Измена. Я больше не у твоих ног

Эпилог

Прошло три месяца.

Три месяца с того дня, когда он стоял у скрипучей калитки моего детства с букетиком полевых цветов и безумным, отчаянным предложением.

Не три месяца идиллии, а три месяца трудной, кропотливой работы. Работы над собой, над доверием, над умением слышать друг друга.

Мы сходили на то самое первое свидание.

В небольшой итальянский ресторанчик, где не было хрусталя и позолоты. Но было уютно и пахло специями и свежей выпечкой. Мы говорили обо всем и ни о чем. О книгах, о фильмах, о том, как Тоня в садике учит стишок. О том, что может быть пора отправить ее к логопеду.

Мы избегали опасных тем, как саперы, обходя минные поля прошлого. Было неловко, временами напряженно, но к концу вечера мы смеялись над какой-то глупостью, и его рука ненадолго легла поверх моей.

Это был не электрический разряд былой страсти, а просто теплый и такой уютный жест.

Так началась наша новая история.

Не стремительный роман, а медленное, осторожное прорастание чего-то нового сквозь толщу старого пепла.

Мы не вернулись в наш дом. Он продал его, вместе с призраками и холодным мрамором.

Я помогала ему собирать вещи. Это было странно и болезненно — перебирать обломки нашей прежней жизни. Но он не позволял себе ни малейшего упрека или сожаления. Он просто молча упаковывал коробки, а потом нашел покупателей — молодую пару с ребенком. «Пусть они будут здесь счастливее, чем мы», — сказал он, передавая ключи.

Он снял небольшую квартиру недалеко от моего отца. Скромную, но светлую. И начал строить свой бизнес с нуля. Без громких имен и покровительства. Я видела, как он возвращается уставшим, но не опустошенным. Как он учится сам готовить ужин и с упоением читает Тоне сказки на ночь, путая интонации и делая это смешно и трогательно.

Катька Васильева исчезла из нашей жизни. Я не стала выяснять, получила ли она свои пять миллионов. Как-то раз я увидела ее в супермаркете, она делала вид, что не замечает меня. Я прошла мимо, и стало легко на душе. Эта страница была перевернута.

Лера… моя добрая подруга Лера извинялась, пыталась наладить контакт, но что-то безвозвратно сломалось. Наши пути разошлись. И я поняла, что это не потеря, а естественный отбор.

Егор Михайлович… Я случайно увидела его в городе. Он шел по улице, и с ним под руку была Ксюша. Они о чем-то спорили, лица у обоих были напряженные и несчастливые. Две раненые птицы, нашедшие друг друга не для исцеления, а чтобы клевать раны. Я отвернулась. У меня не было к нему ни злости, ни сожаления. Только тихая грусть и понимание, что его путь — это его путь. А мой — здесь.

Макар…

Макар сдержал слово. Он ушел из большой юридической корпорации, забрав с собой лишь нескольких верных клиентов, и открыл маленькую контору. Он работал много, но теперь возвращался домой не заметным, изможденным властелином, а просто уставшим мужчиной, который спешил домой. Иногда он приносил работу на дом, и мы сидели за одним столом — я с книгами по психологии (я поступила на заочное), он с документами, а Тоня рисовала рядом. Тишина была не давящей, а мирной.

Он не торопил меня. Не требовал мгновенного прощения и забытья. Наше «начало с нуля» было медленным, осторожным, как первые шаги после долгой болезни.

Мы ходили на свидания.

По-настоящему. Он забирал меня с пары, и мы шли в кино на дневной сеанс, ели попкорн и смеялись над глупыми комедиями. Или уезжали за город, бродили по лесу, молча держась за руки, словно заново учась языку прикосновений.

Однажды вечером мы сидели у отца, пили чай и смотрели, как Тоня катается на качелях. Была ранняя осень, воздух пах дымом и спелыми яблоками.

— Знаешь, о чем я думаю? — тихо сказал Макар. Он смотрел не на меня, а на дочь, и его лицо было спокойным и умиротворенным.

— О чем?

— О том, что я, наверное, самый счастливый банкрот на свете.

Я удивленно посмотрела на него.

— Банкрот?

— Ну да. Я потерял состояние в несколько миллионов. И приобрел… это, — он кивнул в сторону Тони, потом на меня, на наш маленький балкон. — И это — самое выгодное дело в моей жизни.

Он повернулся ко мне, и в его глазах светилось то, чего я не видела много лет — не собственнический огонь, а тихая, глубокая нежность.

— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо, что дала мне второй шанс. Что не выбросила на свалку истории, как бракованную вещь.

Я положила свою руку на его и переложила на большой живот, в котором жила наша вторая дочь. Его пальцы сомкнулись вокруг моих, теплые и надежные.

— Мы дали его друг другу, — так же тихо ответила я. — Мы оба начали с нуля.

Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее. Не страстно, а бережно, почти благоговейно.

— Я люблю тебя, Олеся. Не как собственность. Как человека. Как самую лучшую часть себя, которую я чуть не уничтожил.

Слезы выступили у меня на глазах, но это были слезы очищения. Горячая волна нахлынула из груди, смывая последние осколки льда.

— Я тоже люблю тебя, — выдохнула я. И впервые за долгое время эти слова не резали горло, а лились легко и свободно, наполняя все вокруг светом. — Люблю тебя таким, какой ты есть сейчас.

Мы еще не вместе. Мы не живем под одной крышей. Мы не говорим о любви. Слишком свежи шрамы, слишком громко эхо прошлых ошибок.

— Завтра поедем смотреть тот дом в пригороде? Тот, что с яблоней в саду? — спрашивает он. В его глазах нет требования, только вопрос и надежда.

Я смотрю на него, на его уставшее, но спокойное лицо. На руку, все еще лежащую на моей.

— Да, — киваю я. — Поедем.

Он улыбнулся — той самой новой, настоящей улыбкой — и обнял меня.

Наша история не закончилась хэппи-эндом. Она только началась. И я больше не боюсь перелистывать страницу. Потому что впереди — не эпилог, а самое интересное.

________________________________________________________________

________________________________________________________

Дорогие мои, сегодня у меня вышла новинка и это будет что-то необычное.

Но я уверена, что вам понравится.

Итак, встречайте.

Внимание! Мы ищем маму

https:// /shrt/sROT

– Давно воруешь? - спрашиваю сына, стараясь не психовать.

– Не очень, - бурчит Стёпка, то ли всхлипывая, то ли огрызаясь, - когда денег стало не хватать, мы с Тёмычем стали ходить… в общем… подворовывать.

– Подволовывать, - повторяет за ним маленький Артёмка и смотрит мне в глаза в ожидании одобрения.

– Тёма, - нагибаюсь и смотрю в лицо пацаненка, - воровать плохо, поэтому вы больше этим не занимаетесь. Понял меня?

Если бы несколько дней назад мне сказали, что у меня есть шестилетний сын и он живет в деревне с бабкой и дедом, я бы не поверил. И это еще меньшее из зол.

А то, что мой сын малолетний преступник, вот это… уже катастрофа.

Ну я тоже не пальцем деланный, возьмусь за воспитание отпрыска, а может и двух… как вести себя будут!

И мы еще посмотрим, кто из нас… выживет.