Измена. Я больше не у твоих ног

Глава 56.

Тишина, последовавшая за его словами, была оглушительной. Даже Тоня перестала всхлипывать, завороженно глядя на отца. Татьяна Антоновна побледнела так, что ее загар стал отдавать серым. Она отступила на шаг, будто он ее ударил.

— Макар? Сынок, ты что это… Я же только… — она замялась, ища опоры взглядом, но натыкаясь лишь на ледяную стену его гнева.

— Ты только что назвала мою жену разлучницей при моей дочери, — его голос был тихим, но каждое слово падало, как увесистый камень. — Ты намеренно напугала ребенка. Ты вложила в ее голову гадость, от которой ей, возможно, теперь не оправиться. Ты перешла все границы, мама. Всё!

— Но она же… — свекровь попыталась было указать на меня, но он резко перебил ее.

— Она – моя жена. Мать моих детей. И то, что происходит между нами – это НАШЕ дело. Твое мнение меня больше не интересует. Твои советы – тоже. Ты отравила достаточно крови. И моей, и её, — он кивнул в мою сторону. – Хватит. Довольно. Наелся по самые гланды.

Он выпрямился, и его рост вдруг снова стал давящим, но на этот раз – не для меня.

— Я просил тебя не вмешиваться. Ты не послушалась. Теперь – я не прошу, а приказываю. Уходи. И не возвращайся, пока я тебя не позову.

Татьяна Антоновна замерла в немом изумлении. Казалось, она не верила своим ушам.

— Ты выгоняешь меня? Собственную мать? Из-за нее? – ее голос дрогнул, в нем зазвучали нотки старческой беспомощности, но Макар оставался непреклонен.

— Я защищаю свою семью. От тебя в том числе. Уходи, мама. Сейчас.

Он не кричал.

Не угрожал.

Он просто констатировал.

И в этой тихой, леденящей уверенности было столько силы, что у нее, наконец, сникли плечи. Она молча, не глядя ни на кого, взяла свою сумочку и, не надевая пальто, пошла к выходу. Дверь за ней закрылась с тихим щелчком.

В доме снова воцарилась тишина.

Макар стоял, тяжело дыша, сжав кулаки до белых костяшек. Потом он снова присел перед Тоней.

— Принцесса моя, слушай меня внимательно, — его голос стал мягче, но оставался серьезным. — Бабушка… ошиблась. Она сказала неправду. Мама тебя никогда не бросит. И меня не бросала. Мы с мамой… мы поссорились. Понимаешь, малыш, взрослые иногда ссорятся. Но мы друг друга любим. И тебя любим. Очень. Больше всего на свете. Ты наше самое главное счастье.

Тоня смотрела на него широко раскрытыми, полными слез глазами.

— Плавда? - прошептала дрожащим голосом.

— Правда, — твердо сказал он. — И бабушке я запретил говорить такие вещи. Она больше не будет.

Макар обнял дочь, прижал к себе и поцеловал ее в макушку. Тоня обвила его шею ручками и захлюпала носом, но теперь это были слезы облегчения.

Я стояла, прислонившись к косяку, и не могла сдержать дрожи. Все внутри переворачивалось от бури эмоций – шока, благодарности, страха.

Макар поднялся с дочерью на руках и повернулся ко мне.

— Прости, — сказал он просто. — Это больше не повторится. Я обещаю.

Он прошел в гостиную, сел с Тоней на диван, усадил ее на колени. Погладил по растрепавшимся волосам.

— Давай-ка так, — сказал он, и в его голосе появились несвойственные ему мягкие, объясняющие нотки. — Мама – она самая добрая и самая лучшая. Она печет тебе блины, читает сказки, гуляет с тобой. Да?

Тоня кивнула, утирая кулачком слезы.

— А папа… папа много работает. И иногда бывает строгим. Но он тебя любит. И маму тоже любит. Мы – семья. И никто, слышишь, никто не имеет права говорить тебе плохо о маме. Никто. Ни бабушка, никто другой. Если кто-то скажет – ты сразу беги ко мне, и всё всё всё рассказывай. Хорошо?

— Холосо, — прошептала она.

— И запомни, мама никуда от нас не денется. Мы все всегда будем вместе.

Он говорил с ней, как со взрослой, объясняя, успокаивая. И я видела, как напряженные плечики Тони понемногу расслаблялись, а дыхание становилось ровнее.

Потом он посмотрел на меня.

— Олеся, подойди к нам.

Я поджала губы, подошла и села рядом. Он неловко, одной рукой, обнял и меня, притянул к себе. Мы сидели втроем на диване – он, я и наша дочь, прижавшись к нам обоим. Это было неловко, ново и бесконечно хрупко.

— Видишь? – тихо сказал он Тоне. – Мы все тут. Вместе. И у нас всё хорошо.

Тоня кивнула и наконец уткнулась носом ему в плечо, посасывая пальчик – давно забытая привычка раннего детства, которая возвращалась в моменты сильного стресса.

Мы сидели так молча, и постепенно ледяная пустота в моей груди начала заполняться теплом.

Он сражался. Не со мной, а за нас. И впервые за долгие годы это давало не призрачную, а вполне осязаемую надежду.

Простить Макара за то, что произошло между нами несколько недель назад, я всё ещё не могла. Да и не хотела. Мне было больно, сердце сжималось от предательства, которое он нанёс нашей семье.