Измена. Игра на вылет

Глава 19.

Глава 19.

Александр Николаевич Воронов, 45 лет. Бизнесмен. Совладелец клиники.

Вместо этого, чтобы топать ногами, орать с обвинениями: «Как я это себе позволила!»... Воронов смеётся.

Громко. Громче, чем я когда-либо слышала. Его смех раскатывается по кабинету и мне кажется, что стены дрожат от этого звука. Он запрокидывает голову, и я замечаю слёзы, которые выступают у него в уголках глаз.

– Что с вами? – не сдерживаюсь, спрашиваю.

– Марта Викторовна... Простите, я просто представил всё это. Ларису в изоляторе… – он едва может говорить, задыхаясь от хохота. – Ну что ж… Если до этого я был готов вам аплодировать, то теперь я готов утопить вас в овациях! Рукоплескать, чтобы вы в них утонули!

Я в растерянности. Вообще-то, я планировала увидеть его бешенство, его страх за дочь, и, может быть даже его унижение. А он... смеётся?!

– Вас что, всё это веселит? – спрашиваю открыто.

– Нет, с чего вы так решили? – искренне удивляется. – Просто я в очередной раз вами восхищён. Разве это плохо?

– Как вообще вы допустили, чтобы она пришла с вещами в мой дом?! – вырывается у меня. – А я поняла, что вы были в курсе этого!

– А что, мне надо было её за руки хватать и останавливать? Она мне все нервы измотала за вечер, чтобы я Артуру разрешил к нам переехать. Мы поругались, Лара начала ставить мне условия, и я предложил ей уйти. И в итоге, как я понимаю, она, глупое создание, ушла жить к вам. А вы её за это в обезьянник! – продолжает хохотать. – Верно?

– Да! И так будет всегда, как только её селиконо - манекенное тело появится на пороге моего дома! Она припёрлась в мой дом без зазрения совести и начала расставлять свои банки-склянки с духами и кремами. Это не вы её такой бессовестной, случайно, воспитали?

– Да, не ожидал от неё такого. Ну ладно, идиота себе выбрала, но самой то… не противно приходить в дом, где жена любовника живёт? Но думал, в гостиницу поедут. Вот дура…Ну что же, в таком случае раз она так сделала, я хочу извиниться перед вами за Лару. Признаю, она виновата перед вами. И глупа, если хотите. Мы разбаловали нашу дочь, согласен.

– Это не избалованность, а распущенность. Ваша дочь наверняка знает, что спать с женатыми мужчинами нельзя! И уж тем более идти жить в дом, где, как ты только что сами сказали – живёт жена её любовника.

– Ну, не могу же я ей это запретить, – он усмехается, но смех этот какой-то нервный теперь. Кажется, я его всё-таки оскорбила. – Что я должен был сделать?

– Запретить ладно, согласна, в таком возрасте не можете. Раньше надо было думать об этом. Воспитывая, прививая ценности, например, мама её, жена ваша ей не рассказывала, что такое хорошо и что такое плохо?

– Не знаю, – пожимает плечами, даже не задумываясь.

Теперь он уже не смеётся. Глаза Воронова опущены и смотрят на стол, когда я говорю ему это. Его пальцы начинают нервно стучать по нему, отбивая какую-то мелодию. Неужели ему на самом деле стыдно за неё, хотя он очень усердно пытается это скрыть?

– А вы что, участия в её воспитании не принимали? Или, как многие отцы, зачав, решили, что ваша миссия выполнена?

На эти мои слова он неожиданно резко поднимает на меня глаза, хмурится, но потом снова начинает улыбаться.

То, что Воронов умеет владеть своими эмоциями, это факт. Такие мелочи, на которые я обращаю обычно внимание не многие обращают.

Я смотрю на лица людей, как правило, по профессиональной привычке. Потому что люди с больным сердцем имеют признаки болезни уже на лице. Поэтому я всматриваюсь часто именно в лица.

– Или… А, я, кажется, поняла! – продолжаю размышлять.

Неожиданно мне приходит мысль в голову, что Воронов, возможно, сам имеет любовницу, и для дочери это нормально – видеть такие отношения?! Сам не без греха? Просто прикидывается человеком с чёткими и правильными жизненными устоями?

– О чём вы?

– Например, что у неё пример для подражания есть…

– Вы обо мне? Мол, у меня самого рыло в пуху, и она с меня узоры срисовывает? – прямо, откровенно удивляется.

Воронов от такого предположения снова заходится весёлым смехом, и я совершенно точно понимаю, что он искренен.

– Да, я многое упустил, но нет, я не пример для подражания в этом вопросе.

– В любом случае, если бы моя дочь спуталась с партнёром своего отца, да ещё и женатого, я бы… я бы… – задыхаюсь в возмущении.

– Что бы вы? Ну, расскажите, чтобы вы сделали?! – глаза Воронова загораются нескрываемым интересом. Он придвигает кресло к моему столу и ждёт заинтересованно моего ответа.

Опускаю лицо, не зная, что ответить. Надо успокоиться, я слишком возбуждена и взволнована. Нельзя при нём так себя вести, я же не планировала ему открывать свои эмоции.

– Я, кажется, придумал: а давайте вы запретите?

– О чём вы?

– Всё просто. Давайте вы ей запретите встречаться с вашим мужем? Ну, раз вы уверены в том, что всё знаете в этой жизни. Если нам с её матерью не удалось Лару воспитать, а вы воспитали отличную дочь, возьмитесь за её воспитание вы! Отвоюйте мужа у этой девчонки! Вон, за пару часов мою дочь даже в обезьянник умудрились засунуть, избавившись от конкурентки!

– Это не избавление от конкурентки! Хватит шутить! И вы правда реально думаете, что я из тех, кто будет бороться за мужика?

– Да, вы правы, это не про вас. Ладно, не так я выразился, признаю, – думает, подбирает слова. – Наверное, правильно будет сказать: проучите её! Проверим, что победит: ум или молодость?! Насколько сильно у неё будут работать мозги, чтобы сопротивляться вам.

Замечаю, как глаза Воронова загораются. Богатый ублюдок явно решил развлечься… Молчу несколько минут, пребывая в шоке от услышанного.

– Вы ненормальный… С чего я должна с кем-то воевать? И кого-то воспитывать?! И я не поняла, вы так спокойно отреагировали на то, что она в обезьяннике. Почему ещё здесь?

– А где я должен быть?

– Спасать любимую дочь.

– У неё мужик есть, она к нему жить ушла, пусть спасает он, – равнодушно отвечает, и я вижу, что это равнодушие не наигранное. Он правда в это верит. – А она пусть смотрит и делает выводы, если простые разговоры не помогают.

Сижу пару минут в растерянности, потому что в моей голове совершенно другое поведение представлялось со стороны Воронова. Он удивляет меня всё больше и больше. Он же, как я поняла, так любит дочь, а сейчас сидит и ничего не предпринимает, чтобы вытащить её оттуда.

– А когда её выпустят, – меня волнует ответ на следующий вопрос, – вы позволите её вернуться домой?

Я не верю, что Лариса насколько идиотка, чтобы возвращаться после изолятора временного содержания в мой дом снова. Неужели теперь моя жизнь будет состоять из того, что я буду воевать за собственное жильё? И всё это будет длиться, пока не будет приговора суда или мы не разъедемся с Беловым?!

– Вряд ли, – пожимает плечами. – Пусть живёт где хочет, пока не поумнеет.

– Почему?

– Потому что мне надо, чтобы она кое-что поняла. Она стала слишком много своевольничать.

– Я не верю, что вы не можете совладать с собственной дочерью!

Пока я пытаюсь доказать ему, что его дочь не мои проблемы, в кабинет без стука заходит девочка возраста лет семи.

Замечаю, как Воронов, увидев девочку, напрягается. Он сначала смотрит на девочку, затем на меня. Александр Николаевич совершенно точно не планировал мне показывать этого ребёнка.

Девочка идёт к Александру Николаевичу с абсолютной уверенностью. Её движения спокойные, и в них нет ни капли робости.

– Здравствуйте! – говорит мне, и я ей киваю на приветствие. – Вот я тебя и нашла! – теперь обращается к Воронову.

Ещё мгновение и её руки обвивают его плечи с такой естественностью, словно они всегда должны были лежать именно здесь.

Александр Николаевич даже не вздрагивает, смотрит на неё и в его проскальзывает что-то мягкое и нежное.

А я смотрю на неё и понимаю: черты лица у девочки такие… знакомые. То ли в скулах, то ли в изгибе бровей – что-то неуловимо «Вороновское».

– Малышка! Ты убежала от тёти Любы? Я же попросил тебя с ней поиграть, – говорит ласково и сажает её к себе на колени.

Мгновение и я понимаю: да она же его копия! Получается, у него есть ещё одна дочь? А я всегда была уверена, что у него только Лариса.