрона, гордо растопырила ладонь и продемонстрировала золотое колечко:

– Благодарю, нет. Я замужем!

А ещё, хотя никто её об этом не просил, в качестве доказательства вытащила из сумочки брачное свидетельство на затейливо украшенном бланке и свадебную фотографию с мужем.

И ей, в отличие от Лурцы, благословения нейра на это не потребовалось!