Измена. Я больше не у твоих ног

Глава 55.

Возвращение в наш дом после тишины и просторов отцовского участка было похоже на погружение в аквариум — все то же самое, но дышать стало тяжелее. Стены, которые утром казались чуть менее давящими, снова сомкнулись вокруг меня.

Макар помог донести спящую Тоню до ее комнаты, уложил, поправил одеяло. Его движения были точными, но без прежней жесткости. В них чувствовалась сосредоточенная осторожность.

Он задержался в дверях, глядя на меня. В его глазах боролись две привычки — старой, приказать и контролировать, и новой, той, что только начала проклевываться сегодня.

— Мне нужно отъехать, — сказал он наконец, голос низкий, без эмоций. — Решить кое-какой вопрос.

Я лишь кивнула, прекрасно понимая, какой именно вопрос. Вопрос по имени Шторм.

— Я… вернусь не поздно, — он произнес это как-то неуверенно, будто пробуя новую роль на вкус.

— Хорошо, — тихо ответила я. — Мы будем дома.

Он ушел, и тишина в доме стала абсолютной.

Я прошлась по комнатам, прикасаясь к знакомым предметам, пытаясь поймать то зыбкое чувство надежды, что возникло днем. Но его вытесняла тревога. Тревога за Макара, за то, что он может сделать. И тревога за нас. Шторм был слишком опасным человеком, бандитом. А Макар всего лишь адвокат, пускай и известный на всю страну.

Я готовила ужин на кухне, когда услышала звук ключа в замке. Сердце екнуло — он вернулся так быстро? Но шаги, зазвучавшие в прихожей, были легкими, быстрыми, женскими. Холодный ужас сковал меня, еще до того, как я услышала ее голос.

— Тонечка? Внученька, ты где? Бабушка пришла!

Татьяна Антоновна прошла в гостиную, не снимая пальто. Ее взгляд скользнул по мне, оценивающий, холодный, и прошел дальше, будто я была частью интерьера.

Тоня, услышав бабушку, с радостным визгом выбежала из своей комнаты.

— Бабуля!

— Ах ты моя хорошая! — свекровь присела, обняла ее, но ее глаза оставались серьезными. — Соскучилась по бабушке? По папе соскучилась? Он тут один, бедненький, а мама… — она бросила на меня быстрый, ядовитый взгляд, — мама плохая.

– Мама холосая, - ответил мой ребенок.

– Хорошие мамы, не бросают пап. Не хотят от них уйти. А твоя мама хочет, чтобы ты росла без папы.

У меня перехватило дыхание.

Казалось, пол уходит из-под ног.

Я замерла у плиты, не в силах пошевелиться, сжимая в руке половник так, что пальцы онемели.

Тоня отстранилась, ее маленькое личико сморщилось от непонимания.

— Мама? Блосить папу? Неплавда!

— Ах, детка, бабушка никогда не врет, — голос Татьяны Антоновны стал сладким, ядовитым. — Мама уже пыталась уйти. Убежала от нас с папой. Хотела тебя с собой забрать, спрятать. Папа так плакал… Он же тебя так любит. А мама — нет. Мама хочет разрушить нашу семью.

— Перестаньте, — выдохнула я, наконец найдя в себе силы говорить. Голос мой дрожал и звучал чужим. — Перестаньте ей это говорить. Сию секунду.

Татьяна Антоновна поднялась, ее лицо исказила гримаса праведного гнева.

— А что, неправда? Разве ты не сбежала? Не ты хотела лишить моего сына дочери? Я просто открываю ребенку глаза. Чтобы она знала, какая у нее мать. Эгоистка. Разлучница.

Тоня смотрела то на меня, то на бабушку. В ее больших глазах плескался ужас и непонимание. Нижняя губка задрожала.

— Мама… это плавда? Ты хотела блосить папу?

Ко мне подкатила тошнота.

Я сделала шаг к дочери, но она инстинктивно отпрянула к бабушке. Этот маленький жест вонзился в сердце острее любого ножа.

— Тонечка, родная, это не так… — я попыталась найти слова, простые и честные, но в голове была пустота и боль. — Мы с папой… у нас были проблемы. Но я никогда не хотела бросать тебя. Никогда.

— Но папу хотела! — парировала свекровь, гладя Тоню по голове. — Видишь, она сама призналась. Хотела уйти от твоего папы. Сделать тебя сиротой.

— Уходите, — прошипела я, обращаясь к ней. Вся дрожь куда-то ушла, остался только ледяной гнев. — Уходите из моего дома. Сию секунду.

— Твой дом? — она фыркнула. — Это дом моего сына. А значит, хозяйка здесь я и буду находится здесь столько сколько захочу. И буду говорить со своей внучкой то, что считаю нужным.

В этот момент зазвонил домофон. Резкий, пронзительный звук разрезал напряженную тишину. Мы все вздрогнули. На табло загорелось изображение Макара. Он был уже у ворот.

Лицо Татьяны Антоновны на мгновение дрогнуло, в глазах мелькнула неуверенность, но она быстро взяла себя в руки.

— Ну что ж, отлично. Пусть сын посмотрит, в какой атмосфере растет его дочь. Как ее мать выгоняет его собственную мать.

Я не стала с ней спорить.

Я подошла к панели и нажала кнопку, открывая ворота. Сердце бешено колотилось. Что я скажу ему? Как объясню этот кошмар?

Через пару минут в дверях возникла его высокая фигура.

Он снял пальто, его взгляд скользнул по мне, по его матери, замершей с театрально-скорбным видом, и остановился на Тоне, которая, всхлипывая, прижималась к ногам бабушки.

— Что здесь происходит? — его голос был строгим и очень усталым.

— Макар, сынок, наконец-то! — свекровь сделала к нему шаг, но он прошел мимо, прямо к Тоне.

Он присел перед дочерью, не обращая внимания ни на кого.

— Что случилось, принцесса? Почему плачешь?

— Папа… — она всхлипнула. — Бабушка сказала… что мама хотела блосить нас и уйти. Это плавда?

Макар замер.

Он медленно поднял голову и посмотрел на свою мать. В его глазах было столько ярости, что казалось она выплескивалась словно лава из жерла вулкана.

— Мама, — произнес он тихо. — Ты с ума, бля.. сошла?