Измена. Я больше не у твоих ног

Глава 59.

Я стояла, глядя на него, и чувствовала, как та хрупкая надежда, что успела зародиться за последние недели, рассыпается в прах. Его признание, пусть и вырванное с болью, не принесло облегчения. Оно лишь обожгло по-новому.

— Я не могу, — повторила я, и голос мой дрогнул. — Я не могу это принять. Каждый раз, закрывая глаза, я буду видеть это. Даже если это был «всего один раз». Даже если это был «недосекс». Для меня это предательство. И я не хочу жить с этим грузом. Не хочу просыпаться рядом с тобой и гадать, а не повторится ли это снова, когда тебе снова покажется, что «давно не было гребаного секса».

Макар не стал спорить.

Он не стал умолять или оправдываться. Он просто смотрел на меня, и в его глазах читалось горькое понимание. Он сам загнал себя в эту ловушку, и теперь расплачивался.

— Хорошо, — тихо сказал он. Голос его был пустым. — Уезжай. К отцу. Возьми Тоню. Бери все, что хочешь. Машину, деньги...

— Мне ничего от тебя не нужно, — перебила я его. — Только наши вещи. И дочь.

Он кивнул, отвернулся и прошел в кабинет, закрыв за собой дверь.

Больше мы не разговаривали.

Через час я, собрав два чемодана и разбудив удивленную Тоню, уже сидела в такси. Мы уезжали из нашего идеального дома, оставляя позади его холодные стены и призрак ошибки, которая все разрушила.

***

Неделя в доме отчима пролетела в странном оцепенении. Василий Андреевич не задавал лишних вопросов, просто был рядом, кормил нас своими пирожками и чинил калитку, которая снова начала скрипеть. Тоня сначала скучала по отцу, по своей комнате, но потом привыкла к новому распорядку, к запаху старого дома и огорода.

Я пыталась строить планы.

Искать работу, думать о будущем. Но все мысли возвращались к нему. К его усталому лицу в тот последний разговор. К тому, как он сражался за нас, ломал себя. И к тому, как одним признанием все разрушил.

Как же так получилось? Почему он не сказал правду сразу? Гордость? Глупость? Страх?

Вопросы крутились в голове, не давая покоя.

И вот, ровно через неделю, во двор въехал знакомый черный внедорожник.

Из машины вышел Макар. Он выглядел... другим. Без дорогого костюма, в простых джинсах и свитере, лицо осунувшееся, но спокойное. В руках он держал не папку с документами, а небольшой букет скромных полевых цветов и коробку с игрушкой для Тони.

Он не пошел к дому. А лишь остановился у калитки, словно ожидая разрешения войти на чужую территорию.

Сердце ушло в пятки. Я вышла на крыльцо, машинально вытирая руки о фартук.

— Мама, папа плиехал! — обрадовалась Тоня, игравшая в песочнице, и бросилась к нему.

Он подхватил ее, крепко обнял, что-то шепнул на ухо, и она, сияя, побежала показывать новую куклу деду.

Потом он подошел ко мне. Неловко протянул цветы.

— Это тебе. Просто так.

Я молча взяла их.

— Я не прошу прощения снова, — начал он, глядя куда-то мне в плечо. — Все слова уже сказаны. И я понимаю, если ты не захочешь меня слушать.

Он сделал паузу, подбирая слова.

— Я не приехал уговаривать тебя вернуться. Я приехал... предложить. Предложить начать все заново. С самого начала. С нуля.

Я смотрела на него, не понимая.

— Что это значит? — наконец выдохнула я.

— Это значит... — он наконец поднял на меня взгляд, и в его глазах была решимость. — Это значит, что мы не возвращаемся в тот дом. Мы продаем его. Это значит, что я нахожу новую работу. Может, открою свою небольшую фирму. Без всей этой показухи и давления. Это значит, что мы ищем обычную квартиру. Такую, какую ты сама захочешь. И... это значит, что мы знакомимся заново. Я ухаживаю за тобой. Как в первый раз. Мы ходим на свидания. Я добиваюсь тебя. Ты имеешь полное право говорить «нет» и гнать меня прочь. Я приму любой твой ответ. Но я хочу попробовать. Попробовать стать тем, кем должен был быть. Не хозяином. А мужем. Не собственником. А любящим человеком. Дать тебе и нашим дочкам не богатство, а счастье. Настоящее. Без лжи. Без полуправды. Если, конечно… ты дашь мне этот шанс.

Он говорил тихо, но четко.

Это не был порыв отчаяния. Это был продуманный, выстраданный план.

Макар предлагал не просто вернуть все как было. Он предлагал снести старый, прогнивший фундамент и построить новый. С нуля.

Я смотрела на него — на этого сильного, гордого мужчину, который готов был добровольно отказаться от всего, что строил годами, ради призрачного шанса все исправить.

Который готов был снова стать ухаживающим мальчиком, а не властным повелителем.

Слезы выступили на глазах.

Это были не слезы боли или обиды. Это были слезы той самой хрупкой, но уже не угасающей надежды.

— С нуля? — переспросила я, и голос мой дрогнул.

— С самого начала, — твердо подтвердил он. — Первое свидание — завтра. Если ты согласна? Олесь, ты пойдешь со мной на свидание?

Я посмотрела на Тоню, которая с восторгом показывала деду свою новую куклу. Посмотрела на этот старый, уютный дом. Потом снова на своего мужа.

И кивнула.

— Хорошо. Давай попробуем. С нуля.

Он не стал обнимать меня или целовать.

Он просто улыбнулся — по-настоящему, по-новому. И в этой улыбке было больше обещаний, чем в тысячах клятв.

Он развернулся и пошел к машине, оставляя мне пространство для решения. Оставляя за мной право выбора.

А я стояла на крыльце с букетиком полевых цветов и понимала, что самый трудный путь — путь исправления — он выбрал сам. И приглашал меня пройти его вместе. Уже не как пленницу, а как спутницу. И это стоило того, чтобы попробовать.

Еще раз.

С нуля.

С самого начала.

Когда любовь только-только зарождалась.