Глава 8.
Я без сил прикрываю руками лицо и сижу так пару минут. Все молчат и ждут моего решения.
– Как там вы сказали? Мой муж мудак? Нет, не он один, – смеюсь с печалью в голосе. – Меня, видимо, окружают только такие теперь. И как я раньше этого не замечала? – пожимаю плечами.
Не говорю открыто, кишка у меня тонка говорить оскорбление Воронову в лицо, признаю. Но уверена, что намёк он мой понял по той реакции, которую замечаю: как он удивлённо вздёрнул бровь и неожиданно улыбнулся краешком губ с одной стороны лица.
Я злюсь. Хотя… почему я на него-то злюсь, если он по большому счёту такой же пострадавший, как и я?
Только он тот пострадавший, кто своё вернёт, а я та пострадавшая, кто останется в итоге ни с чем при таком раскладе, как заявляет мне сейчас Александр Николаевич.
– Понимаю ваше разочарование во мне. Но и вы меня поймите. Могу лишь сказать стандартную фразу современности: ничего личного, только бизнес! Сами подумайте: он мне должен. Много. Вы его жена. А муж и жена одна история как по закону, так и в остальном.
– То есть добровольно у вас меня уговорить не получается, и вы таким способом меня хотите к клинике наручниками приковать? Чтобы на хлебе и воде сидела и на ваше благо работала?
– Нет, я не настолько суров к тем, кто меня не предавал. Вы будете главной, как и планировалось, и продолжите управлять, распоряжаться, руководить. В общем, делать всё, изначально мы обговаривали и планировали, чтобы бизнес наш развивался и процветал.
– Только не наш, а ваш. Ведь, как я поняла, нашего там…
– Да, так. Но тем самым ваш муж мне вернёт долг. Он будет работать, вы тоже. Раскрутите клинику, найдёте себе замену и можете уходить. А с этим, – кивает в сторону моего мужа, – я буду разбираться дальше сам.
Встаю со стула, но мой муж неожиданно преграждает мне путь.
– Пошёл вон с моей дороги, – цежу сквозь зубы.
– Подожди. Александру Николаевичу пообещай, что раскрутишь клинику. Мне нужны гарантии.
– Ты обгадился, ты и штаны свои стирай. Но без меня.
– Марта, это ненадолго! Да услышь ты! Вы все меня топите сейчас! Зачем!? Обо всём же можно договориться.
Артур крутит головой, поглядывая то на Воронова, то на меня. Он ждёт реакции хоть чьей-то, но её нет.
– Мы справимся, но действовать надо сообща! Да, правда, я проигрался! – говорит громко, с надрывом. – Так случилось! Но я думал, что отыграюсь! Александр Николаевич дал мне денег и обещал, что ничего тебе не скажет. Но нарушил своё слово
После этих слов мой муж недовольно смотрит на отца своей девки.
– То есть ты мне ещё претензию предъявляешь, что ли? Ну так-то и я не планировал, что ты будешь спать с моей дочерью! У меня на неё были другие планы. И она это знала! Но с неё, дуры не знающей реальной жизни что взять, а вот на что ты рассчитывал, я примерно теперь уже понимаю. Вижу, как ты растерялся на мою реакцию насчёт вашей связи. Надеялся, что в итоге долг прощу? Или, на худой конец, с Лары решил денег тянуть? Я ей отсыплю, она тебе, ты мне. Охрененная цепочка! Через неё хотел моими же средствами со мной рассчитываться? Так всё, у Лары ларчик закрывается, и ничего у тебя не получится!
– Я подумаю, как решить всё. Ситуация не стандартная, согласен, – отвечает, отводя глаза.
– Пустой трёп и никакой конкретики. Всех накормил своей болтовнёй, – вздыхает, – но ничего о решении проблемы не сказал. И я даже знаю, почему: потому что в лужу сел, руки моей ждёшь, чтобы я тебя вытащил. А её не будет!
– Я понял уже, – опускает голову.
– Хорошо, – говорит Воронов. – А пока ты будешь думать, как и сказал, я забираю твою долю. Вернёшь деньги, верну долю. Всё равноценно, я считаю.
В его голосе снова появляются нотки того добродушного тона, который был совершенно недавно в нашем разговоре.
– Марта Викторовна, я очень вас уважаю и давно понял, что вы прекрасная женщина и врач. Вообще не понимаю, что не хватало вашему уроду... – Он делает демонстративную паузу, – но у меня нет выбора. Я бизнесмен прежде всего, и, если вопрос коснулся моей дочери, чести, и денег, простите, здесь без вариантов, как говорится.
Продолжает Воронов, и его голос снова становится жёстким:
– Сами понимаете, меня просто засмеют в моём круге, среди бизнесменов, если я прощу такое! Если ваш муж, скажем так… нагнул мою дочь, я в ответ нагну его. Да так, что взвоет!
Теперь его слова звучат, как приговор.
– В бизнесе, если ты слабину показал, всё, сожрут. А я из – за кого должен быть сожранным? Из-за Артура? Нет, я против!
В глазах Воронова горит холодный, почти звериный огонь.
– Так что отключайте эмоции и судите по справедливости. Вы расстроены сейчас, я понимаю и поэтому прощаю вам в том числе ваше оскорбление в мой адрес. Но, поверьте мне, если бы вы были на моём месте, вы поступили бы точно так же.
Догадываясь, что диалог дальше уже совершенно бесполезен, я ничего не отвечаю больше. Слова застревают в горле, будто ком, который невозможно проглотить. Понимаю, что любые попытки что-то объяснить, что-то доказать для меня просто пустая трата времени. Он уже всё для себя решил, и точно не поменяет своего решения.
Должна ли я унижаться и выпрашивать, чтобы он не лишал меня последнего, что осталось? Нет, не должна. И не хочу!
Если ему действительно должен Артур, и Воронов начнёт воевать за возврат долгов, согласна, там будет сложно отбиться и выиграть. Но квартиру он не получит никогда.
Падать духом раньше времени не хочу. Пойду к адвокатам, послушаю, что они скажут и посоветуют, и тогда уже буду думать, как поступать дальше.
Резко встаю со стула, разворачиваюсь и иду на выход из кабинета. Каждый шаг отдаётся в висках, сердце колотится, словно вот-вот вырвется из груди. Рука сама тянется к ручке двери, я дёргаю её с такой силой, и закрываю, переступив порог, что дверь с грохотом захлопывается за моей спиной.
Звук эхом разносится по коридору, но мне всё равно. Я не вижу больше смысла разговаривать с этими людьми. Пусть сами как пауки в банке жрут друг друга доказывая кто прав, кто виноват. А я пас.