Иногда, потеряв какую-то вещь, мы вдруг осознаем ее ценность, а если это касается любви или дружбы, то, потеряв их, мы понимаем, что это уже катастрофа.
После эсэмэски Юльки мне было больно, обидно, жутко, но… у меня оставалась надежда, но Андрей приехал и вместо объяснений и извинений стал обвинять меня, а после его слов «давай расстанемся» я поняла, что в моей жизни произошла как раз такая разрушительная катастрофа.
Новое утро не радовало меня, как и день, что практически в точности повторял предыдущий, и я безрадостно смотрела вперед и думала:
Сколько я смогу так прожить?
Для чего вообще теперь мне нужна эта жизнь?
Даже Аня сейчас не радовала меня, а скорее действовала на нервы, поскольку они были у меня словно оголенные провода. Я пыталась держать себя в руках, пыталась казаться такой, как прежде, но порой ее вопросы про папу заживо убивали меня.
Что я могла ей ответить, если сама не знала на них ответы, если они тоже мучили меня и не давали покоя?
После рассказа Ани о том, что Андрей приезжал на пару дней и останавливался в доме у родителей, я полностью поникла. Если бы не надо было кормить ребенка, я, наверное, совсем перестала бы готовить, поскольку отношения с едой у меня стали вообще прохладные, и когда Алина после двухнедельного отсутствия в моей жизни заглянула в гости, она обалдела, увидев меня в том жалком виде, что я сейчас из себя представляла.
Заварив невестке неизменный чай и, сев напротив, я так и не могу посмотреть ей в глаза.
— Ты видела себя в зеркало?
— Утром и вечером чищу зубы и любуюсь, — горько язвлю я.
— Настя, я серьезно! От тебя остались одни глаза!
Наблюдаю, как она подходит к плите и, проверив кастрюли, накладывает в тарелку макароны и гуляш, которые ставит передо мной со словами:
— Я не уйду, пока не увижу, что ты это съела.
Беру вилку и ковыряюсь в еде.
— Настя, я серьезно! — повышает голос Алина.
Закидываю в рот кусочек мяса и пару макаронин. Я действительно не помню, когда в последний раз ела нормальную еду, а не бросала в рот так, что-нибудь, чтобы были силы находиться в вертикальном положении.
Алина возвращается к своей чашке и как бы невзначай бросает:
— В пятницу Андрей приезжал.
Киваю.
— Аня мне сдала его.
— Вы идиоты! — в сердцах заявляет она, и я, наконец, смотрю ей в глаза. — Он тоже выглядит не очень.
Прозвучавшие слова в момент окрыляют меня. Может, Андрей тоже переживает наш разрыв?
Замираю и откладываю вилку.
— Будешь есть — буду рассказывать!
Тут же хватаю орудие для приема пищи со стола и под внимательным взглядом Алины запихиваю в себя еще немного. Она одобрительно кивает.
— Молодец!
В нетерпении пожираю сестру мужа глазами.
Что она еще мне скажет про Андрея?
— Я разговаривала с ним. Все, что прислала твоя… подруга, ложь. Она сама хотела переспать с ним.
Хмурюсь.
— Я слышала это…
— И что?
— Ты веришь брату?
— Да! — горячо восклицает Алина. — И я не понимаю, почему ты не веришь своему мужу?!
Задумываюсь. Передо мной дилемма — одно слово против другого. Оба этих человека всегда мне были близкими и дорогими. Оба в моей жизни давно.
Кто-то из них говорит неправду? Кто?!
Для Алины это очевидно, но для меня — нет.
— Ты любишь его?
Многозначительно смотрю на нее, выражая глазами возмущение от глупого вопроса.
— Конечно!
— Он тоже любит тебя, Настя. Завязывай со своими предрассудками и езжай к Андрею мириться.
Чувствую, как слова, сказанные Алиной, проникают под кожу и возвращают к жизни. Ведь это было именно то, чего я хочу. Хочу настолько сильно, что, если бы было возможно, я, наверное, тут же помчалась бы к нему как угодно, на чем угодно — хоть пешком.
Я вдруг резко понимаю, что верю мужу или, может быть, очень хочу верить, но, в принципе, это неважно. Важно лишь то, что я не могу без него, и эти две недели были тому подтверждением — я была словно маленький цветочек, который загибался без своего солнца.
— Да, я поеду к нему! — решительно восклицаю я и, подскочив к Алине, начинаю душить в объятиях, думая о том, что у любви нет гордости. Ее не может быть просто потому, что гордость — это твое эго, а любовь — растворение в другом человеке полностью. Так, что ты не боишься быть в его глазах смешной, глупой, настоящей…
Все остальное не любовь, может, так, влюбленность. По крайней мере, не то чувство, что пронзает всю тебя до миллиметра, сжигает до пепла, сбивает с ног своим притяжением!
И не говорите мне, что это не так!
Любовь — это именно то редкое чувство, и гордость не идет с ним за руку. Гордость — это всего лишь — эго — я, а любовь — это прежде всего ОН.