Машина Макара плавно свернула с шоссе на знакомую грунтовую дорогу, ведущую к дому отчима. Пыльный след тянулся за нами, словно шлейф из прошлой жизни. Тонечка, притихшая в своем автокресле, устав смотреть в окно, наконец уснула, посасывая во сне палец. В салоне витало непривычное, зыбкое перемирие.
Отец встретил нас на крыльце, широко улыбаясь. Его объятия были крепкими, пахли древесиной и свежескошенной травой.
— Ну наконец-то! Иди ко мне, внученька! — он бережно принял на руки сонную Тоню, а свободной рукой обнял меня. — Олеська, дочка… — в его голосе прозвучало столько облегчения, что у меня сжалось сердце. Его взгляд на Макара был настороженным, но вежливым. — Макар, здорово…
– Андреич, здравствуй. Спасибо.
– За что? - непонимающе спросил мой отчим.
– Хм… ты знаешь за что, - пожал руку моему неродному отцу и хлопнул его по спине.
Отчим непонимающе посмотрел на моего мужа, потом скосил взгляд на меня.
– За то, что всегда был добр ко мне и не смотря ни на что, принимал в своем доме. Наставлял на путь истинный. Это ценно. Особенно сейчас.
– Макар, я прожил долгую жизнь. И знаю, что брак это сложно. Это работа и порой очень тяжелая. Разойтись вы всегда успеете, а пока живы и любите друг друга, держитесь. Я вот тоже думал, всю жизнь проживу с матерью Олеси, но не вышло. Ушла она и теперь она лишь в моем сердце. А это не одно и тоже. Когда ты видишь свою любимую каждый день и знаешь, что она жива, можно сделать все что угодно.
– Андреич… - хриплым голосом произнес Макар, - я… не это хотел сказать… в общем, мне жаль. Не важно.
Мы сидели за стареньким деревянным столом и пили чай с теплыми, только из печки, пирожками с капустой. Макар сначала сидел скованно, его спина была неестественно прямой, но постепенно плечи его немного опустились.
Я наблюдала, как он следит за отчимом и Тоней. Видела, как Андреич с энтузиазмом возится с ней в песке, строит что-то и тихо смеется, не боясь испачкаться. В глазах Макара читалось удивление, словно он видел незнакомый ему ритуал.
Я знала, что ему тоже хотелось так же... без страха. Но пока, видимо, не пришло время.
Тишину нарушил скрип калитки. На участок бодро, по-хозяйски, вошла тетя Маша, соседка Андреича, с корзинкой свежих огурцов.
— Андреич, здравствуй! Несу тебе огурчиков, у меня уже пошли! Олеся! Ну, наконец-то. Я уже соскучилась по вам, — ее глаза округлились от удивления. Она перевела взгляд на Макара, и ее приветливая улыбка немного потухла, сменившись любопытством и легкой опаской. — И… Макар Артурович… Какая неожиданная встреча.
Она уселась на скамейку, приняла чашку чая и вздохнула, собираясь с мыслями, как человек, несущий в себе все новости района.
— Ну как у вас в городе? — начала она, обращаясь больше ко мне. — Спокойно хоть? А то у нас тут, в тишине-то, такие страсти порой творятся, что в городе и не снилось.
Макар замер, его пальцы застыли на ручке чашки. Он почувствовал недоброе предчувствие, я видела это по легкому напряжению в его скулах.
— Какие страсти, тетя Маша? — вежливо, но с нажимом спросил он.
Тетя Маша заерзала, поняв, что затронула опасную тему, но удержаться не смогла.
— Да про того… как его… усатого. Шторма, что ли? Который кажется, Олесь тебя похитил или я чего-то не знаю… — она мотнула головой в мою сторону, но смотреть на меня побоялась.
Я сглотнула, поняла, что даже это не укрылось от соседей моего отчима.
Воздух стал густым и сладким, как мед, и таким же вязким. Даже Тоня притихла, чувствуя смену атмосферы.
— Что с ним? — голос Макара был тихим, ровным и от этого леденяще опасным. Весь его мускульный покой мгновенно испарился, сменившись привычной собранностью хищника.
— Да в СИЗО он, голубчик, в СИЗО! — тетя Маша, не замечая грозы, понизила голос до конспиративного шепота. — После того как его взяли. Но знаете, что мой зять, он в суде работает, курьером, говорит? Говорит, дело-то шито белыми нитками. Свидетелей прямых нет. Та женщина — она умоляюще посмотрела на меня — исчезла, показаний не давала. А у него, у усатого-то, адвокаты — золотые горы сулят. Шепчутся, что могут и выпустить. Под подписку о невыезде или под залог. Недостаточность, говорят, чего-то там… доказательств.
Чашка в руках Макара не дрогнула.
Но я видела, как побелели его костяшки. Как взгляд стал острым и далеким — он уже не здесь, он уже в кабинетах, продумывает ходы, приводит в действие механизмы.
Он медленно поставил чашку на стол. Звон фарфора прозвучал оглушительно громко.
— Отпустят? — это было даже не слово, а низкое рычание, от которого по спине побежали мурашки.
— Так поговаривают… — подтвердила тетя Маша, наконец осознав, что натворила. — Соседка моя, ее племянник в полиции… ну, в общем, слухи.
Макар откинулся на спинку стула.
– Похоже не слухи, - произнес вдруг отчим и посмотрел на Макара, - что думаешь делать?
Макар шумно вздохнул и потер пальцами морщинистый лоб. Его взгляд уставился в одну точку на заборе, но я знала — он уже ведет внутренние переговоры, оценивает угрозу, составляет план. Он повернулся ко мне. Его глаза встретились с моими, и в них не было ни страха, ни паники. Была лишь абсолютная, непоколебимая уверенность и то самое обещание, которое он дал мне когда-то: «Я тебя найду. Где бы ты ни была».
Теперь это обещание было обращено к другой угрозе.
— Неважно, — тихо произнес он. Его рука непроизвольно сжалась в кулак, но голос оставался ровным. — Что бы я не сделал, результат будет один. Он никуда не выйдет. Я не позволю.